Читать книгу Район плавания от Арктики до Антарктики. Книга 4 - Владимир Хардиков - Страница 7

О помполитах, или первых помощниках капитанов по политической части, уже немало сказано в более ранних рассказах, как и то, что самой многочисленной группой среди них были судовые младшие командиры, и особенно без высшего образования, окончившие средние мореходные училища. Они прекрасно понимали, что о продвижении нужно забыть, а работать всю свою морскую жизнь в одном и том же качестве, когда многие твои бывшие соплаватели и приятели по работе уже давно стали капитанами и старшими механиками, очень уж не хотелось. Исключение составляли электромеханики и радисты, которым в силу исключительности их профессии, представленной на судне в одном экземпляре, продвижение тоже не светило. Назвать продвижением переход второго радиста в начальники судовой радиостанции язык не поворачивается, хотя вообще-то это единственная ступенька роста для радистов. Зависть, конечно же, имела место, особенно когда младшие командиры попадали в прямое подчинение своих прежних знакомых и уже никак не могли разговаривать с ними на прежнем языке запанибрата. Поступить и окончить высшую мореходку заочно, работая на судне, далеко не всем по плечу: нужны адское терпение и недюжинная сила воли, да и по времени это займет много лет. Заставить себя сдавать очередные или вчерашние зачеты и экзамены во время короткой стоянки судна в базовом порту, когда твои приятели обсуждают, в какой ресторан лучше пойти, чтобы отпраздновать приход судна, занятие не для слабонервных: с одной стороны, крайне необходимо бежать со всеми своими кондуитами в направлении «вышки» (так в Одессе называли высшую мореходку все одесситы, даже не имеющие никакого отношения к морю), постараться получить как можно больше зачетов – и вдруг повезет с экзаменами, а с другой стороны, неотвратимо тянет присоединиться к своим приятелям. Вот и растягивалась учеба заочника едва ли не на десяток лет, когда вроде бы он на четвертом курсе, а «хвосты» тянутся со второго и третьего. Но даже после получения заветного диплома ни о какой гарантии дальнейшего скорого продвижения и достижения желанного положения в судовой иерархии и речи не могло быть. Слепой случай мог напрочь испортить дальнейшую карьеру, не говоря уже о профессиональных навыках, умении быть собранным, обладании определенными психологическими качествами, позволяющими в критических ситуациях брать ответственность на себя и принимать единственно правильное решение в кратчайшее время, зачастую чисто интуитивно. Путь к капитанскому мостику или посту управления главным двигателем усыпан не розами, но, скорее, терньями, и латинское выражение «через тернии к звездам», несмотря на его тысячелетнюю историю, актуально как никогда. Остается лишь единственная возможность войти в состав большой судовой четверки, и более того – не иметь, в отличие от капитана, стармеха и старпома, никакой определенной ответственности, то есть стать первым помощником капитана. И всего-то нужно закончить годичные курсы помполитов с сохранением среднего заработка. Для претендентов в помполиты со средним специальным образованием предусматривался сокращенный курс обучения с перезачетом многих дисциплин в имеемом дипломе о среднем специальном образовании. Преобладали на этих курсах псевдополитические дисциплины: марксистско-ленинская философия, научный коммунизм, кропотливое изучение всех съездов партии, начиная со второго съезда РСДРП, состоявшегося в Лондоне в 1903 году, на котором и произошел раскол на большевиков и меньшевиков, ну и, конечно же, программы партии. По сути дела, школьная программа, и помнить основные даты своей истории еще молодые люди должны были и без этих курсов. Но основное касалось поведения на судне, отношения с капитаном, правил поведения советского моряка за границей, формирования знаменитых троек при увольнении в загранпортах. В любом случае программу нужно было заполнить необходимым количеством учебных часов, чтобы выпускники, они же новоиспеченные помполиты, могли прикрепить на лацкан пиджака свой политический ромбик, который издалека смотрелся не хуже любого технического или гуманитарного престижных вузов. Зарплата первого помощника уравнивалась со старпомовской, гораздо реже им доставалась Арктика: лето – отпускная пора для помполитов, а на севере во время завоза обойдутся и без них, ведь вряд ли кому-то придет в голову сбежать в тысячеверстной тундре, где на второй день можно утонуть в болоте и быть загрызенным несметными полчищами комаров и мошки. В Беринговом проливе, где границу между США и СССР разделяют всего ничего – четыре километра, температура забортной воды далека от комфортной и даже летом не превышает +1—+3 градусов Цельсия. Так что охотников перебраться на самый близкий американский берег, остров Крузенштерна, тоже не сыщешь, даже днем с огнем. Среди помполитов хватало моральных разложенцев, открыто преследующих особей противоположного пола, как и заурядных пьяниц. Сама обстановка ничегонеделания, особенно в дальних рейсах, побуждала их к подобному времяпрепровождению. В подобных случаях, если не удавалось спустить дело на тормозах из-за полученной огласки, их отправляли на исправление на чисто каботажные «броненосцы», несколько судов с усиленным ледовым классом, построенных на Комсомольском судостроительном заводе. Эти суда недаром назывались «кузницей кадров», ибо экипаж состоял из заядлых штрафников, которым не видать визу как собственных ушей, и начинающих, только что принятых в пароходство и зарабатывающих ту же визу. Работа на таких судах была далеко не сахар, и помполиты старались любыми путями уменьшить время своей епитимьи: заболеть, уйти в отпуск, прикрыться домашними проблемами, надеясь, что вторично их уже не пошлют на столь эксклюзивные суда. Кстати, на одном из пакетовозов помполит из матросов кое-как закончил среднюю мореходку и, будучи к тому же членом партии, сразу же был отправлен на вышеупомянутые курсы, с которых никогда никого за неуспеваемость не отчисляли. Долго ли, коротко ли, но в итоге он связался с женщиной-поваром, используя свое начальственное положение, и дело дошло до того, что, уйдя в отпуск, слал ей радиограммы на потеху всему экипажу. Велико же было изумление на судне, когда стало известно о награждении их первого помощника орденом «Дружбы народов» за большой вклад в укрепление дружбы между народами и воспитание экипажа судна в духе идей марксизма-ленинизма. Как первый помощник он был откровенно малограмотен и частенько попадал впросак, но, видимо, зная свои неискоренимые огрехи в образовании, старался компенсировать недостатки показной демократичностью с экипажем. Так они и терпели друг друга: экипаж помполита, а помполит – экипаж, хотя капитана откровенно побаивался, не претендуя на какое-то особое положение, каким-то звериным чутьем понимая: лучше держаться от огня подальше, не имея никакой основательной базы для борьбы с ним. Что можно добавить? Налицо деградация государственных наград или же это новая разновидность «русской рулетки»?

И вот сбылась мечта всей жизни, новоиспеченный помполит занимает место в кают-компании рядом с капитаном, и более того: он имеет негласное право, данное ему парткомом, оценивать работу капитана, указывая то, что считает нужным, в своем рейсовом отчете, который идет в единственном экземпляре в тот же партком, не показывая его капитану, хотя многие «мастера» настаивали на предварительном просмотре отчета – и некоторым удавалось его прочесть. Капитан отправлял свой отчет в адрес службы по безопасности мореплавания и управления эксплуатации флота. Если же считал необходимым, то направлял выдержки из своего отчета или информацию, по его мнению, заслуживающую внимания, в другие службы и отделы компании вплоть до начальника пароходства. Стармех отправлял свой технический отчет в службу судового хозяйства. Одно это поднимало авторитет помполита, по его собственному мнению, в своих глазах на неведомую высоту, и они частенько пользовались таким приемом, незаметно и как бы нечаянно проговариваясь в личных беседах с судовой командой. Секрет полишинеля сразу становился известным всему экипажу. Но подобная тактика и стратегия, вопреки его мнению, скорее, отталкивали от него судовой люд, чем давали какие-либо приоритеты.

Осенью 1982 года на теплоход «Коля Мяготин», на котором капитан работал уже далеко не первый год, направили нового первого помощника Александра Михайловича, немногим за тридцать, среднего роста и комплекции, внешне ничем не примечательного. Прибыл только что после окончания Хабаровских годичных курсов помполитов, и цикуновское судно стало первым в его новом престижном качестве. Окончил Астраханское среднее мореходное училище по специальности «судовой механик» и по распределению отправлен в Дальневосточное морское пароходство. Проработав три года четвертым и третьим механиком, пришел к выводу, что до старшего механика как до Киева пешком и в лучшем случае его ждет должность второго механика на каком-нибудь полукаботажном пароходишке-замухрышке лет через пять, и не раньше, да и то при хорошем стечении обстоятельств. Копаться же всю жизнь в машинном отделении, выполняя не самые чистые работы по ремонту и профилактике механизмов, вдобавок еще стоять восемь часов ежедневной вахты там же и отвечать за прием и учет бункера – тоже кайфа не прибавляло, а скорее, совсем наоборот. Вот и пришлось ему на прежнем пароходе изощряться во всей красе, имитируя комсомольскую активность, чтобы показаться первому помощнику, который в своем отчете даст ему положительную оценку для кандидатов в помполиты. Расчет оказался верным, и вскоре он был отозван с судна и направлен на курсы. Случай далеко не единичный: у капитана Ильина на его первом лесовозе был точно такой же «комиссар», только ростом повыше, с круглыми розовыми щеками, после средней мореходки из четвертых механиков, но без претензий на мировое, вернее, судовое господство.

Наконец-то сбылась голубая мечта, он занял место рядом с капитаном со старпомовской зарплатой, и никакой стармех ему отныне не указ. Основным желанным качеством всей замечательной плеяды помполитов являлась безответственность с отсутствием конкретных обязанностей, которые в основном сводились к общим фразам: усилить, улучшить, развернуть, воспитывать и так далее. Александр Михайлович хотя и относился к серийным помполитам, но наверняка отличался от них своей дотошностью и скрупулезностью: как выяснилось гораздо позднее, он вел досье на каждого члена экипажа, и особое место занимал капитан. Однажды у капитана за столом после принятия нескольких рюмок горячительного его потянуло на откровенность, и, осознавая внутри свою подлую миссию, доведенную до абсурда, он все-таки не осмелился сказать правду о собираемом досье, а отмежевался от подобного, сославшись на курсы помполитов, где им внушали мысль о превосходстве «комиссара» над капитаном (они, видимо, перепутали прошлое с настоящим, забыв, что институт «комиссаров» был отменен в очень далеком 1942 году), и помполит обязан контролировать капитана и подсказывать ему, как управлять судном и экипажем. Но зондаж не прошел, и Валентин быстро поставил своего политического помощника на место, не забывая неоднократно обращать внимание на очевидные промахи и явное желание выходить за рамки его полномочий. Но капитан и в дурном сне представить не мог, на что способен его помощник, во всяком случае в первые месяцы совместной работы. Отношения с помполитом дружескими или близкими не стали и, скорее всего, были ровно натянутые, что откровенно бесило «комиссара», заодно с игнорированием всех его советов и предложений. Мастер просто их выслушивал, но никак не реагировал. Какой смысл в этих предложениях и советах вчерашнего чересчур амбициозного третьего механика капитану с пятилетним стажем работы в этой должности, даже если тот носит «красные революционные шаровары», как в советском патриотическом фильме «Офицеры». Вскоре весь экипаж убедился: новый помполит – человек совсем недалекого ума, и его начали всячески подначивать, и особенно в этом отличался командный состав. А уж после того, как на судне появился кот, о котором уже упоминалось прежде, и облюбовал кресло помполита в кают-компании… Хотя, по мнению капитана, кто-то из офицеров приучил кота к 12.00 ежедневно оказываться именно в этом кресле, чтобы насладиться очередным шоу для возбуждения настроения и аппетита. Первый помощник неоднократно жаловался на эти проделки капитану, чувствуя, что у кота своего ума явно бы не хватило играть такие шутки с помполитом: а вдруг визу прихлопнет, и очевидно, что у него был неизвестный помощник и подстрекатель. На очередную жалобу капитан с раздражением ответил, что он не может быть охранником кресла помполита и пусть тот сам хотя бы разберется со своим посадочным местом. Будь первый помощник немного умнее, постарался бы найти причину и изменить свое поведение, тем более что весь экипаж был не на его стороне, выражая свое отношение пассивным молчанием при его появлении или подчеркнуто официальным обращением, тем самым воздвигая стену отчужденности. В условиях долговременного замкнутого пространства, когда люди вынуждены общаться между собой ежедневно по многу часов, если обнаружат у кого какую-либо слабинку, то уже не отстанут. В условиях долгого плавания подначки действуют с удвоенной силой, и порой неудачникам остается только списываться. Но наш первый помощник такой привилегией не обладал, так как оставить пост, на который поставлен партией, невозможно, и он должен нести свою ношу до конца, и к тому же он и сам готов был бросить вызов самому черту, чтобы любыми средствами выйти победителем, не обращая внимания на оппонентов.

В таком режиме прошли три года совместной работы. Отношения капитана и его политического помощника внешне выглядели вполне нормальными, но Валентин чувствовал, что его оппонент избрал какую-то неизвестную тактику и, скорее всего, копит на него компромат в письменной форме, как действительный, так и придуманный, ведь иногда стоит изменить фразу – и смысл уже совершенно другой, а можно ли вспомнить, что говорил два-три года назад? Скорее всего, в подробностях это просто невозможно без каких-либо пометок. В конце ноября 1985 года во Владивостоке, куда пришло судно после выгрузки металлолома в Японии, было холодно, и бухта Золотого Рога начала подмерзать небольшими заберегами. Ошвартовались у пятого причала торгового порта, и сразу же после окончания оформления прихода властями на судне появился групповой диспетчер. В капитанской каюте он поведал совершенно неприятную для Валентина историю с неизвестным продолжением: оказывается, что помполит проработавший с ним три года, накатал на капитана донос на двадцати листах, и партком держит эту кляузу и никому не показывает, прорабатывая только среди членов парткома будущее резюме и виды наказания. Диспетчер попробовал достать этот доклад через своего однокашника, работавшего там же, но и ему не дали не только прочесть, но даже посмотреть. Единственное, удалось узнать, где хранится столь важный документ: оказалось, в сейфе у секретаря по идеологии. Оставался только автоген со взломом, как в американских и итальянских фильмах про «Коза ностру», но взлом парткома с правами райкома партии обойдется очень дорого для исполнителей, с заранее предсказуемым исходом, и одним лишь криминалом здесь не отделаешься. Диспетчер также огорошил последней новостью, что по опусу помполита намечается разборка в парткоме с привлечением всего экипажа. После ухода группового диспетчера заметно озабоченный капитан направился в пароходство и первым делом зашел в службу мореплавания, чтобы сдать рейсовое донесение. Там уже все капитаны-наставники знали об этом случае и старались поддержать и подбодрить Валентина. Новый помполит, заменивший автора доноса в августе, когда тот ушел в отпуск, сообщил, что на следующий день в 14.00 в конференц-зале парткома состоится публичная порка капитана в присутствии всего экипажа и будет принято окончательное решение. Капитан тут же приказал помполиту объявить в обеденное время о прибытии в партком к назначенному времени. На другой день Валентин подошел к своей голгофе с пятнадцатиминутным опозданием, и ему сразу бросилось в глаза: в одном конце коридора стоял весь экипаж, а во втором, в гордом одиночестве, – лишь один помполит, и к нему никто не подошел даже поздороваться. Затем поступила команда ведущего партийного клерка: «Пора заходить». Экипаж гуськом прошел через большие двери парткомовского конференц-зала и расселся в правом ряду кресел, а помполит в своем гордом одиночестве – через проход, в левом ряду. Секретарь парткома, проводивший это представление, не замедлил обратить на это внимание, и когда экипаж ушел после разбора «кляузы» и остались капитан с помполитом, прямо высказал помполиту. Когда все двадцать человек экипажа расселись по местам, ведущий зачитал почти все сочинение, на что ушло около получаса, и по ходу задавал членам экипажа вопросы по существу. В итоге выяснилось, что первый помощник все три года работы вел досье на капитана и собирал малейший компромат согласно полученным пожеланиям на Хабаровских курсах помполитов и в отсутствие капитана постоянно осматривал каюту капитана, не брезгуя и личными вещами, разве что за исключением сейфа, открыть который он не мог, не повредив сургучный оттиск печати, просматривал личную переписку, то есть все три года вел полный контроль за действиями капитана. В ходе чтения эпистолярного шедевра уточняющие вопросы задавались как обвиняемому, так и обвинителю, и вскрылась совсем уж неприглядная картина: политработник неоднократно обыскивал капитанскую каюту, не имея на то никаких полномочий, и это стало ясно не только членам комиссии, но и всему экипажу и присутствующим членам парткома. А это уже тянет на обычную уголовную статью. В конце же политический оппонент, чувствуя ускользающую из-под ног землю, пошел на самые крайние меры, обвинив капитана в недостаточной преданности идеалам коммунизма и партии Ленина, в том, что мастер всегда «держит камень за пазухой», готовый в любое время бросить его в партийные органы. Экзекуция продолжалась два часа и закончилась тем, что к капитану серьезных претензий не возникло от «руководящей и направляющей»: то ли повлияли начавшиеся горбачевские перемены, то ли позиция помполита была слишком уязвима и гнусна, а может, повлияла и поддержка всего экипажа. Комиссия отнеслась к капитану вполне по-божески. В заключение Валентин сказал, что помполит вместо работы по своей должности и идеологическому воспитанию экипажа занимался изучением личных вещей капитана и написанием только что оглашенной кляузы, на что было потрачено три года бесполезного разрушающего труда, искусственно создавая обстановку всеобщей подозрительности и недоверия на судне, прямо противоположную его прямым обязанностям по сплачиванию и воспитанию экипажа. Много претензий было высказано в его адрес и со стороны экипажа. В результате первого помощника и телохранителя капитана от всяких нежелательных соблазнов отправили на один из чисто каботажных «броненосцев», проводить воспитательную работу среди отъявленных штрафников и вновь поступающих в пароходство, хотя своими действиями он заслуживал гораздо большего наказания. Вместо него на судно направили другого, более терпимого помполита, с которым капитан проработал почти два года, до тех пор, пока его не перевели на теплоход «Нижнеянск». Поведение первого помощника было далеко не исключительным среди многих других. Капитан одного из лесовозов Александр Найденов застал своего политического помощника, когда тот прослушивал его каюту через смежную переборку с помощью хрустального фужера, но пугать «комиссара» сильно не стал, опасаясь за его жизнь, и лишь осторожно изъял фужер и заверил «активиста», что труд напрасный, так как он не пьет, не курит и не аморальщик, а линию партии поддерживает, с которой вместе и колеблется. Помимо того, с обратной стороны переборки находится большой книжный шкаф с многочисленными томами большой советской энциклопедии, и вряд ли что-то можно уловить через такую преграду даже при помощи хрустального фужера. Еще один партийный труженик на его же судне пытался убедить Александра в его праве, по крайней мере, на половину представительских расходов капитана, мотивируя тем, что он находится на переднем крае борьбы с вражеской идеологией. У капитана Ильина вновь прибывший первый помощник требовал свою долю платы за безлоцманскую проводку, к которой он не имел никакого отношения, мотивируя лишь тем, что на предыдущем судне капитан выделял ему какую-то часть. О поступках помполитов можно вспоминать бесконечно долго, но, не кривя душой, и среди них иногда встречались приличные люди.

Первому помощнику Александру Михайловичу нужно было родиться лет эдак четыреста назад: хороший из него получился бы инквизитор, не хуже самого Торквемады. Или же во времена усатого идола – развернулся бы по полной, с таким количеством ежедневного компромата ему бы цены не было. Жаль, что недолго бы продержался, пришли бы и за ним, ибо чрезмерная активность даже на фоне активности трудящихся страны, стучащих друг на друга, может быстро до беды довести. Интересно, что стало с ним в дальнейшем, ведь совсем немного оставалось до полной ликвидации их института; вернулся ли к прежней своей работе третьим механиком или затерялся где-то на просторах нашей сухопутной страны, ностальгируя о прежних временах и всё ещё не понимая неожиданного поворота страны и объясняя пришедшие перемены стандартными заговорами злобствующих капиталистов запада. Горбачевская оттепель в корне начала менять обстановку в стране, и партком безо всяких сомнений получал высшие партийные циркуляры о новом мышлении и большем прислушивании к массам (так они называли граждан своей страны). Цикунову определенно повезло в том, что его поддержал весь экипаж, и уже сформулированное решение о его публичной порке на глазах всей команды срочно пришлось менять почти на противоположное. Еще несколько лет назад его бы разделали под орех без присутствия экипажа. Но время изменилось, и соответственно изменились обстоятельства, с которыми начал меняться и орден меченосцев. А Хабаровские курсы помполитов нужно было немедленно разогнать сразу после оглашения результатов разборки – за их антигосударственную деятельность, снова толкающую страну в объятия жестокого тоталитаризма. Заблудились все эти ребята во времени. Ох, как не хочется расставаться со своим любимым макиавеллиевским девизом «Разделяй и властвуй». Хотя бытует поговорка, что человек не учится на своих ошибках, но хочется верить и надеяться на лучшее будущее и равняться на страны, где демократия соответствует конституции, а конституция не является фиговым листком, прикрывающим беспредел системы.

К сожалению, Александр Михайлович далеко не последний из могикан, и есть немало его последователей, все еще не могущих выбраться из давно наезженной колеи. Главное в том, чтобы их становилось меньше: старших уже не перевоспитать, а молодежи нужно научиться фильтровать информацию и научиться отличать лживую от истины, не поддаваясь искажениям истории и существующего миропорядка. Не заниматься поисками псевдо идеологии, а помнить, что существует лишь одна идеология: сегодня жить лучше, чем вчера, а завтра – лучше, чем сегодня, и тогда появится настоящий, а не квасной патриотизм, который станет неотъемлемой частью гордости за свою страну и ее достижения.

Но на этом история с последними могиканами для Цикунова не закончилась. В начале февраля 1986 года во время ремонта судна в Совгавани прислали нового первого помощника, родного брата известного приморского писателя и тогдашнего председателя Приморского краевого отделения союза писателей СССР Льва Князева. Случаются же такие космические противоположности: если предыдущий три года собирал компромат на капитана, то писательский брат вообще ничего и ни на кого не писал, а лишь спал и пил горькую. Совгаваньский ремонт занял около месяца, но капитану пришлось вплотную познакомиться со своим новым политическим помощником уже на второй день после его прибытия. В послеобеденное время к Цикунову постучался вахтенный третий помощник, который и предложил взглянуть на уставшего первого помощника. Удивленный капитан последовал за вахтенным в направлении каюты помполита, расположенной с левого борта, между лазаретом и каютой стармеха. Пройдя несколько шагов, он узрел совершенно неожиданную картину: в коридоре, напротив двери своей каюты лежал пьяный вдрызг новый первый помощник и сладко почивал, издавая свистящие звуки при вдохе-выдохе. Возможно, ему снился крейсер «Аврора», а может быть – окончательная победа социализма на всем земном шаре, за которую так ратовал Лев Давидович Троцкий, что в итоге стоило ему жизни: погиб от удара ледоруба Героя Советского Союза Рамона Меркадера в далекой Мексике. А помполит, истощив свои последние силы, так и не смог открыть дверь своей каюты, до которой оставалось немногим более метра. Но стоит отдать ему должное: двигался он в нужном направлении, и устав Петра Великого вполне мог оправдать его. Капитан велел вахтенному помощнику позвать матроса и втянуть безжизненное тело в каюту, подальше от глаз людских. На следующий день, когда тело обрело признаки жизни, оно самостоятельно явилось к капитану для откровенного разговора. Известно, что повинную голову меч не сечет. В итоге помполит упросил Валентина не сообщать об этом случае в партком, что тот и подтвердил. Не в правилах капитана писать доносы и сдавать провинившихся. Поэтому правосудие он оставлял за собой. Но все же позвонил своему групповому диспетчеру Саше Мережко и при условии полной конфиденциальности рассказал о выходке первого помощника и попросил навести справки об очередном представителе руководящей и направляющей партии. Мережко быстро все выяснил и спустя несколько часов сообщил капитану столь нужную информацию о родном брате известного писателя. Оказалось, что тот дольше трех месяцев ни на одном судне не работает, а по истечении этого времени его списывают за систематическое пьянство и отправляют в родной партком. Не оказался исключением и очередной его период так называемой «работы» на цикуновском судне. Он задержался на пароходе до весны: в конце мая капитан списался в отпуск, и помполит также последовал за ним, утомленный напряженной работой по воспитанию экипажа в духе идей марксизма-ленинизма. В парткоме капитан и словом не обмолвился о пьянстве своего помощника, как и обещал, хотя инструктор долго допытывался, прекрасно зная всю подноготную своего протеже. Но парткомовские ищейки все выяснили самостоятельно через членов экипажа, и капитану не пришлось выступать в роли доносчика. На том их пути разошлись, и Валентин в дальнейшем не встречал столь оригинальную личность.

Запомнился последний помполит из могиканской серии: подленький человечек лет сорока пяти, регулярно писавший на капитана в своих отчетах различные мелкие кляузы, благо что в парткоме в это время работал цикуновский друг, тоже из капитанов, Игорь Чернянский, грамотный и умный, позже ставший вице-губернатором, очень жаль, что рано ушедший, который сам просматривал отчеты и затем выбрасывал в мусорную корзину, но, подбадривая капитана, неоднократно просил подождать до прихода чаcа «икс», видимо, уже имея информацию о будущем всей «комиссарской» когорты. И час «икс» настал: обычным утром в каюту капитана постучался начальник радиостанции и с загадочно-вопросительным видом вручил парткомовскую радиограмму, в которой черным по белому было написано списать первых помощников с приходом в базовый порт в связи с ликвидацией их института. После ознакомления с содержанием радиограммы первый помощник был сильно удручен, понимая, что партийная карьера на этом заканчивается. Вечером того же дня он пришел к капитану и попросил оставить его на судне матросом-артельщиком (завпродом), на что капитан ответил категорическим отказом, учитывая предыдущую двухлетнюю работу с ним. «Не плюй в колодец, пригодится воды напиться», – слабоват был помпа (сленговое, несколько пренебрежительное прозвище помполитов на судах) в русском народном фольклоре, не зная широко известных поговорок, которые давно нужно было намотать на ус, а вдруг выстрелят в свое время? Что вскоре и произошло; но занятие тривиальным подслушиванием и собирание неблаговидных цитат экипажа не позволили ему правильно оценить надвигающуюся грозу. Кто знает, а может быть, и оставил бы капитан его на судне в просимой незавидной должности, как оставляли некоторых его коллег. Через две недели, в двадцатых числах февраля, «Нижнеянск» зашел во Владивосток, и Цикунов из окна каюты в последний раз увидел своего последнего помполита, в одиночестве понуро бредущего с чемоданом в руках, на этот раз навсегда, а вместе с ним уходила целая эпоха. Ни один человек из всей судовой команды не вышел чисто по-человечески попрощаться со своим последним комиссаром, и разве лишь вздохнули мореходы облегченно, так же как и капитан, наблюдая с борта судна за уходящей в никуда фигурой.