Читать книгу Сожженная рукопись - Владимир Иванович Кочев - Страница 28

Когда судьба семью разбила,

когда потерян отчий кров, а

позади, – отца могила,

спасёт всех мамина любовь.

Шёл 1935 год. Андрей неожиданно получил письмо от матери. Оно было короткое. Писала его сестрёнка. Онька немедленно ответил. Получил длинное заплаканное письмо. Тут были и слезы горя, и слёзы радости. Тятя, строгий тятя умер с голоду. Та небольшая толика еды, что удавалось принести в семью, доставалась детям. Отец и мать почти совсем не ели. Вот и помер тятя. Помер, а кроткой Марфе, жене благоверной, жить наказал, деток всех отыскать – «без тебя пропадут оне».

Помер хозяин, и Онька пропал, и Гриня-малец потерялся. Горе нещадно хлестало. Но страх, что гнал их «подале» от родины, теперь, после смерти мужа, не «пужал». Бесстрашная стала Марфа. Собрала, что осталось от всех деток – Любку да Катю, вернулась в свою деревню. Родное место тянуло. Неподалёку с домом своим малуха стоит. Хозяева съехали. Скарб уж весь «расташшили». Крыша дырявая – не беда. Солнышко землю уж грело, весна подступала. Лопата в сарае нашлась, семенами родня помогла. К осени всё народилось.

Тридцать пятый год – счастливый год: кончился голод в деревне. Люди улыбчивей стали, веселее глядят. Будто туча пропала, ушла. Так что же благое случилось?

А причина банальна проста. Советское правительство, ЦК ВКП (б), наконец немного поумнело, снизило налог на огород и живность, расширились границы до разумных старых норм. И вновь деревня ожила.

В колхозе, где трудились от зари и до зари, они имели трудодни. По трудодням тем выдавали им чуть-чуть муки. А овощи и мясо они растили возле собственной избы, трудясь урывками, в свободное от колхозной повинности время. Лепота, коли раньше б так-то сделать.

Вернула Марфа из детской колонии и Гришку. Ему было девять лет.

Как это случилось, как он попал в колонию тогда?.. Он помогал семье пропитаться. Стоял в людном месте с пачкой папирос, продавая их поштучно. Но вот очередная облава – попал в милицию. Спрашивали: кто такой, да откуда. Но крепкий оказался пацанёнок. Знал, что родители без паспортов и справок, в бегах. Как ни пытали его «ласковые» легавые, не сказал, кто он и откуда.

Так попал Гришка в колонию. Знал Онька, что такое для пацанёнка тюрьма. Если не умеешь кусаться – забьют. Если и выживешь, останется след на душе. Позже Гришка вспоминал, что любимым местом в той колонии была печь. В неё, пока тёплая, забирались по очереди, чтоб согреться от трясучего холода. А обратно из печи ребята вытягивали друг дружку. А если кто большой да костистый, так и «шкуру» на челе печи оставит.

Но всё равно там клёво было. Кормили, никто не помер. Не пропал там Гришка. Не заедался, но и себя в обиду не давал, все слова нужные познал. «Как матькнешься трехатажно, все отступятся».

Злые были те парнишки только с виду. Вечером, лежа в холодных постелях, вспоминали тёплый дом, рассказывали счастливые небылицы. Там и наслушался Гришка добрых сказок про доброго, умного, нерасторопного с виду Иванушку. Эти русские мудрые сказки согревали, лечили ушибленные ребячьи души.