Читать книгу Гафур. Роман. Книга 2. Фантастика - Владимир Муляров - Страница 7

Несмотря на то, что солнце как-то очень быстро село, мостовая и город вообще все еще источали зной. Камни Ниццы, раскаленные за день, никак не хотели уступать отвоеванное у Холода оперативное тактическое пространство.

Мы бодро шагали по какой-то улочке, которая довольно круто спускалась к морю. Как выяснилось, выйдя за высокий забор виллы Ниэтель, вся ее резиденция находилась практически за чертой города. В горах. И поэтому к морю нужно было идти километра три по достаточно крутому спуску. Мне было понятно почему это так. Ниэтель Футон занималась делами, которые никак нельзя афишировать ни в каком временном периоде! Лучше всего ей для своего Безвозвратного было бы выбрать что-нибудь Патриархально-Библейское. Например, тихий период правления Соломона? Но я знала Ниэтель. Она была светской львицей. И несмотря на то, что Время превратило ее из красавицы уровня Прекрасной Елены в согбенную, неприметную старушенцию, это никак не отразилось ни на ее привычках, ни на ее умении и желании руководить.

Я чувствовала себя прекрасно. И мой спутник располагал к себе своими манерами, своим тактом и… и вообще. Несколько стесняло то, что относился ко мне он явно как к некой госпоже, чьи распоряжения и приказы не подлежали критике. Меня это откровенно напрягало. Впрочем, получив вчера титул Придворного Канцлера в Империи Нового Рима, я так или иначе должна была привыкать к дворянскому званию и придворной жизни, которая подразумевает обилие вьющейся вокруг тебя самой разнообразной челяди. «Скромность и дистанция!» – Как напутствовал меня Эльмуальд в отношении моего нового взлета… Я понимала так же и то, что напускная простота, или так называемое «смиренничание», могут отвернуть от тебя кого угодно. В особенности слуг. И гораздо неотвратимее, нежели твои господские капризы. Потому что люди ненавидят фальшь. Никакую. А слуги, если они на своем месте, они подобно собакам любят своих господ. Потому что только любовь к своему господину может превратить раба в того, кому сам господин будет рад служить. Как в историях с домашними животными! О, да! Я была поражена точности и циничности собственных формулировок! Впрочем, как сказала мне Нити, Алессандро был приставлен ею ко мне не в качестве домашнего питомца, а исключительно в качестве сопровождающего по городу, которого я совсем не знала. Да и вообще, на всякий случай. Скорее, для компании… Для моей охраны он мне был не нужен. С моим опытом и сноровкой в этой локализации мне опасаться было практически нечего.

Опасность могла исходить совершенно из иных мест и времен. И конечно, от совсем иных людей. Жители Ниццы этого периода на такие подвиги были явно не горазды. Я вспомнила то, что сбежал Гангр. И Мельхиор. Они оба представляли угрозу для любого из нас. Но что у них было на уме не знал никто. Я полагаю, даже они. Оба слиняли от Тео явно с какой-то весомой Исторической целью. И конечно, не в Ниццу конца девятнадцатого века.

Здесь было очень исторически тихо. Подернутая пыльной паутиной аристократическая периферия Франции с претензиями на величие. Не более того.

Я шла, размышляя о своем новом положении и о том, что такого важного мне предстояло вспомнить о себе, что это являлось чуть ли не задачей Исторического масштаба? И еще меня обременяло желание Ниэтель передать именно мне все свои полномочия в ее компании, занимающейся исследованием смежных миров. Пространств с нестационарными законами природы. Я совсем в этом была слаба, но… надо признать факт наличия у себя неистребимой любви… точнее, тяги к власти. Не любви, нет. Ибо власть – это всегда ноша. И ноша тем большая, чем больше власть. Носить же я не любила никогда и ничего. Даже пакеты с едой из супермаркета в те времена, когда еще жила в семье. В те времена я предпочитала разные прикольные рюкзачки! Не говоря уже о том, чтобы любить неподъемную ответственность! Стремление к власти как источнику благ и собственной безопасности и любовь к власти – это сильно разные вещи. Любовь к власти, на мой взгляд, является патологией психики. Но внешне мы тягу видим именно как любовь. И говорим о ней как о любви. В тяге и любви такая же разница как между Любовью и сексом. Это – свойства восприятия. Как сказал недавно мой инспектор Меридор Гелиба, «Вы очень любите власть!» А я тогда ему ответила «Больше всего на свете!» Имея в виду не любовь к ней, а стремление. Как к оберегу. И именно это ведь в тот день перезагрузило его выписать мне еще одну временную индульгенцию размером в тридцать тысяч лет. То, что Меридор был тесно связан с Тео, я поняла еще в дирижабле. Когда Теодор просто повторил мои слова, сказанные не ему, а Гелибе. Такие, весьма авторские фразы, как та которую я произнесла в качестве ответа на вопрос Гелибы о власти, такие фразы не могут прийти в голову сразу нескольким индивидам. Они слишком неординарны и имеют слишком оригинальную авторскую, внутреннюю логику. «На мой вкус власть, – сказала я тогда Меридору, – это когда тебе все можно!» А он спросил «Вы ведь сейчас говорите об абсолютной власти?» А я тогда и сформулировала… Нет, скорее родила следующую связку пропозициональных понятий, в неповторимости и логической безупречности которой уверена до сих пор. Я сказала «Именно. Только такая власть и является властью. Власть от лукавого. Все остальное – просто детские бирюльки!» Я не думаю, что эти пятнадцать слов моей прямой речи мог бы кто-нибудь связать друг с другом именно в таком позиционно-смысловом порядке. Более того, я и сейчас считаю, что по смыслу сказанного это именно так. Это – безупречно так! Власть как беременность. Ее не может быть как-то чуть-чуть… Это нечто неделимое. То, что дается только целиком, а не частями. И если уж ты «залетела», то придется рожать! Женщины итак рожают. Детей. А вот мужчины – нет. И поэтому именно мужики больше всего подвержены этому стремлению на уровне безусловного рефлекса – желанию рожать. Пусть не на биологическом уровне. Пусть не детей, но продукты иных своих талантов, переживая в себе счастливые и… трудные периоды беременности властью. Властью над словами, если ты поэт. Властью над цветом и формой, если ты «artist» и властью над помыслами, если ты – монах. «И кто, в конце-концов изобрел колесо?» – Подумала я. – «Это же дитя… уровня Адама!»

Все эти мысли я наблюдала бодро шагая вниз по мостовой. Туда, где сияло море, отражая в своих водах отблески недавнего заката. И тут неожиданно Алессандро, шедший в полуметре от меня сзади, спросил.

– Скажите, Савелия, – обратился он ко мне, – чего бы вы хотели больше всего? —

Голос его был просто до предела насыщен серьезностью. Он как будто почувствовал то, чего я хотела бы больше всего и о чем ду… размышляла в эту самую минуту. Выдавать, однако же, ему свои тайные я не собиралась и поэтому моментально ответила.

– Мороженого. – Честно созналась я. – С шоколадной крошкой и тертым миндальным орехом. А так же веточкой мяты и долькой лимона… нет, долькой лайма в стакане ледяного чая «Молочный Улун». —

– Ого! – Воскликнул он, демонстрируя в себе черты не слуги, но активного собеседника. – Звучит просто как поэзия! —

«Чтож? Побеседуем!» – Тут же решила я.

– Но вы ведь меня не об этом хотели спросить, не так ли? —

– Да. – Сказал Алессандро. – Не об этом. Я имел в виду нечто значительно большее, нежели… чем личные гастрономические пристрастия! —

– Я вам так скажу. – Произнесла я. – Человеку столько всего нужно в жизни, что ни выделить в этом сонмище что-то более важное, ни даже просто сделать список того, что нужно, просто нет никакой возможности. Как нет возможности и обладать всем этим списком. В настоящий момент я бы оторвала голову любому, у кого оказался бы… высокий… бокал ледяного молочного коктейля и кто отказался бы мне его дать. Но конечно, бокал коктейля – это тактическая задача. Атака взвода пехотинцев за взятие второстепенной высоты. По настоящему же великие цели и великие наши желания… они могут касаться только глобальных стратегических целей. И поскольку речь идет именно о глобальных стратегиях, то естественно, самым желаемым с этой точки зрения может… точнее, могут быть только лишь те возможности, с помощью которых данные задачи можно разрешить. Я, как вы понимаете, говорю о власти. Власти с большой буквы! —

– Как у мамы Нити? – Спросил Алессандро. И я расслышала в его словах неприятную иронию.

– Что такого… Точнее, какого такого уровня власть у Ниэтель, что ей стоило бы позавидовать? – Вопросом на вопрос ответила я.

– Ну… У нас даже есть своя Конституция! – Ответил Алессандро.

Я поразмыслила, представив себе совсем небольших размеров виллу Ниэтель на Лазурном Берегу с десятком слуг при ней, и задала ему еще один вопрос.

– Зачем Конституция в небольш… то есть зачем нужно писать именно Конституцию для небольшой компании лиц, и без того обединенных… э-э… узами дружбы и взаимопонимания? Обычно в таких ситуациях достаточно коротенького статута, учитывающего наряду с задачами даже и свойства персоналий в коллективе. Конституции же пишутся… для стран! —

Мы вышли на ту часть Набережной, где был спуск к морю. Прямиком на пляж. Небо было иссиня-черным. Безлунная ночь накрывала этот красивый город, и горы, и море своим прохладным одеялом. Лишь неистово сияли звезды, отражаясь в зеркале воды…

– Узами дружбы? – Алессандро качнул головой и хмыкнул. – И я бы не назвал нашу компанию мал… небольшой. – Он спустился по лесенке, ведущей на песок, и галантно подал мне руку. – Дело в том, дорогая Савелия, что в тех мирах, с которыми у нас сотрудничество, митресс Ниэтель имеет … – Он на секунду замялся. – Она… то есть… ей принадлежит не компания, как вы сказали, а… армия, насчитывающая несколько миллионов прекрасно обученных бойцов. – Он кашлянул. – С техникой и оружием. Разбитая на подразделения и меющая четкую вертикаль команд… э-э… управления. —

Я тоже решила прокашляться, так как от сказанного Алессандро у меня в горле встал ком! Судя по его сбивчивой речи, он вообще не планировал мне это говорить. И заранее ничего не готовил. А если он не планировал это мне сообщать, но сообщил, то… то его нужно «разговорить» по полной. И мне пора включить в себе агента! Если это было правдой, – а я склонна была считать, что Алессандро не принадлежал к типу лиц, являющихся паталогическими фантазерами, – если это было правдой, то тогда… тогда что? Да, что тогда? … В общем, мысль же очевидная! Тогда во-первых, мне нужно было это все дело прибрать к рукам. И срочно! Это самое важное. И если кто-нибудь, вдруг, будет против моего главенства, … делаем его другом. Лучшим и навечно! Одариваем и приближаем. Или, как Цезаря. Гая Юлия… Но, похоже, Нити именно это мне и хотела передать. А если нет? … А если нет, то – нет! Мне Нити была дорога настолько, что я не подниму против нее восстания. Никогда! … Во-вторых, конечно, здесь недостаточно Устава. Здесь нужна именно Конституция! Мультиустав. Многоплановый и многогранный, регламентирующий все сферы взаимоотношений. Это и есть Конституция! Поскольку армия, … армада – точнее не скажешь, – которая не принадлежит одному миру, и солдаты, которые не принадлежат одному виду и подчиняются разному социальному устройству в своих мирах, у себя на родине… всех их можно было как-то объединить, имея только очень сильную Общую Идею. То есть это не просто армия, а некая надгосударственная и наднациональная структура. С такой могучей общей идеей, по сравнению с которой все прочие локальные национальные идеи, не производили бы ровно никакого впечатления! С поставками оружия и продовольствия, промышленностью, и так далее… Объединяющей это мультипространственное общество в некий полноценный, живой организм.

Мне живо представилось это величественное действо. Авангарды с неожиданными стычками с врагом и арьергарды с бесконечными картами и вином, с ранеными, с госпиталями и полевыми кухнями …, с «обозами», влачащимися за этой армией сквозь миры – чудная, фантасмагоричная картина! … С… да, с гетерами, гейшами и прочими глупыми бабами, самозабвенно жертвующими собой в угоду идее войны… С передвижными театрами, клоунами и шутами. С несчастными солдатскими бастардами, рождающимися, растущими и умирающими так и не увидав в своей жизни ничего кроме грязи и пыли военных дорог! С вереницей могил, оставляемых за собою всей этой дивной процессией! … Со старушкой Нити на самом верху! … Вот, чем на самом деле руководила Митресс Ниэтель! … Я это поняла, рассматривая собственные мысли как кино. Как поток внешних кадров. Как будто бы извне. И мне понравился такой способ мыслить! А еще… да, конечно! Так всегда бывает тогда, когда над твоим сознанием активно трудятся снаружи!

– Нити, блин! – Я выругалась полушепотом по-русски, чтобы не смущать Алессандро и добавила грозно, обратив голову немного влево, в сторону от моего компаньона. – Хватит мне закладывать в голову лажу! – И еще парочку крепких выражений. Я не в Статике, а в реальном времени. И кто-то надо мной сейчас вовсю работает. Я, как агент, понимала это чрезвычайно отчетливо. Алессандро, конечно, ничего не понял, и деликатно сделал вид, что его не касается мой разговор самой с собой…

Мне стало понятно, что эта крошечная старушенция, пытавшаяся неуклюже извиняться передо мною всего лишь два часа назад, на самом деле была под стать Теодору. Президенты, Императоры или же Верховные Главкомы… Это только разные термины власти, доведенной до практического абсолюта. Когда тебе все мож… Все доступно … «Власти от лукавого» – как сказала я Меридору Гелибе и как потом сказал мне Теодор, не зная того, что я эти же слова сказала Меридору раньше него на неделю. Некая тревожная мысль, очень похожая на внезапное прозрение, промелькнула у меня в голове, и я поэтому задала Алессандро еще один вопрос.

– А вы, Алессандро, к какому миру относитесь? В смысле, вы человек, или кто-то иной? —

– Я самайн. – Не задумываясь ответил Алессандро. – И к Италии не имею никакого отношения. Митресс Ниэтель меня спасла. Но это – очень долгая и грустная история, и мне бы не хотелось тратить время… ваше и этой прекрасной ночи на… на грустные истории! – Он улыбнулся.

– Я готова послушать! – Сказала я в надежде, что вместе с изложением своих воспоминаний человек «прицепит» к этому еще кучу всякой полезной инфы. Это же обычная психология!

– Да нечего особенно рассказывать. – Сказал Алессандро. – меня спасли из моего мира во время… В общем, спасли… Когда мне было приблизительно шесть месяцев от роду. Или около того… Митресс воспитывала меня как сына. Я рос при ней. Так что я, скорее, не мажордом, и не телохранитель… Она для меня… олицетворение моих погибших родителей. Хотя о них я узнал значительно позже. Кто они и чем занимались. Наводил справки. – Он на секунду умолк. – Вот и вся история! А вот вы, Савелия, бок-о-бок служили с моим папашей! – Тут его улыбка стала еще шире. – Но я не думаю, что должен проливать свет вам на ваше прошлое. Это… м-м… не входит в функции мажордома! … Превышение полномочий! —

– А самайны, они … —

– … люди. – Закончил за меня Алессандро. – Просто в нашем мире люди называются самайнами. – Последовала улыбка. – У нас есть особые способности, но они не работают здесь на Земле… А так, во всем остальном, ничего необычного! —

– А эта армия … —

– Она распределена по разным мирам и собирается вместе только там и тогда, где и когда требуется ведение полномасштабных боевых действий. —

– И… это часто? —

– Не так чтобы очень, но снизу нас изрядно достают. Кроме того, если наши силы не будут сдерживать орды голодных уродов из нижних миров, то здесь на Земле все рухнет и воцарится хаос! —

– Снизу, это… откуда? – Спросила я.

– Снизу – это снизу. Хотя, нет, конечно. Снизу – это такая фигура речи. Устойчивое выражение. Просто есть иерархия миров: от самого… э-э… крайнего с одной стороны, до самого крайнего с другой стороны. Визуально это лучше представлять в виде вертикали. Более привычно. Но, говоря «снизу» я, естественно, не имею в виду из-под земли! —

Мне тут же представилась эта многоуровневая система различных миров, как… некая звезда, которая устойчива лишь потому, что давление изнутри перегретой плазмы точно компенсируется силой гравитации, удерживающей эту плазму, не дающей ей разорвать все и самой при этом погибнуть. «На нас сильно давят снизу!» … Да, это похоже на попытку вырваться наружу. В иные сферы и на иные поверхности иных, очень привлекательных миров! И если не будет «гравитации», роль которой играет армия, руководимая Ниэтель, то у тех, кто рвется к нам снизу, будут все шансы! … И, конечно, вот она – сильнейшая идея, которая как раз и способна объединить вместе очень разные популяции… Угроза общего, тотального истребления! … Однако, я знала и то, что любая звезда рано или поздно все равно взрывается, а плазма из ее недр уничтожает все планеты вокруг этой звезды! И жизнь на них… Перспектива, не поддерживающая оптимизма! … Мы прошли молча метров двадцать. Мне было приятно и спокойно в обществе этого мужчины. Но требовалось еще очень многое у него узнать.

– И есть главком? —

– Ниэтель. —

– Насколько я знаю ее, она весьма далека от военного дела! – Не унималась я. – Она типичный политик! —

– Ну, да. Но она именно Главком. Тот человек, кто принимает решения. А командиров великое множество! —

– И есть главный? —

– Конечно. —

Мы неспешно вышли почти на самую кромку воды. Здесь песок уже был влажный и плотный. Поэтому идти по нему стало намного легче. И, похоже, Алессандро понял, зачем я спрашиваю про Главкома. Я не могла упустить свой шанс взойти на такую высоту…

– Вы не составите мне компанию? – Спросила я Алессандро. – Я бы не прочь окунуться! Такая духота днем была! —

– Я лучше отвернусь. – Пробурчал он. – Мне поручено вас охранять! —

– Как угодно. – Фыркнула я и стала снимать с себя старомодное платье, которое мне подобрала Нити в этой локализации. Алессандро, как и обещал, наблюдал за берегом и Набережной, стоя ко мне спиной. Я повесила все, что сняла с себя, на его широкое плечо, как на вешалку и зашла по пояс в воду, обнаружив воду на редкость теплой и приятной.

– И как его зовут? —

– Кого? – Спросил Алессандро. Хотя, я уверена, он понял, кого я имела в виду!

– Вашего Главкома! —

– Главный архитектор сражений. – Ответил мой компаньон. По-видимому, он все же, прибегал иногда ко лжи…

– Я имела в виду его имя. – Настаивала я.

– Вам не понравится. – Услышала я в ответ. Поэтому я набрала полную грудь воздуха и ненадолго погрузилась в воду с головой.

– И все же … – Сказала я, отфыркиваясь и протирая глаза от соленой воды.

Последовала долгая пауза, в течение которой я успела еще пару раз окунуться с головой и один раз поплавать на спине вдоль берега. Метров десять. Я даже подумала, что Алессандро решил быть неучтивым и не отвечать мне на мой вопрос! Но… такого быть никак не могло, и поэтому я ждала.

Время неумолимо шло. Пора было выходить на Набережную и двигаться обратно. Мы загулялись! … Когда же я натянула на себя вновь свои нелепые одежды – прямо на мокрое тело, – то услышала нечто такое, что пробудило во мне мимолетную цепочку образов, извлеченных откуда-то из тайных хранилищ моей памяти. Однако, не вызвало ни малейшего удивления. Я была готова услышать что угодно, но это имя было первым в списке!

– Никто не знает его настоящего имени, а Митресс Ниэтель нам не говорит. Вероятно из опасения, что если нижние прознают, кто этот человек, то весьма просто смогут истребить его в прошлом … – Услышала я слова моего спутника, и эти слова показались мне весьма правдивыми. – Хотя во всей нашей военной армаде – продолжал Алессандро, – этот человек известен под псевдонимом Токем Яю-Тай. —

– И конечно, все полагают, что это его настоящее имя? – Я криво ухмыльнулась. Но в темноте ночи это никто так и не оценил.

– Конечно. – Ответил Алессандро. – Ваш папа удивительно убедителен в своем… в своей должности. И на своем месте. —

– Но вы-то знаете, кто он на самом деле? —

– Конечно. Я ведь сопровождал митресс в Ялту тогда, когда она с вашим отцом встречалась на предмет организации вашего спасения. Это было пару недель назад. Я сразу его узнал. Как только он появился у нас в качестве Главкома. Но… я сам не знаю истиную временную локализацию вашего отца. Ни его подлинного имени тоже. Так что вряд ли мои знания могут быть полезны врагу, случись им меня «разговорить»! – Он улыбнулся и протянул мне свою руку, приглашая подняться по скользким от прибоя каменным ступенькам на Набережную Ниццы.

– Кстати, Алессандро, хотите знать происхождение этого имени и персонажа? —

– Кого вы имеете в виду? —

– Токема Яю-Тая. —

– А это именно вымышленный персонаж? —

– Да. И его придумал мой старший брат. В детстве он был одержим баталиями и сражениями. И у него, насколько я помню, была огромная армия самых разных солдатиков. Все было хорошо, но… А потом папа изобрел некий язык. Или код? Я точно уже и не помню. Хотя, рассматривая все случившееся тогда с точки зрения Агента по коррекции Истории, могу с уверенностью говорить, что папе внедрили данные об открытом им языке. Открытия такого уровня лежат за гранью человеческой гениальности. Тут нужно видеть всю картину целиком. Как Менделееву его Периодическую Систему. Которую ему, кстати, тоже дали. Так вот на этом языке… точнее, в рамках этого языка имя Токем Яю-Тай означает высшую степень воинского искусства, или высший ранг. Предводитель всех юко-гойроят. —

– Кого, простите? – Переспросил Алессандро.

– Да я уже и сама не помню. Я в то время слишком мала была еще … —

Мы выбрались, наконец, на твердую дорогу и бодро зашагали в сторону поместья. После испепеляющего дневного зноя прохлада ночи казалась чем-то вроде прогулки нагишом зимой!

– А брата вашего как зовут? – Спросил меня мой компаньон.

– Не скажу. Не обижайтесь! – Ответила я. – И он надежно укрыт во времени. —

Я посмотрела туда, куда нам предстояло подниматься, вверх по крутым улочкам вплоть до самой резиденции Ниэтель. И острое нежелание подниматься в гору пешим порядком отразилось в моей душе зеленой дымовой завесой, загородившей весь шарм от прогулки и купания. Мне решительно было жаль того времени и тех сил, которые неизбежно требовалось потратить на изнурительный подъем в достаточно крутую гору. И внезапно в голову мне пришла одна оригинальная идея.

– Алессандро, – обратилась я к своему спутнику, – как вы насчет того, чтобы… э-э… как у вас со спортивной подготовкой? —

Он, видимо не понял того, что я собираюсь ему предложить и промолчал, слегка качнув головой. Возможно он даже подумал о том, что я предложу ему понести меня на руках?

И тогда я просто побежала на подъем, все наращивая и наращивая темп. Это было жутко неудобно в почти бальном пышном платье и очень неудобной, жесткой обуви. Но мое чувство уверенности в своих силах… Нет, не вообще, а только сейчас. Локально. Только как блиц-криг. Только как атака роты солдат за взятие второстепенной высоты. Под стволами заградотряда… Как рывок Александра Матросова к вражескому ДОТу. Как героический порыв, который всегда насколько внезапен, настолько и великолепен в своем величии! Эта уверенность придала мне столько энергии и сил, что через пять минут Алессандро просто исчез из вида. Мой организм неожиданно что-то вспомнил. Какая-то мышечная память. А может быть и некие новые способности, обусловленные генетикой, о чем меня предупреждала Ниэтель? Не знаю. Похоже это была, все-таки, именно подготовка в прошлом.

Где-то на полпути я решила, все-таки, дождаться своего безнадежно отставшего спутника, сделав вид, что выдохлась. Мне просто очень не хотелось ущемлять самолюбие молодого мужчины, демонстрируя ему, что он слабже меня.

Он нагнал меня и сказал, переведя дух.

– О! Я не верил рассказам о вас. Но вижу, что… не все в легендах ложь! —

Я предложила ему свою руку, и он взял меня под локоть. А еще буквально через полчаса я уже грелась, закутавшись в невесомую шаль Нити в гостиной ее усадьбы. Алессандро, как и следовало ожидать, извлек из погреба еще одну бутыль такого же прекрасного напитка, как и тот, который у меня был на ужин. Но сам при этом наотрез отказался выпить со мной и, раскланявшись, ушел, сославшись на массу неотложных дел утром…

Которое, впрочем, уже почти наступило…