Читать книгу Долина каменных трав - Владимир Прягин - Страница 9

– Только этого не хватало, – ворчу, – и вообще, мне как-то не верится. Сказки – на то и сказки, а у нас тут жизнь, и всё по-другому. Может, нам просто померещилось с перепуга…

Лиза хмыкает:

– Какая у тебя гибкая логика! В стынь-каплю, исполняющую желания, ты сразу готов поверить, потому что надеешься на что-то хорошее. А в монстра, увиденного собственными глазами, верить отказываешься, потому что он злой. Это как-то по-детски, ты не находишь?

– Хватит умничать. Ладно, пусть он существует взаправду – тогда это тоже чары со льдом, ведь так?

– В том-то и дело! Об этом я и твержу! Сегодня мы уже дважды видели то, что до сих пор считалось чистой теорией или фольклорным образом! Это переворачивает все научные представления! С каждым шагом мы убеждаемся, что лёд – это реальный ключ к чему-то огромному и таинственному…

Вижу – опять она размечталась. Перебиваю:

– Если это такая тайна, то почему гадёныш вдруг перестал свою рожу прятать? Скачет по дороге средь бела дня…

– С этим-то как раз ясно. Ничего он не перестал, по-прежнему прячет свою ледяную суть. Это только мы её разглядели – благодаря кокону, который не только нас укрывает от чужих глаз, но и показывает источник опасности. Не будь кокона, мы бы сейчас увидели заурядные людские физиономии.

Конский топот уже затих, и пыль понемногу начала оседать, а мы всё стоим, перевариваем то, что увидели. Мне к тому же ещё одна мысль пришла, которую не мешало бы прояснить.

– Слушай, – говорю, – защита у нас мощная, но…

– Что опять не так?

– Да вот прикидываю – как нам теперь в этом коконе с рекой колдовать? Она нас вообще заметит? Поймёт, что мы снова к ней обращаемся?

Теперь и Лизавета задумалась – с минуту морщила лоб, потом говорит:

– Пожалуй, ты прав. Кокон придётся снять, чтобы чары воды и воздуха не помешали друг другу.

Короче, спрятались мы в очередных кустах (не знаю, в каких по счёту) и принялись строить из себя чародеев. Лизавета развязала мешок и спрашивает:

– Готов?

– Давай уже, не тяни.

Она зажгла спичку, уставилась на огонь и говорит:

– Убрать кокон.

Я догадывался, что будет, поэтому зубы стиснул заранее. Очень правильно сделал – вихрь, родившийся ниоткуда, стегнул нас ничуть не меньше, чем в первый раз. Проскрёб по коже и схлопнулся, будто весь вобрался в спичечный огонёк, который от этого дёрнулся и затух. Я ждал, что и жар будет как тогда, но ошибся – вместо него нас обдало холодом, прямо-таки морозом.

– Обратная реакция, – объясняет наша всезнайка.

– Угу. Ну, хоть освежились.

– Теперь давай со стынь-каплей пробовать.

Достал ледышку, поднёс к глазам. Лиза рядом затаила дыхание. Река сверкает, искрами брызжет, воздух застыл переваренным киселём. На том берегу – зелёный пойменный луг, коровы бродят, но до них далеко, и мычание не отвлекает.

Минуты идут, в голове уже звенеть начинает от напряжения.

Река молчит, видения не приходят.

Сдаюсь:

– Не знаю, в чём дело. Может, днём река разговаривать не желает? Ночью, помню, картинки сразу пошли…

– Может, и так. Или действует ещё какой-нибудь фактор, который мы упустили. Мне разрешишь попробовать?

Протягиваю ледышку. Лиза её приняла, нахмурилась, губы сжала – мол, хоть помру, а до истины докопаюсь. Ну, вы поняли – концентрация. Я терпеливо жду, не мешаю, даже муху героически отогнал, которая села ей на плечо. Только чувствую – всё это лишняя трата времени, ничего сейчас не получится. Что-то мы неправильно делаем.

– Лиза, – говорю, – хватит.

Потряс её за плечо легонько. Она заморгала, встряхнулась, потом вернула ледышку. Чувствуется – расстроилась, но признаваться не хочет, сама себя пытается подбодрить:

– Ничего страшного, отрицательный результат – тоже результат, как любит повторять мой наставник, магистр Деев. Нужно всё проанализировать заново, чтобы повторить опыт. Возможно, ты прав, и время суток всё же играет роль. Или просто здесь неподходящее место…

Сожгли ещё одну спичку, вернули кокон и пошли дальше. Решили так – доберёмся до Русалочьей пристани, которая впереди по дороге, там купим еды и дождёмся ночи. После чего опять сядем на берегу и будем глядеть на реку, пока что-нибудь не высмотрим.

Шли несколько часов, упарились совершенно. Рубаха пропотела, липнет к спине, пыль на морде – как маска. Солнце сползает к западу медленно, еле-еле, будто поиздеваться решило. Иногда проезжают телеги, двуколки, дрожки, попался даже коровий гурт, а вот Кречет с патлатым обратно так и не проскакали. Меня это, признаться, несколько напрягло своей непонятностью. Они ведь знают, что лошадей у нас нет, и далеко мы уйти не можем. То есть искать нас в нескольких верстах впереди – нет смысла. Разве что устроить засаду…

Но вот наконец показалась пристань – и крохотный посёлок с ней рядом. Лодки у дощатого пирса, несколько бревенчатых изб, постоялый двор, скобяная лавка и базарчик с полудюжиной прилавков. Пахнет копчёной рыбой, смолой и хлебом.

Снимать невидимость мы с Лизой не торопились, сначала обошли весь посёлок, заглянули в ближние и дальние закоулки, но наших знакомцев не обнаружили. И лошади у коновязи были другие, не те, на которых ехали гады (мы бы узнали – у Кречета жеребец был породистый, вороной).

В общем, решили, что можно слегка расслабиться. Вернулись чуть назад по дороге, убрали кокон и вошли на пристань чин чинарём. Сначала хотели поужинать на постоялом дворе, но потом передумали. А то ведь, чего доброго, выйдет, что едва мы внутри рассядемся, как заявится Кречет и нас поймает.

Направились к базарчику, там сейчас аж три торговца – две бабки и бородатый тщедушный дед. На троих им, пожалуй, лет двести с гаком, никак не меньше. Продают варёную кукурузу, белые скороспелые яблоки и вяленых лещей с краснопёрками. Дед, нас увидев, руками замахал, заулыбался беззубым ртом – подходите, мол, страннички, доставайте деньгу. Бабки тоже завозились, как клуши на насесте спросонья, смотрят на нас с надеждой.

Мы их не разочаровали, набрали еды побольше. Отошли от пристани саженей на полста, сели на берегу и начали пировать. В початки, солью посыпанные, вгрызаемся, рыбины раздираем – вкуснятина! Потом и за яблоки принялись – Лиза себе ломтики отрезает ножом, а я, понятное дело, не заморачиваюсь, хрумкаю так одно за другим.

– Всё-таки, – говорит Лизавета, – трапеза на природе имеет свои приятные стороны. Мух бы ещё поменьше – было бы вообще замечательно.

Солнце садится – малиновое, набрякшее, переспелое. Я говорю лениво:

– Завтра, похоже, ветер поднимется.

– Лишь бы дождь не пошёл.

Ноги гудят после долгого перехода, зато в животе – приятная сытость. Радует мысль, что сегодня уже не надо никуда торопиться. Всего и делов-то – сидеть и ждать, пока ночь наступит. Ну и надеяться, что враги не придут…

– Митя! Заснул, что ли?

– А? Извини, задумался.

– Я спрашиваю, чем ты займёшься, когда всё закончится. Вот, предположим, разобрались мы со стынь-каплей, получили от реки помощь. Кречет и его подельники больше не донимают, пасека спасена. Что тогда?

– Да я как-то и не задумывался. Буду жить как раньше, школу закончу…

– А после школы?

– Не решил ещё. Ну а ты?

– А я стынь-каплю использую для того, чтобы вернуть из ссылки родителей, а потом они меня заберут обратно в столицу, на материк.

– Наш остров тебе не нравится?

– Ну почему сразу «не нравится»? Он хорош на свой лад. Вашу зиму я, например, обожаю – мороз, сугробы, катки. В столице такого нет – там снег если выпал пару раз в год, то уже событие. Просто жизнь тут у вас размеренная, дремотная – трудно привыкнуть, особенно на первых порах.

– Ты давно уже тут?

– Три года. Сразу после того как…

Замолчала и махнула рукой. Я, чтобы её отвлечь, спрашиваю в шутку:

– А меня на материк пригласишь?

– Конечно, – отвечает она серьёзно. – Если у нас всё получится, как задумано, то я буду тебе обязана. А я такие вещи не забываю, можешь поверить. Да и вообще, у меня не так уж много друзей, чтобы ими разбрасываться. Поэтому я очень надеюсь, что после нашего приключения мы в любом случае продолжим общаться.

Солнце тем временем уже скрылось, сумерки наступают. Смотрим – на пирс выходит худой долговязый парень (конюх с постоялого двора, кажется), тащит с собой ведёрко. Дошёл до самого края – там стоит деревянная колода, а на ней чаша. Или тазик, если уж без прикрас.

Ага, начинается бесплатное представление.

Парень поднял ведро и высыпал что-то в тазик. Нам издалека не видно, что именно, но мы и так знаем – синий уголь. На удивление бесполезная штука – тепла почти не даёт, света тоже, поэтому и стоит гроши. Только и годится, что для таких вот фокусов.

Конюх, руки отряхнув, чиркнул спичкой, и над посудиной поднялось бледное голубоватое пламя, почти прозрачное. Русалочий костёр, так его в народе прозвали. Будет гореть всю ночь – считается, что русалки из воды вылезают, чтобы полюбоваться. В глаза их, правда, никто ни разу не видел, но это мелочи – придумано, собственно, не для них, а для проезжающих путников, чтобы обратили внимание. Глядишь, кто-нибудь из любопытства и остановится, а там и заночевать решит, комнатёнку снимет. Голь на выдумки хитра, да.

Мы с Лизаветой посмеялись и сидим дальше.

Стемнело, голоса на пристани стихли. Луна-рыжуха на нас уставилась вопросительно – чего ждёте? Колдовать пора, лопухи! А мы всё тянем – не то чтобы испугались, просто какая-то неуверенность появилась. Вдруг опять не получится? Как тогда всю эту кашу расхлёбывать, которую заварили?

– Ладно, – говорю, – я первый, а ты следи.

Привычным уже хватом сцапал ледышку, припомнил прошлую ночь. Сейчас река не хуже блестит – и звёзды отражаются, и луна, да ещё и голубоватые отблески от костра. Странно вообще-то: костерок далеко от нас, в стороне, пламя на воздухе еле видно, а вот вода от него подсвечивается, причём не только вокруг причала. Мало того – ледышка, которую я держу, тоже начинает мерцать, хоть и едва-едва…

Лиза тихонько ахнула и прижала ко рту ладонь. Я это краем глаза заметил, но всё равно не сбился, потому что настроил себя заранее – не дёргайся, Митяй, и не радуйся раньше времени. Огонёк в ледышке остался, я продолжал на него смотреть и через несколько секунд понял – он уже не исчезнет, самое трудное позади.

Медленно повернулся к Лизе и поднёс огонёк к ней ближе – пусть полюбуется. Глазищи у неё – по серебряному рублю, даже вздохнуть не решается лишний раз. Я говорю вполголоса:

– Всё нормально, не бойся.

– Митя! Вот это да!

– А ты думала.

– Река с тобой уже говорит?

– Нет ещё – это, наверно, только начало. Надо сообразить, что дальше делать.

– Сосредоточься на этой искорке, – советует Лизавета, – попробуй мысленно позвать реку.

Опять уставился на мерцание, зову, но ответа нет. Подождал с полминуты, пробую ещё раз – то же самое. Лиза утешает:

– Не беда, спешить некуда – вся ночь впереди…

И тут же мы услышали вой – вернее, не услышали даже, а просто поняли, что он был. Как будто зверь не голосом выл, а чистой, беззвучной ненавистью, которую мы ощутили кожей. Да и не мы одни – лошади на постоялом дворе от испуга заржали разом, и залаяли псы, хрипя и надсаживаясь.

– По-моему, это за нами, – говорю деревянным голосом.

А Лиза, придвинувшись ближе, шепчет:

– Митя, попробуй ещё, скорее! Зови реку, пусть защитит!

Стынь-капля мерцает, я на неё таращусь и мысленно уже буквально ору: «Услышь! Помоги! Откройся!»

Свет на воде застыл, как тонкая плёнка, и всё вокруг тоже замерло на мгновение. А потом эта плёнка вспучилась прямо напротив нас, лопнула в серебряных брызгах, и появился намокший призрак.

Сейчас попробую объяснить.

Стоит, предположим, голый человек под дождём, и вода стекает по коже. Потом – раз! Человек куда-то исчез, но вода продолжает обтекать пустоту, которая там осталась, точно по форме тела. Вот что-то такое мы и увидели.

Добавлю ещё, что фигура женская, но меня это в тот момент, уж поверьте на слово, занимало меньше всего. Разве что мысль мелькнула – может, это и есть одна из русалок, для которых горит костёр?

Мокрая пустота неторопливо вышла на берег, остановилась и повела несуществующей головой. Ну, дескать, что тут такого срочного? Струйки воды на ней тускло серебрились под звёздами.

– Э-э-э… – сказал я.

Другие слова почему-то не вспоминались. Глянул на Лизу, глаза у неё – уже не рубли, а блюдца. Сигналю ей – давай, учёная, твоя очередь! Завяжи умную беседу!

– И-и-и… – промолвила Лизавета.

Пустотелую гостью проняло-таки нашим красноречием – она опустила взгляд и, сделав ещё два шага, присела перед нами на корточки. Уставилась на стынь-каплю, которую я держал, и протянула руку. Я решил – требует отдать, но она лишь коснулась кончиками пальцев. Ледышка от этого замерцала сильнее.

А потом, как мне показалось, плеск волн на реке сложился в слова:

– Зачем ты пришёл?

В горле у меня пересохло, язык – как чужой:

– Мы хотим… Мы просим…

Договорить не успел. Повторился недавний вой, и псы опять захлебнулись лаем. Послышался стук копыт, затрещали сучья – кто-то ломился к нам сквозь кусты. Русалка, повернув голову, прислушалась, поднялась, мы с Лизой переглянулись и тоже встали, а через секунду двое всадников выскочили на берег.