Читать книгу Кастинг. Инициация Персефоны - Владимир Буров - Страница 8

Часть первая
Глава 6
Ван Гог

Оглавление

– На пирамиду Майя – будете там в качестве юного Монтесумы приносить носителей жизни, да:

– По пятницам-м!

– Неужели нет ничего такого простого, как снимать советские фильмы?

– Есть.

– Скажите, пожалуйста, что?!

– Я уже ответил вам на этот вопрос.

– Приносить в жертву этих, как их, зрителей?

– У вас голова работает, а то зря жалуетесь:


– Вот что ни прочту – ни хрена не помню. – В этом нет ничего страшного, также делал ваш любимый Ван Гог:

– Встанет вместе, точнее чуть раньше солнца, и бац себя по лбу:

– Опять забыл всё то хорошее, что мне сегодня приснилось ночью! – и мольбертум на зад, чтобы подгонял, как сонную скотину на пастбище, туды-твою:

– На плэнэр, трепещущий фиолетовыми листьями, на шуршащую меж черных воронов золотистую пшеницу:

– Они летают, а она все равно растет, хотя и боится:


– Не дадут ведь все равно отвезти на рынок, ибо там:

– А у нас все места заняты-ы!

– Так что, – продолжал НН, – делать вам ничего и не придется.

– Будете только номерки таскать у фраеров ушастых? – я вас правильно поняла? – Мотя.

– На это у меня уже есть помощники, как говорится: от трех до пяти и больше. Будешь пока что варить мне завтрак.

– Да? Хорошо, вы что хорошего любите, Стейк по-Флорентийски, или Котлеты по-Киевски?

– Нет.


– Может тогда эти, знаменитые грибочки кокот, раковые шейки, незатейливо переложенные красной икрой?

– Почему красной, а не как в лучших домах Ландона, черной?

– Подорожала сильно.

– Почему?

– Пока сами не можем понять почему, вроде, да, воруют, но это давно известно, а почему всё равно всё дорожает, значит есть еще что-то, более важное, чем воровство.

– Да, действительно, привыкли, а толку уже и от этого – никакого.


– Ну, значится, так и решили: будешь пока что мне здесь полы мыть, чтобы пыли меньше было, – сказал НН, поднимая лапы, и ставя их на фиолетовый американский ковер с небольшим желтым оттенком, переходящим кое-где в розовый, а у самого камина – в голубой, как ясное небо.

– Дело в том, мессир, что у меня есть скрытый микрофон под этой кроватью-диваном.

– Что это значит?

– Я все ходы записываю.

– Да?

– Включить рипит ит, плииз?


– Спасибо, верю. Просто из головы вылетело, что вы режиссер с советским уклоном: пока не стукнешь на кого-нибудь – ни за что не назначат. Это как пароль:

– Тук-тук?

– Да, заходите – подписано.

– Думаю, сэр, вы всё-таки неправы, потому что у нас – как у Всех, и всё отличие в том, что:

– Это – держится в тайне-е.

– А именно?

– Надо обязательно дать.

– Взятку?

– Деньги не берут – только натурой, против нее нет закона. И это плохо. И знаете почему?

– Почему?

– Не все добрые леди в это, приятное во многих отношения занятие, могут поверить.

– Почему?

– Так не было официальной отмашки, что, мол, можете, как в Голливуде:


– И вы использовать позу летчика.

– Без отмашки не получается.

– Да. Точнее, нет, у некоторых получается, но ясно – не у всех. Одна намедни лет пятьдесят назад даже под поезд бросились, а то всё пела:

– Приходите Завтра, а?


– Люди не понимают, – сказал он, – что после семнадцатого года напрочь отменили привычку понимать, что люди здесь, на Земле, не самые главные, ну они и прут, как быки на матадора, которым и является в данном случае режиссер. И да: ты полы помыла, а то я боюсь иногда микробной эманации. Как говорится:


– Не так страшны микробы, как их предвидение. – Как и подписался Винсент Ван Гог на всех своих картинах. А вы, дорогая моя, по сути обвинили всё телевидение, что они:


– Едят одни тока-а мик-роб-ы-ы. – Само их мясо, имеется в виду, эманацию, всё самое вкусное, как сказал Фейербах – выбрасывают из списка отдела кадров.

Так на чем мы остановились, вы записывали?


– Да, – ответила Мотя, – вы меня назначили этой, как ее, директором вашего кабака.

– Он называется Пабло Пикассо?

– Нет.

– Клод Моне?

– Нет.

– Тогда ясно: Ван Гог.

– Верна-а. Значит, будем кормить людей не просто так, а с:

– Эманацией. – Подадим Котлету по-Киевски, а скажем:

– Флорентийский стейк был очень вкусным?


И будет вам, как написано:

– По барабану, что есть: Бараний Бок или Пельмени в Горшочке со сметаной и томатным соусом, а Фляки Господарские заменим на только что пойманные:

– Цыплята Табака. – С чесночным соусом и разбавленным лимонным соком для рук.


Мотя радостная пошла-поехала, пока что, правда, не на трамвае в Ван Гога, а там уже есть, как было сказано при встрече:

– Это наша Компьютерная Сеть.

– К-компьютер-ная? – переспросила Мотя.

– Вы плохо слышите? Я сказала Кулинарная, а сеть да, у нас именно:

– Сеть, – и более того в доле с, – и леди с лицом Принцессы Монако, показала пальцем:

– Вверх.

Мотя не нашлась, что еще спросить, кроме, как:

– Что вы для Них готовите?

– Для Них у нас специальный банкетный зальчик.

– Зайчик?

– Не зайчик, зайчик, а зал, зал-ь-чик-к с Их любимыми Гамбургерами Черного Билла, чей дядя, кажется, изобрел и эту, что вы назвали:

– Большую Компьютерную Сеть.


– Дак, эта, меня назначили сюда директоршей, – промяукала Мотя.

– Этого не может быть, так как не может быть никогда! – ответила эта пресловутая Грейс Келли. – Мне, – она показала пальцем себе на высокую прическу над – слегка, но менее – высоким лбом – конкурентши нэ нужны!

– Но меня назначили.


– Опять она завела свою пластинку, – КК – Кулинарная Сеть обвела своей лапой нарядных официантов и некоторых официанток, занимающихся систематической сервировкой столов, и даже кивнула на подглядывающих через не полностью закрашенную картинами Ван Гога прозрачную стену потенциальных поваров во главе с их шефом, которым и был, первоначально принятый за самого НН, почти двухметровый, как сказал бы, но он еще до сих пор этого не сделал – пропустим его имя, чтобы не частить:


– Это – мой шеф-повар. – Или даже:

– Это мой повар, М… В… Гена. – Шутка, конечно, Слава. Слава, так сказать всему, что он не готовит сам, но отдает тем не менее:

– Другим на съедение.


– Послушайте, Славик, – позвала Мотя, заметив через кухонный перископ его чуть насмешливые глазки, – кам хирэ, плииз.

Да таким голосом, как будто не наниматься пришла в посудомойщицы, как ташкентско-узбекский простой пролетариат с навыками приготовления мантов-пантов, а будто бы ее пришли снимать с работы ни за что, после пятилетнего здесь стажа, а она:

– Не хочет з ним раззтаваться. – Думает:

– Это, как их собственный-й! – Дом на Рублевке, или что у них есть еще там на Рижском шоссе с улицей Кой Кого в придачу.


Леди Грейс с воем сирены, заподозрившей, наконец, что Одиссей прорвался-таки через ограду города Царицына, бросилась почти в объятия иво почти брату со словами:

– Господин Склифосовский! – Они хочут наз охграбить.


Но услышала в ответ простое человеческое, нет не спасибо, да, и тем более, благодарю вас:

– Нет, – а:

– Да, всё уже согласовано на самом верху, – и тоже, как партийное приветствие, поднял вверх указательный палец.

– Да-а?

– Да.

Она хотела спросить про, каков будет их процент, но решила сразу взять быка, а точнее, козу за рога и в стойло, но только улыбнулась простой человеческой улыбкой, от которой не только Многие, но и Некоторые падали на колени с просьбой, отправить их или в Америку:


– Открывать ее, – или в Австралию, но уже только за тем, чтобы крикнуть, аж до самой Венеры, ползущей как муха по стеклу в Шапке Владимира Войнича, через всё Солнце:

– Я ни-че-го-не-зн-аю! – И на этом надо было закончить.

Но она тем не менее спросила:

– В нашем контракте уже записано, кто кого первым должен приветствовать?

– Вы меня спрашиваете? – Склифосовский хотел интуитивно уклониться от прямого ответа. Или, по крайней мере, оттянуть его развязку.


– Когда я снимал свой последний фильм Битва за русскую Трою город Царицын в 18-м году и даже чуть позже, – я объяснил это наступление-отступление, как:

– Компромиссум.

– К-как?

– Вот, пажалте взглянуть, – и Ми – почему-то некоторые близкие его так звали – вынул лист гербовой бумаги, – где вы сами запишите ваше решение. И кстати, вот черновик: – он вынул простой уже лист А4 – по понедельникам, средам и пятницам, вы отдаете ей честь, а по вторникам, четвергам и субботам:

– Вы ей.

– Опять я ей?

– Нет, конечно, а как раз наоборот.


– По воскресеньям, я так поняла, мы вынуждены будем заниматься одним из двух возможных единоборств?

– Борьбой или боксом, – умно вставила Мотя.

– Не обязательно, – сказал Ми, – вы можете просто не ходить в этот день в ресторан.

– Нет, мы лучше будем драться.

– Я согласна.

– Я тоже.

– У нас когда воскресенье? Завтра?

– Послезавтра.

– Ну, хорошо, я успею подготовиться.

– Я – нет.

– В этом нет ничего плохого, – сказала Леди Грейс, – я буду просто бить тебя, так сказать:

– Сдачи не надо.


– Спасибо, – сказала Мотя, – уж лучше вы полежите в это воскресенье дома. И провела – без приглашения – Переднюю Подножку в прямо заданном направлении, именно так, чтобы на первых порах не сломался ни один стол и не больше двух стульев.

Так и вышло. Грейс не сказала ни одного слова против, а только попросила Мотю сказать своё, и Мотя не растерялась, как артист, который всегда привык слушать суфлера:

– За вами остался ваш выстрел, миледи.

Вы всегда вольны применить его, или:

– Отказаться. – Это последнее слово было произнесено только про себя.


Медиум:

Тетя говорит своей собаке, которую иногда заменяет Германн:

– Кусай меня за пятку, – если я буду говорить не по существу.

– А именно? Когда вы будете тянуть резину, как подкупленный судья на международном матче в его финале:

– Да? То есть, как бы?

– Да, мой друг, именно так.


Медиум:

Бросьте всё и идете за мной. Это значит, у вас меньше времени, чем у Луны, чтобы превратиться в Месяц, меньше одной ее фазы, меньше одного Дня и одной Ночи, меньше ночи, вы не успеете даже пожарить котлеты, чтобы не опоздать – остановите их приготовление, и бегите, если успеете, потому что кажется:

– Успеть можно всегда – нет, вы забудете даже про себя.


Дома Дима, как он просил называть себя в дружеской обстановке, сказал Моте, чтобы:

– Так больше не делала.

Люди это по большей части интеллигентные, и проводить Заднюю Подсечку им не только не желательно, но и вообще не надо. И знаете почему?

– Почему? Тем более, это была не Задняя, а Передняя, и не Подсечка, а Подножка – меня муж-электрик научил. Он так делает, когда его достают. А за что?! Говорят, что зря дал:

– Не всем. – Ну и – Как Все – научился на старости лет Дзю До. Как видите: получается.


– В следующий раз придется все переделывать заново. И знаете почему?

– Почему?

– Вы подрываете мой престиж. Так как я живу здесь…

– Простите, что перебиваю, один в семи комнатах.

– Не надо говорить то, чего вы не видите, – и тут же хлопнул в ладоши, но никто не вышел на его, так сказать, свист. – Чуть не забыл, – Ди хлопнул себя ладошкой по лбу, – я их отправил в командировку На Край Света, дела, знаете ли, есть. Да – есть. Но если вы настаиваете, я могу позвать кого-нибудь ужасного. – И действительно, за третьей дверью поскреблись.

– Точно, Кот уже здесь. Вы видели, как он прошел?

– Нет.

– Точно?


– Абсолютно.

– Вот, а ты говоришь, никого здесь нет. Поэтому, давай повторим заново сцену в ресторане.

– Вы и я? Не знаю, получится ли у меня провести вам подхват, у вас 100? Я еще не закончила предложение, сто шестьдесят – еще не всё – сто шестьдесят девять.

– Восемь.

– Я не подлезу под вам – вас.

– Ты забыла, что мы отрабатываем обратную ситуэйшен.

– Хорошо, значит, я вижу эту Грейс Келли и говорю:

– Здрасте – пожалуйста, и сюда приперлась! – Так?

– Нет.


– А как? Они вложили триста миллионов, чтобы мне разговаривать с ними культурно, придется просить мужа снять деньги с книжки.

– З-с-книжки?

– Да, он написал триллер, а не блокбастер, как думал, ибо до такого не додумался бы даже Крестный Отец, и прибыль планируется где-то в этом разрезе. Продавать будут на всех шести ама-зоно-вских языках, кроме русского. И что наиболее интересно:

– Даже в Японии будут продавать, а в России:

– Нет. – Почему, спрашивается?


– Почему?

– Здесь никого не учат считать. Прошу прощенья:

– Чи-та-ть-ь.

– Если бабки есть – вложитесь и разговаривайте культурно, чего проще.

– Так, деньги у Всех есть, как вложить в прибыльное дело непонятно, чтобы его зарей… не зарейдо… не внесли во внеочередной список рейдерских захватов.

Именно поэтому я изучала Захваты Дзю До.

– Неужели никого нельзя Подвинуть в этой Кулинарной Сети?

– А кого? Если с одной стороны Они, а с другой:


– Их государство.

– Как говорится: мы говорим Партия, а в виду:

– Парк Юрского Периода – местного производства.

Поэтому. Поэтому, если не грохнуть Лиоза – всё равно ничего не получится.

– Он ключевая фигура в этом бизнесе? – спросил Ди, что переводится, как Два, а два это – НН. Поэтому здесь, дело шутками не закончится. Грохнут его все равно.

Тем более, что эпопея с масло закончилась полным его разлитием.


Кстати замечу для тех, кто не забыл, что в слове Аннушка:

– Два – Ди – НН – а зачем, если бы и с одним было ясно:

– Она тока ключница, и патологически никогда не сможет выйди замуж, не только за Лопахина, как будущего долларового миллиардера, но даже за Молчановского со всеми его Смоктуновскими в виде прислуги на его матчах со Сборной.

– Она у него, значится, в прислугах?

– Наоборот.

– Да? Тогда я ничего не понял, Верлиока.

– Ты сам сказал:

– Очевидно, что и у нее два: НН. NN – помните, как сказал Александр Сергеевич?

– Приедет и осудит?

– Более, намного более морфо-логично:


– Носы у всех станут намного длиннее и повиснут, как коромысла в дымном иво воздухе.

Кастинг. Инициация Персефоны

Подняться наверх