Читать книгу Фрумсум Фруниско - Владимир Касютин - Страница 5

– Почему вы чихаете на нас, а не сидите дома со своим гриппом? – гневно спросил Поэт-Миша поминутно шмыгающую носом и закутанную в несуразный платок официантку.

Мы купились на громкое имя в честь романа Ильфа и Петрова и оказались в тёмном холодном ангаре, ни меню, ни убранством не напоминающем о великом комбинаторе и мальчике-ассистенте.

Город перестал быть Горьким, а прежним Нижним, городом-купцом, городом-кошельком не стал. В годы советской власти он закрылся от мира. Пока мы ждали отправления по канатной дороге на другую сторону Волги в город Бор, нижегородцы рассказали, что хитроумные власти возводили новостройки так, чтобы проплывающим по реке туристам не было видно храмов. Как можно не восторгаться расписными куполами Рождественской церкви или Александро-Невским Новоярмарочным собором, похожим на нежное песочное пирожное?

Пароходы с иностранными туристами мимо города всё равно проходили ночью, они не знали, какие под Горьким ясные зорьки. Мы слышали «Сормовскую лирическую» в исполнении бывшего хозяина области, он пел, танцевал, имел тайных поклонниц. Иначе как объяснить его картонную фигуру в полный рост, найдённую нами в коридорах местного офиса.

Ещё одной фигуре мы тёрли нос на улице Большой Покровской, главной прогулочной улице города. Нос бронзового актёра Евстигнеева от частых прикосновений горел, как нижегородские купола. На Большой Покровской имеются также памятники весёлой козе и городовому. Городовому мы не стали ничего тереть, пошли дальше.

Дорогу преградила съёмочная группа: напыщенный оператор и самоуверенная репортёрша из серии «и пусть весь мир подождёт». Почуяв лёгкую добычу, набросилась на меня:

– Вы занимаетесь бизнесом?

– Нет.

– А хотите?

– Пока нет.

– Хм. – Она повернулась к Паше-Пензе:

– А вы?

– Ни в коем случае.

Взялась за третьего – та же история. Никто не хотел говорить о деньгах, хотя после недели корабельных скитаний выглядели мы как купчики, загулявшие на ярмарке. Мы задавались вопросом, почему в нижней части Нижнего мало что изменилось со времён балабановских «Жмурок».

– Запыхаешься подниматься, – пояснила официантка кафе верхнего города, где нас застал тропический ливень. Тщетно пытались скрыться под крышами и козырьками. Под взорами изумлённой публики сбрасывали и выжимали рубашки и майки. Обсушившись, потребовали солянки и водки. Блюдо представляло собой томатный раствор с привольно плавающими кусочками колбасы и лимона. Наутро мы хворали.

Сиживали в Нижнем и в иных заведениях, возвращающих во времена обильной торговли и народных гуляний, с бубликами, самоварами, граммофонами и меню с ятями, от которых уже при прочтении происходит прилив слюны.

– Накатим! – доносилось от нашего стола предложение председателя – Толи-Дона, не вызывающее возражений. Когда слышу этот возглас, вспоминаю дружный волжский хор, Запевалу-Сороку: «Словно сумерек наплыла тень, то ли ночь, то ли день»*, обрывистые и равнинные берега, туманы, отставших от корабля пассажиров, посиделки за дымящей трубой.

Мы ходили по Волге от Москвы до Нижнего маршрутом театра Колумба. Ночью – плывём, днём пришвартовываемся к пристани. Переориентировали корабельного саксофониста с лёгких зарубежных инструментовок на тяжёлую советскую классику, после чего в баре кончился боезапас. Вечером из-за неработающей аппаратуры я повздорил с корабельным радистом, он угрюмо молчал, вперившись взглядом в мой подбородок.

Утром, вставая с койки в каюте, я неловко повернулся и ударился о фонарь на стене. Отметина стала предметом шуток корабельных остряков…

Всё в этой гостинице было пропитано духом самого знаменитого русского романа в стихах. Одна беда – не бывал Александр Сергеевич ни в селе Иванове, ни тем более в городе Иваново-Вознесенске. Фамилия героя поэмы, выбранная в качестве бренда, не имела отношения к подлинной истории особняка, ставшего отелем.

Везде есть свой повод для гордости. Иваново-Вознесенску, после революции утерявший вторую часть имени, есть чем гордиться: текстильная столица России, первый Совет, конструктивизм: Дом-корабль, Дом-подкова, Дом коллектива. Покопайся в истории особняка, выстроенного сто пятьдесят лет назад, найдёшь реальных героев.

Если вы упомянете в разговоре Иваново, люди постарше вспомнят: «Так и знай: я уеду в Иваново, а Иваново – город невест». Русский Манчестер не в лучшей поре. Текстильные фабрики, охочие до женских рук, сбавили обороты, бывшая девичья столица не выделяется демографией. «Малинки, Малинки, такие вечеринки»*, – спляшут с притопом люди помладше. Малинки – деревня в пятнадцати километрах от Иванова одноимённый развлекательный центр. В Малинках выступали авторы песни – ивановцы, кэвээнщики и комсомольцы. Если поехать из Иваново через Малинки на Кинешму, прибудете в Юрьевец. Если вы поклонник Александра Николаевича – пожалуйста в Кинешму, если Андрея Арсеньевича – в Юрьевец.

В Юрьевце я гостил в начале июня. В телевизоре болтали о глобальном похолодании, наверное, потому царил жуткий холод. На излюбленные отдыхающими Асафовы горы-острова мы не поплыли, спустились к Волге, полюбовались закутанными в тулупы рыбаками и побежали греться традиционным методом. Видели дом, где кинорежиссёр жил с матерью и сестрой в эвакуации. Фильм как сон – «Зеркало», он снимал в другом месте – часть старого города затопили при строительстве водохранилища. Юрьевецкую школу окончил будущий принц советской эстрады.

– Всё выделиться хотел, то ногти накрасит, то сошьёт себе что-то непонятное… – хихикнул однокашник звезды.

Если спуститься по Волге, можно попасть в отель «Семигорье». Избы, баня «Волжские мыльни», крутая лестница к пляжу. Под шорох листьев на бревенчатых террасах хорошо попить чайку, да соседями оказались энергичные молодые люди, недавно ставшие москвичами. Ночь они посвятили выпивке и ссорам.

Ниже – рай на Земле – Плёс. Мы пришли сюда теплоходом, утомлённые красотами и хлебосолием Углича, Ярославля и Костромы, и поплыли от благолепия, разлитого в воздухе и воде. На набережной каждая вторая торговка по секрету рассказывала, что именно у неё покупает копчушку жена очень важной персоны, второго человека в стране, который обожает пиво под рыбку.

У санатория «Актёр-Плёс» скрябинцы полезли в Волгу. В начале мая волжская вода не прогрелась, купальщики молодецки вскрякивали, усталые от жизни и сцены актёры посмеивались на берегу.

В тридцати километрах от Иванова – Шуя. В детстве я любил листать двухтомную энциклопедию «Что такое? Кто такой?». Поспорил с одноклассником, утверждая, что в книге есть повествование о Василии Шуйском.

Приятель был более развит, знал много взрослых слов и мне не поверил. Я прибежал домой и обнаружил, что в пылу полемики позабыл правильное написание фамилии последнего царя из Рюриковичей. Спутал первую букву с другой, которая в алфавите совсем рядом.

В шуйской продуктовой лавчонке над подгнившими помидорами вились мошки.

– Зачем вы держите гниль?! – вскричала московская гостья.

– Для бедных бабушек, – терпеливо пояснила непонятливой сердобольная продавщица.

В Шую команда ехала автобусом из Москвы. Разгар лета, по пути купили на придорожном базарчике ягод. Прибыли. Весёлый и радостный, вылезаю из автобуса первым, не обращая внимания на слегка напряжённые лица попутчиков. Вхожу в номер, сбрасываю светлые джинсы и обнаруживаю громадное черничное пятно. Уронил пару ягод на сиденье и долго разминал задом в пюре. С тех пор в странствия не отправляюсь без запасных брюк.