Читать книгу Прометей - Владимир Гелиевич Хохлов - Страница 19

«Пустыня – это испытание для правоверных» … Мысль как испорченная пластинка возвращалась к своему началу снова и снова. И откуда она возникла? Где-то он ее слышал, а может, читал в военной брошюре – памятке о местных обычаях? К концу дня, Билл понял, что совершил ошибку, сразу отправившись в противоположную сторону от места взрыва ядерного заряда. Карты сгорели в их машине вследствие прямого попадания мины. И поэтому, уходя дальше от территории, подвергающейся возможному радиоактивному заражению, ему приходилось двигаться вслепую.

Хотя сержант и знал, что пешим по пустыне передвигаться лучше ночью, но особого выбора у него не было. Жаркий день закончился и, хотя его клонило ко сну, Билл не давал себе расслабится. Ночью в это время было довольно прохладно, но пусть лучше холод, чем отупляющая сводящая с ума жара. Билл как автомат переставлял ноги, и шел вперед. В пустыне как в лесу, нужно знать направление, иначе сделав гигантский крюк можно оказаться на месте, откуда начал – такова человеческая природа. Луны не было, зато были хорошо видны звезды. В небе пустыни – облака редкие гости. И если нет ветра, поднимающего песок, то звезды видны очень хорошо. Полярная звезда – лучший ориентир для направления на север, куда он и направлялся, стараясь идти прямо. Как только Билл поднимался на гребень бархана, он оглядывал округи и смотрел на цепочку следов, оставленную им, если следы были относительно прямые, Билл поворачивался и продолжал движение, если видел, что было отклонение, – старался корректировать свой курс. Но ночью это не очень работало, по той простой причине, что было темно и следы разглядеть было просто невозможно.

«Пустыня – это испытание для правоверных» … – Нет, это становится невозможным на зубах хрустел песок. Сержант, в который раз достал последнюю пол-литровую фляжку, посмотрел на нее и положил обратно. Это был его крайний случай. Вода, что булькала на дне была последней и выпить ее нужно было, когда сил уже не останется. Но все дело в том, что сил уже не было, и все же Билл убрал фляжку обратно на пояс, затем подумав перецепил ее на ленту рюкзака, так ее сложнее будет достать и соблазн, хоть от части уйдет.

Спускаясь с очередного бархана, он заметил в тусклом свете звезд что серость пустыни сменилась на черноту какой-то полосы, пересекающей ее северо- востока, на юго-запад. Билл направился к этой неясной темнеющей полоске, и вскоре нога его ступила на небольшое скальное основание, выступающее из песка. Такие скальные полоски он уже несколько раз встречал на своем пути. Он присмотрелся, стараясь различить над горизонтом признаки поднимающейся зари, затем поднял левую руку к глазам и посмотрел на часы. Стрелки часов, кончики которых слабо светились, показывали два часа ночи. Всего два часа ночи! Сержанту очень хотелось выругаться, но сил не оставалось даже на это нехитрое действо. Его организм умолял, кричал; – приляг, отдохни, всего десять пятнадцать минут и можно двигаться дальше.

–Еще четыре часа! – Билл, сам не понял почему сказал это в слух, голос был хриплый, горло садануло неприятным, даже болезненным ощущением, словно внутри была наждачная бумага. Рука Сержанта потянулась к замку нагрудной перемычки, чтобы расстегнуть ее и снять ненавистный рюкзак, но сжав зубы он заставил себя ступить на скальник и двинутся дальше.

Идти стало немного легче. Не было того неприятного ощущения, словно идешь по бесконечному куску поролона. Единственное неудобство, это то, что он стал часто запинаться о небольшие выступы и неровности. Спустя очередную вечность монотонного шага, Билл поднял голову и отыскал взглядом полярную звезду. Как ни старался, он не мог ее найти, он вообще не видел звезд. Глаза застилала какая-то серая пелена. Сержант опустил голову все так же монотонно шагая. Он вдруг заметил, что перестал запинаться, а под ногами раздавался характерный хруст, который напоминал что-то до боли знакомое. Но вот, что он напоминал? Билл прислушивался к новому звуку под ногами и пытался вспомнить. Наконец его осенило; – это звук гравия, которым тетя Полли, живущая за городом в своем доме, посыпала дорожку, ведущую через ее газон. Билл остановился и попытался осмотреться. Серая пелена все так же застила его глаза, но все же он рассмотрел, что стоит на дороге. Дорога была не широка, даже можно сказать узка, но это была нестоящая дорога, как и положено с двумя небольшими колеями. А если есть колеи, значит по ней ездит транспорт. Но куда он идет по этой дороге? Этот нехитрый вопрос окончательно поставил в тупик, перегруженный мозг сержанта Билла Хопкинса. Его взгляд наткнулся на какое-то темное пятно. Сержант подошел поближе похрустывая жалким подобием гравия и увидел валун размером с крупную собаку. Он и походил на собаку, решившую вздремнуть прямо на обочине дороги. Сержант подумал, что он ничуть не хуже и решительно расстегнул застежку на грудной перемычке. Он отвел руки назад и армейский рюкзак легко соскользнул с его спины, словно давно ждал этого момента. Билл повалился следом. Некоторое время он лежал, наслаждаясь отдыхом, но мозг его точила мысль о воде. Билл с трудом приподнялся на локоть, и нащупав рюкзак отстегнул от него фляжку.

Вода была теплая и сержант решил выпить половину, но удержаться не смог и в пару тройку глотков опустошил всю фляжку. Он конечно не напился, лишь раззадорил свой организм, который просил еще воды, но воды больше не было. Билл принял эту мысль с каким-то вялым спокойствием. Он приподнял рюкзак и прислонил его к валуну. Затем развернулся и привалившись спиной к рюкзаку, посмотрел на ночное небо. Ему показалось, что где-то с боку розовеет полоска утренней зари. Билл подумал, что нужно достать из рюкзака кусок деревяшки с заостренным концом. Ее он приготовил как раз на случай привала, что бы после отдыха определить направление откуда пришел. Но все дело в том, что Билл не помнил это направление, он шел на север, однако теперь сбился. Эмоций по этому поводу сержант не испытал абсолютно никаких. Ему было все равно. С этой пустой мыслью он отправил свое пустое сознание в пустоту забытья.

Комья ледяного снега лежали вокруг. Он пытался взять их в рот и видел, как его детская рука в вязанной перчатке берет его и подносит ко рту, но перчатка растворилась, и снег стал похож на грязный сухой песок. Он оглянулся, на белоснежные сугробы словно набегала тень, затем тень отступила и сугробы превратились в барханы. Холод отступил, стало тепло. Становилось все теплее и теплее, затем пришел жар. Барханы стали раскаляться. Зловещий красноватый свет заливал все вокруг. Барханы превратились в волны огненного океана. Они вяло шевелились и с их верхушек горячий ветер срывал целый сноп искр. Сержанту стало страшно. Ему, ребенку не пристало видеть картины ада. Ведь он ничем не заслужил такое, и он застонал от горя и жажды. Билл стал молится. Его мать была католичкой и по воскресениям они посещали католическую церковь. Билл не был верующим, но сейчас – особый случай. Он вспомнил «Отче наш» и стал шептать эту молитву непослушными губами.

Господь откликнулся. Живительная влага побежала в его истлевшее сожженное адским жаром изможденное тело. За все это время он наконец почти напился. Когда Господь отнял живительную струю от его пересохших губ, Билл Хопкинс искренне поблагодарил Его своим вконец осипшим голосом: -Спасибо Господи!

Господь что-то ответил по-арабски и рассмеялся приторным фальцетом.

–Что…? – Сказал Билл, и с трудом открыл глаза, пытаясь приподнять голову.

Бог действительно имел арабскую внешность, улыбался и курил «Лайки Страйк».

–Где…, где я?

Вместо ответа, бог затянулся и выпустил струю дыма прямо в лицо сержанту, затем он взял лежащий рядом АК-72, и коротко размахнувшись ударил Билла прикладом прямо в лоб. Думая, что добрался до рая, Билл снова провалился в кромешный ад.

Через «несколько тысяч лет» пребывания в преисподней, сержант пришел в себя.

– Пить. – Это хриплое слово слетело с его языка само и без всяких раздумий. – На его просьбу никто не откликнулся.

Осторожно открыв глаза Билл понял, что лежит в какой-то местной, глинобитной хижине, сквозь трещины которой проглядывал серый дневной свет. Судя по серости что просвечивала не только через трещины хибары, но и через грязный грубый полог, штопанный во многих местах и похожий на древний пиратский парус, – был либо поздний вечер, либо раннее утро.

Билл приподнялся на локте, затем сел на незамысловатом топчане. Откинув такое же грязное как полог на дверном проеме покрывало, сержант поморщился. Болела голова и саднило на лбу. Притронувшись, он с удивлением обнаружил повязку. Вновь хотелось пить, но жажда была не такая адская как в его бреду. К ней примешивалось чувство голода и это обстоятельство как ни странно радовало Билла.

–Если ты голоден, – значит здоров… – Бывало говаривал его дядюшка Стив, муж тети Полли, у которой садовые дорожки, посыпаны гравием …

Воспоминание о гравии потянули за собой последующие, его бред про ад и курящего «Лайки Страйк» бога. Сержант попытался осмотреть себя. Кроме армейских плавок на не было ровные счетом ничего. Если не считать головной боли, и ссадины на лбу, в физическом плане он был нормален. Руки и ноги целы.

Возникал вопрос: Если его захватили боевики, то почему он не связан? Да и место где он находился в данный момент так же не походило на камеру содержания узников. Понятно, что в плавках по пустыне не побегаешь. Но почему тогда они не убили его? Ведь убийство неверного – это дополнительные бонусы на пути в рай для правоверного. А может его захватили курды? Но тогда почему саданули прикладом по голове?

Полог распахнулся, подняв в воздух добрую толку пыли и тесную хибару вошел старик в грязном, обладавшим некогда светлыми тонами тюрбане и таком же грязном и старом балахоне, возможно традиционном изготовленным из верблюжьей шерсти, но сейчас по нему ничего определенного сказать нельзя.

В полутьме он не видел лица, но понял, что это пожилой человек неопределенного возраста.

Тот в свою очередь некоторое время, молча смотрел на сержанта словно изучая. Под его почти физически ощущаемом взглядом Биллу хотелось снова лечь на топчан и с головой укрыться покрывалом. Вместо этого он сидел и то же смотрел на вошедшего. Фигура старика постояла с полминуты, затем он развернулся и вышел, чтобы тотчас же вернуться. В его руках было какое-то скомканное тряпье. Он кинул его на колени Биллу и сказал на хорошем английском: – Одевайся. – и резко развернувшись подняв пыль с земляного пола полой своего бурнуса – вновь вышел.

Билл развернул скомканное тряпье. В нем оказались старые шаровары со шнурком вместо ремня, широкая рубаха и нечто вроде накидки. Обуви не было. Так как одежда, к которой можно было применить этот эпитет с большой натяжкой, не имела определенного размера, Билл без труда одел ее. Подпоясавшись шнурком, он осторожно отогнул полог и выглянул наружу. День клонился к вечеру. Остатки жары зримо были видны в дрожавшем мареве что поднималось от камней, коими обозначались границы небольшого земельного участка где располагалась старая лачуга. Солнце почти касалось верхушек барханов от чего их вершины так же как камни близь лачуги размывались в дрожащем мареве.

Билл наконец получил возможность более детально рассмотреть своего…, он не знал кем является старик. Может быть его надзирателем? Но тогда нужно было хотя бы связать его. Может быть он такой же пленник? Но тогда где же те кто их удерживает? Между тем старик стоял в трех метрах от Билла. Кожа на его лице была вся в морщинах, усы и борода были не очень густые. Сам он был поджарым закутанный в традиционный бедуинский бурнус, на голове видавшая виды чалма. Он опирался на весь перекрученный, но по виду достаточно крепкий, длинный пастушеский посох. Старик, то же изучающе смотрел на Билла. Наконец вытянув жилистую руку старика показал на что –то находящееся за спиной сержанта.

–Тебе необходимо чего ни будь поесть.

Билл Хопкинс обернувшись увидел жалкое подобие дощатого стола со скамьей. По другую сторону стола стоял дешевый пластиковый стул. На столе было нечто, накрытое относительно чистой тряпкой. Старик подошел к столу и убрал тряпку, под ней оказался глиняный кувшин, рядом стояла пластиковая тарелка. С куском лепешки, небольшим куском мяса, все это выглядело может и неаппетитно с точки зрения эстетики, но Билл был военным, и в повторном приглашении не нуждался, тем более что уже более суток у него не было и «макового зёрнышка» во рту.

Козий сыр с мясом, лепешка и пирог были восхитительны. Козье молоко – свежее и жирное. Билл с удовольствием поглощал все, что ему предложил странный старик, лишь, когда более половины предложенного блюда было им благополучно уничтожено, он обернулся и с набитым ртом попытался сказать стоявшему за его спиной старику: – А, вы, кушать?

– Не беспокойся обо мне, я ужинал. – английский старика опять поразил его своей безукоризненностью, но Билл решил, что повременит с вопросами до окончания ужина.

Наконец с молоком сыром и бараниной было покончено, и сержант, утолив голод, тихонько, чтобы ненароком не затронуть чувства хозяина, рыгнул в кулак. Хотя о столовом этикете бедуинских пастухов он не знал ровным счетом ничего.

Билл посмотрел на старика, не зная с чего начать. Тот, словно изваяние стоял и молча смотрел на своего гостя, или какой, там статус имел сержант…

–Тебя убьют через три дня. – Уверенно и как-то обыденно, наконец проговорил старик.

– Странное начало разговора.

–Они будут пытать тебя, и ты скажешь, им все что знаешь и даже то чего не знаешь. Затем, перед камерой тебе отрежут голову. Кадры твоей смерти они выложат в сеть. – Голос старика был спокоен. Он рассказывал о будущей смерти Билла, так, как будто говорил о завтрашней погоде, в которой он был уверен на все сто процентов.

–Зачем же ты тогда меня кормил? Это, что типа незыблемого акта гостеприимства у вашего народа?

– Шесть лет назад моему сыну то же отрезали голову. Джихадисты объявили его пособником американцев. Они убили его детей, моих внуков, изнасиловали и убили его жену. Говорят, время лечит, но похоже не в моем случае. Да, оно притупило боль утраты, однако я помню мою семью.

– А, ваша жена, она где?

– Слава Богу она умерла, когда это все только начиналось. Мы тогда хотели переехать в Европу, но ее смерть, перепутала все карты, мне пришлось задержаться.

– Вы тогда выучили английский?

– Я учился в Оксфорде, работал заместителем министра, и вот, шесть лет, пасу коз на земле, что принадлежит нашей семье уже век.

– Что-то я не слышал о частной собственности в этой стране при прежнем режиме, как же так у вас получилось?

–Мой дед лично знал Лоуренса Аравийского и участвовал в арабском восстании. Он его даже в своей книге упомянул.

– И, что же сейчас делать? – Билл – не нашел ничего другого, чтобы сказать, он был потрясен коротким рассказом старика.

–Скорее всего, после завтра они приедут, чтобы забрать тебя. Мне они пригрозили, я жизнью отвечаю за твою сохранность. Поэтому выйдем сегодня в ночь. Погоним коз по дальнему перегону. Твою одежду и экипировку они забрали. Но это даже к лучшему, я дам тебе еще кое-что к той одежде что сейчас на тебе. Твое нижнее белье лучше разорвать на ветошь иначе, через пару тройку дней, будешь вонять мочой за милю. – Старик неспешно убрал со стола, и порывшись, в среднем размере бауле, стоявшим недалеко от стола, достал два небольших стакана. – Перед тем как начнем собираться – попьем чай.