Читать книгу Долина каменных трав - Владимир Прягин - Страница 7

– А как же тогда? – удивляюсь. – Крылья себе, что ли, отрастишь?

– Хотелось бы, но такими талантами, к сожалению, похвастаться не могу.

Больше ничего объяснять не стала, загадочная. Вышли мы на дорогу, протопали с полверсты. Молчим – Лизавета о чём-то своём задумалась, а я прикидываю, как бы родню предупредить половчее, чтобы меня сегодня-завтра не ждали.

Мысли эти меня с такой силой одолевают, что я даже не сразу спросил – а с чего это мы сейчас не налево двинулись, к городу, а направо? Вон уже и замок недалеко – торчит на том берегу почти прямо напротив нас.

– Куда ты меня ведёшь? Тут домов нет поблизости, кроме замка.

– А может, – отвечает она, – я в нём и живу? Такой вариант тебе не приходит в голову? Может, я самая настоящая дочь наместника, которая слоняется по окрестностям от безделья?

– Не сочиняй. Никаких дочерей у наместника нет, только сыновья.

– Какой ты, оказывается, информированный!

– Про это, по-моему, весь город знает. Попроще что-нибудь выдумай.

– Ты удивишься, но я не так уж сильно присочинила. Да, дочерей у него нет, ты прав, зато есть нелюбимая двоюродная племянница. Про которую он не очень любит распространяться.

Смотрю – она уже не подначивает, а просто рассказывает. Ну, думаю, влип – так влип. Лизавета у нас не просто аристократка, а родственница главного человека на острове. Любимая, нелюбимая – это дело десятое, искать всё равно начнут…

Лиза говорит грустно:

– Я вижу, Митя, что ты колеблешься. И, поверь, я очень хорошо понимаю твои сомнения, поэтому и решила признаться сразу. Ещё раз заверяю – погони можно не опасаться, но если ты мне не веришь, то не буду навязываться. Да мне и нет смысла тогда идти – ведь стынь-капля, полученная без доверия, бесполезна.

Я аж зубами заскрежетал. Ну вот что с ней делать? Прогнать? Получится, что я струсил, хвост поджал как зайчишка…

– Ладно, – бурчу, – идём, раз договорились. Я от своих слов не отказываюсь.

Она дух перевела облегчённо:

– Ура! А теперь – обещанный фокус.

Схватила меня за рукав и тянет к обочине – а там разросся дикий шиповник, выше нашего роста, и никакого просвета нет. Я уже рот открыл, чтобы возмутиться – куда мы прём? И тут смотрю – проход появился. Не то чтобы кусты расступились, просто тропинка как будто прятаться перестала. А ведь я секунду назад как раз на это место таращился и ничего не видел!

– Да, – говорю уважительно, – фокус ничего так.

Лиза отмахивается:

– Это только затравка. Дальше смотри.

По этой тропинке вышли на небольшую поляну – шиповниковые кусты её окружают, а над ними нависают деревья. Лиза к одному кусту подошла и руку протянула – я решил, что хочет ягод попробовать, которые уже покраснели. Но она вместо этого прикоснулась к шипу – уколола палец, так что выступила капелька крови. Лиза её слизнула и посмотрела куда-то мимо меня. Я оглянулся – батюшки!

Середина поляны чавкнула и внутрь себя провалилась. Открылась яма, в поперечнике – сажени полторы. Я ближе подошёл, заглянул – ступеньки уходят вниз, каменные, аккуратно обтёсанные.

– Подземный ход на тот берег, – объясняет мне Лизавета. – Устроили ещё в старину, чтобы сбежать из замка, если враги со всех сторон окружат. Открыть могут только хозяева резиденции. Специальные чары, работают через кровь. Ну, как тебе?

– Вещь, – говорю. – Теперь меня точно прирежут, чтобы не разболтал.

Она фыркает:

– Не переживай, компаньон, я тебя не выдам. На ту сторону не приглашаю, сам понимаешь, так что располагайся и жди меня. Постараюсь не задерживаться.

– Мне тоже надо отлучиться по делу. Кусты меня пропустят обратно?

– Пропустят, там чары проще – если уж ты проход рассмотрел, то больше из виду не потеряешь. Значит, встречаемся через сорок минут?

– Давай.

Лиза по ступенькам спустилась, и яма закрылась снова, как будто рана в земле заросла за пару секунд. Я на корточки присел, пригляделся, даже рукой провёл по траве – никаких следов. На совесть сделано, да.

Выбрался с лужайки и пошёл к подсолнуховому полю, только не напрямую, а вкруголя – через рощицу, которая по-над краем города. Вячеслав вчера говорил, что хочет проверить ульи, вот и выловлю его там.

Рощу пересёк, выглянул из-за дерева – точно, братец маячит возле пчелиных домиков. Правда, вместо того чтобы трудиться в поте лица, стоит и калач жуёт – завтрака, видать, не хватило. Ну ещё бы, с таким-то брюхом.

– Славик! – зову.

Он оборачивается:

– Митяй? Ты что ж такое творишь, паршивец? Мать испереживалась…

– Я поэтому сейчас и пришёл. Меня ещё пару дней не будет – не беспокойтесь, у меня всё нормально, просто дела.

– Дела?! Значит, так, сейчас – ноги в руки и быстро дуешь домой…

– Славик, – говорю, – не ори. Посмотри сюда.

От такой наглости он чуть калач не выронил, а я тем временем ледышку достал и ему показываю:

– Видишь, что у меня есть? Она нам поможет, чтобы пасеку не отняли, только надо немного времени. И кстати, поблизости меня не ищите, я в другое место иду…

– Домой, я сказал! Или тебя за шкирку тащить? Так я с удовольствием…

– Ты меня догони сначала, если пузо не помешает.

– Ах ты…

Он ко мне ломанулся, но я, конечно, дожидаться не стал – рванул обратно к реке. Бегу и думаю – пожалуй, правильно я всё сделал. Пусть они ругаются, сколько влезет, на малолетнего нахалёнка и фантазёра – зато, по крайней мере, знают теперь, что я жив-здоров. А если ледышка сработает, ещё и спасибо скажут…

Вернулся на поляну, подождал немного в теньке – не успел толком заскучать, как земля опять расступилась. Лиза наружу вышла и сразу мне:

– Я не опоздала, заметь! Минута в минуту!

– Часов у нас с тобой нет, так что верю на слово.

– Часы не нужны, я умею точно чувствовать время.

– Кто б сомневался.

Она смутилась:

– Ты, Митя, не подумай, я это не к тому, чтобы покрасоваться…

– Да понял, понял. Взяла, что хотела?

– Да!

Похлопала по мешочку, который через плечо висит, – он и правда у неё округлился, хоть и не слишком сильно. Сообразила, значит, что сразу весь гардероб тащить с собой не с руки. Сама, кстати, переоделась – платье попроще, сапожки дорожные и шляпа соломенная с тесёмками.

– Я, – говорит, – подумала, что мне, в случае чего, лучше назваться твоей сестрой. Правильно? Вроде как мы – зажиточные мещане, идём по своим делам.

– Может, и прокатит, конечно…

– А что тебя смущает?

– По одежде ты за мещанку сойдёшь, не спорю, а вот по повадкам…

– Ну?

– Вроде и ничего такого, но больно уж уверенно смотришь.

– Ладно, – смеётся, – буду ходить за тобой, смиренно потупив глазки, и слушаться твоих указаний. Договорились?

– Даже прям интересно, что у тебя получится. Да, а дядя твой не заметил, как ты ушла?

– Он в городе по делам, да и вообще про меня вспоминает только по большим праздникам. Учителя сейчас не приходят, потому что каникулы.

– А родители?

– Родители далеко, – отвечает мрачно.

Я больше с расспросами лезть не стал, а она помолчала и сообщает:

– Чуть не забыла – я тут бутербродов взяла. Ты же с утра не ел ничего.

– О! Вот это дело.

Взял я бутерброд с бужениной, жую и спрашиваю попутно:

– Как пойдём-то? Прямо по берегу – неудобно получится, тут заросли, коряги всякие, камыши…

– Я тоже об этом думала. Можно пока по дороге, она же вдоль реки идёт, верно? Будем иногда подходить к воде и экспериментировать со стынь-каплей.

Вот так мы с ней и отправились.

На небе, как назло, ни единого завалящего облачка, зной – хоть кусками режь. Кусты вдоль дороги пыльные, полинявшие. Вдалеке над полем марево подрагивает, колышется.

Потом кусты кончились, и открылся отлогий берег – место для пикников. Какая-то городская компашка там уже угнездилась – пледы на траве расстелили, выкладывают еду из корзин. Господа пиджаки посбрасывали, дамы веерами обмахиваются, шушукаются и любуются башнями, которые на той стороне реки.

Лиза вполголоса признаётся:

– Мне эти зрители надоели уже хуже горькой редьки. Как ни выгляну в окно – кто-нибудь тут обязательно заседает, если дождя нет. Чувствую себя иногда как в цирке, честное слово.

– Да, – говорю с серьёзной миной, – тяжёлая твоя доля.

– Прекрати издеваться. Расскажи лучше о себе, а то нечестно выходит: ты про меня уже столько всего узнал, а я про тебя – почти ничего.

Ну, рассказал ей про семью и про пчёл, а там, слово за слово, и про шайку, которая нас прижала, и про свои кошмары. Даже про письмецо навозное выложил – но без нытья, что, дескать, вот как меня обидели, а с шутками-прибаутками. Лиза похихикала вволю, а потом говорит:

– Значит, стынь-капля тебе нужна, чтобы отвадить этих мошенников?

– Да. Без неё не справимся.

– Я могу попытаться с дядей поговорить, когда вернёмся, только, боюсь, он даже слушать не станет – тем более что разозлится из-за моей отлучки. Остаётся надеяться, что река нам в помощи не откажет.

Я промолчал, потому что спорить тут не о чем. Лиза продолжает:

– Давай теперь подытожим. Вчера тебе показалось, что река замёрзла, а вместе с ней – твоя память. Так?

– Угу.

– А до этого – что тебя превратили в камень?

– Ну. И какая тут, по-твоему, связь?

– Пока не знаю, но согласись – сходство есть. И лёд, и камень – это нечто застывшее, неподвижное. Или возьми, к примеру, ту же стынь-каплю – это ведь камешек, минерал, но в народе её прозвали ледышкой. Есть о чём поразмыслить.

Тут нас обогнал богатый экипаж на рессорах – кучер нахлёстывает лошадей со всей дури, копыта по дороге колотят, пыль из-под них столбом. На сиденье развалился купчина, причём не из тех, что под аристократов подделываются, а из иной породы, посконной и разухабистой. Красная рубаха на нём, рожа ей под цвет и бородища до пуза. Мазнул по нам взглядом и отвернулся, индюк.

Я от пыли отплевался и говорю:

– В «Обрыв», наверно, поехал – время к обеду.

– Вот поэтому, – усмехается Лиза, – я и люблю гулять на вашем берегу. Колорит тут своеобразный, и не так скучно.

Уже и сам «Обрыв» показался – модная ресторация у реки, двухэтажная и с верандой. Туда и купцы охотно наведываются, и мануфактурщики, и дворяне их тех, которые при деньгах. Сейчас, правда, время раннее, посетителей мало, а вот вечером гульба будет – только держись. Иногда даже, как мне Андрей рассказывал, с той стороны реки на корабликах приплывают – тоже, видать, по «колориту» соскучились.

Лизавета всё веселится:

– Если наши планы сработают, то на обратном пути можем тут отпраздновать.

– Ага, моих капиталов как раз на пару ватрушек хватит по ихним ценам. Или у тебя в твоём мешочке – червонцы россыпью?

– Ладно, ладно, уел. Наличных денег у меня почти нет – два рубля с копейками. Я на иждивении у дяди.

– Без ресторации-то мы обойдёмся, а вот где бы поколдовать? Лишних глаз тут всё ещё многовато.

– Надеюсь, дальше будет спокойнее.

Шагаем, приглядываемся. Дорога вместе с рекой сворачивает к востоку, но не резко, а постепенно, плавно. Полуденное солнце теперь не прямо за спиной, а чуть сбоку. И жарища усилилась, хотя, казалось бы, куда больше?

– Митя, может, передохнём? А то я, честно говоря, подустала.

– Я тоже запарился.

Ближе к берегу – заросли бузины. Мы сначала к воде подошли, умылись, а потом под этими кустами расселись, так что нас с дороги не видно. Лиза шляпу свою сняла, обмахивается и рассуждает:

– Заодно и с твоей ледышкой можем попробовать. Поблизости никого.

– Попробуем, конечно, куда ж мы денемся. Через пару минут.

Сидим, отдыхаем. Плёс перед нами широкий, волны спокойные. Замок уже далеко, в нескольких верстах ниже по течению, выглядит как игрушечный. Над рекой парит птица, раскинув крылья. Лиза пригляделась и спрашивает:

– Это орёл? Красавец!

– Для орла слишком светлый. Кречет, по-моему.

Пернатый будто почувствовал, что мы его обсуждаем. Спустился ниже, сделал пару кругов, а потом и вовсе на землю сел – саженях в пяти от нас. Здоровенный, крылья в размахе – аршина два. Голову чуть склонил и смотрит чернильным глазом.

Лиза спрашивает с опаской:

– Он на нас не набросится?

«Хрен его знает», – думаю, а вслух говорю:

– Не должен. Крупноваты мы для него.

А ещё мне вдруг вспомнилось: Кречет – кликуха того молодого гада, что к нам вчера приходил. Его подельник потом мне говорил возле дуба: «Похоже, ошибся Кречет на этот раз. Не знаю даже, что он там в тебе разглядел».

Вот и эта птичка тоже меня разглядывает, причём как-то очень уж пристально.

Не люблю я такие совпадения, хоть убейте.

Дальше мне будто подсказал кто-то, или озарение пришло. Сунул я руку в котомку, вытащил оттуда ледышку и сквозь неё посмотрел на наглого летуна.

Тот аж дёрнулся, крыльями встрепыхнул. Перья встопорщил, клюв приоткрыл (мне почудилось – матюгнулся) и отступил на пару шагов назад. Мне тоже не по себе, в висках застучало, но взгляда не отвожу. Бормочу:

– Стоять, тварюга пернатая…

Он крылья расправил, взлететь попытался, но не сумел – вроде как сил ему не хватает. Движения стали корявые, неуклюжие, медленные. Я про себя злорадствую – нет, не смоешься…

Пернатый тоже сообразил, что по воздуху не уйти, но, зараза, оказался не из пугливых. Раззявил клюв, завопил во всю глотку и заковылял прямо к нам – сейчас, мол, мозги вам выклюю. Лиза взвизгнула, юркнула мне за спину. Я сам чуть в штаны не наложил, но ледышку, к счастью, из рук не выпустил.

И вот тогда-то случилось самое странное.

Не знаю, откуда мне это на язык навернулось, но я выпалил:

– Покажи свою суть!

Он замер на полушаге – крылья в стороны растопырились, клюв так и не закрылся, взгляд остекленел. При этом в перьях что-то поблёскивает. Я присмотрелся и чувствую – у меня едет крыша.

Потому что кречет весь изо льда.