Читать книгу Долина каменных трав - Владимир Прягин - Страница 8

Попытайтесь такое вообразить – солнце жжёт как остервенелое, даже мухам невмоготу, а перед вами стоит ледяная статуя и не тает. Трава вокруг неё побелела, покрылась инеем. Как бы вы себя повели? Вот и я сижу истуканом, мысли в голове раскрошились, а Лиза, в меня вцепившись, из-за плеча выглядывает. Но, надо отдать ей должное, опомнилась первая:

– Митя, признавайся сейчас же – как ты это сделал?!

– Спроси что попроще. Как-то оно само собой получилось.

– Что значит – само собой?

– То и значит. Не знаю я! Просто понял вдруг, что надо ему сказать…

– Действовал по наитию? Так, погоди…

Тут до меня дошло, что мы с ней почему-то говорим шёпотом, будто боимся, что кречет от наших голосов разморозится. Я сразу представил, как мы сейчас со стороны выглядим все втроём, не удержался и хрюкнул. Лиза мне:

– Ты чего?

– Да так, не обращай внимания.

Она поднялась, подошла к летуну поближе, хотя трогать остереглась. Рассмотрела его так и эдак, потом спрашивает:

– Есть у тебя догадки, почему он вообще напал?

– Да вот прикидываю – не вчерашний ли это вражина в пернатого превратился? Кличка у него – Кречет.

– Не говори глупостей, таких чар в природе не существует. А вот подчинить птицу, чтобы направить её полёт и посмотреть её глазами, вполне возможно, хотя и трудно… Ну да, если птица под контролем, то нападение вполне объяснимо – просто мне сразу в голову не пришло… Видимо, у твоего «вражины» есть соответствующие таланты. Может, из-за них и получил своё прозвище.

– Ладно, пусть даже сам он не превращался, а только контролировал – всё равно хорошего мало. Получается, они за нами следят.

– Ты прав, новость неприятная. С другой стороны, она подтверждает, что мы на верном пути. Иначе зачем бы они тратили силы на эту слежку? Да, Митя, они боятся, что стынь-капля вот-вот сработает!

– Откуда они вообще про неё узнали, про эту каплю?

– Ты о ней дома упоминал?

– Сегодня сказал Вячеславу, брату, чтоб он остальным родичам передал.

– Ну вот, видишь. А наши противники, вероятно, подслушивают, о чём у вас говорится дома. Это несложно, раз уж они могут колдовать. «Уши» установили и пользуются…

Меня сомнения взяли:

– Думаешь? С каким-то уж слишком большим размахом они за нас принялись.

– Деньги-то на кону серьёзные. К тому же ты сам рассказывал, что этот Кречет сразу обратил на тебя внимание. Может, действительно почувствовал в тебе что-то, способности какие-нибудь…

– Способности? К волшбе, что ли?

Она как-то странно на меня посмотрела:

– Тут, Митя, не просто волшба…

– В смысле?

Лиза пальцем ткнула в сторону кречета:

– Ледяные чары. Их существование признаётся, но только теоретически. Считается, что людям они недоступны в принципе.

– Почему это?

– Я тебе объясню, но сначала давай отсюда уйдём. А то очень уж неуютно рядом с этим замороженным чудищем.

И опять мы с ней пошли по дороге, только уже не так беспечно, как раньше. То и дело оглядываемся – вдруг за нами конных пошлют, раз уж узнали, где мы? Да и вообще, становится ясно, что затея с нашим походом накрывается медным тазом. Останемся возле реки – поймают, уйдём подальше от берега – не сможем колдовать со стынь-каплей. И как тут быть?

Говорю Лизе:

– Может, домой пойдёшь? Тебя не тронут, ты ни при чём…

– Снова решил от меня отделаться?

– Ты же видишь – забавы кончились.

– Теперь я тем более не уйду – и на этом закроем тему. А вот кое-какие меры, чтобы нас не нашли, придётся принять, причём как можно скорее. Только давай сначала найдём укромное место.

Зашли с ней в ивняк и сели под старым толстенным деревом – кора на нём вся в морщинах. Лиза развязала свой наплечный мешочек и принялась в нём рыться, а попутно призналась:

– Мне стыдно, что этот кречет так меня напугал. Я много читала про зачарованных животных и птиц, которые выполняют волю хозяина, но это было как-то абстрактно. А когда такое вот чудо-юдо прямо к тебе бросается, впечатление совершенно другое – до сих пор мурашки по коже.

– Да, – отвечаю, – такая тварь кого угодно доведёт до икоты.

Лизавета достаёт складной ножик (маленький, девчачий какой-то – на заказ, наверно, для неё сделали), а потом ещё и спички. Я удивляюсь:

– Чего это ты надумала?

– Вот, смотри.

Показывает мне браслет на запястье – но не золотой или там серебряный, а матерчатый с вышивкой, красно-жёлтые узоры на синем фоне. Стянула его с руки, погладила бережно и вздохнула:

– Эту вещь мне подарили родители на прощание. В ней заключена сила, которую можно использовать для защиты, но только один-единственный раз. Меня специально предупредили, что делать это нужно лишь в крайнем случае, когда реально угрожает опасность. Сейчас, по-моему, пора.

Я, конечно, мог бы спросить – и не жалко тратить такую ценность? Но знаю уже – её не отговоришь. Поэтому наблюдаю.

Она поколебалась немного, потом набрала в грудь воздуха, как перед прыжком в холодную воду, и перерезала свой браслет. Ленту, которая получилась, взяла за кончик, а мне протянула спичечный коробок:

– Поджигай аккуратно.

Я спичкой чиркнул и поднёс огонёк. Лента загорелась не сразу, будто ждала, что мы передумаем, – секунд, пожалуй, десять прошло. Но всё-таки, вижу, пламя поползло потихоньку. Лиза, присев на корточки, ленту положила на землю и поднесла к ней сверху ладонь. Командует:

– Сделай так же.

Я послушался. Сидим с ней, как будто руки над костром греем. Странно, огонёк вроде крошечный, но жар от него такой, что по сравнению с ним даже зной вокруг кажется прохладой. Воздух под ладонями заструился, неприятно щекочет.

– Сейчас будет больно, – говорит Лизавета.

Обрадовала, ага.

А через секунду воздух взбесился.

Из догоревшей ленты родился вихрь, крутанулся вокруг нас и ошпарил – мне показалось, что всё тело проскребли тёркой, от пяток и до макушки. У меня от боли аж матюги позастревали в горле, только стон получился, а сердце пропустило удар.

Спасибо хоть, всё это продолжалось недолго, буквально пару мгновений. Вихрь, обжёгший нас, сгинул, а мы с Лизой остались сидеть, выпучив глаза и разинув рты. Я отдышался и интересуюсь вежливо:

– Что за хрень?

– Мы теперь, – отвечает, – в защитном коконе. Свет вокруг особым образом преломляется, и нас никто не может увидеть, пока мы сами не пожелаем.

– И надолго это?

– По идее – на сутки. Но чары рассчитаны на одного человека, а мы их применили вдвоём. Значит, и действовать будут меньше – примерно до завтрашнего рассвета, я думаю. Это если непрерывно использовать.

– Это где ж такие штуковины делают, интересно?

– На материке, – отвечает Лиза. – Это чары высшего класса – штучный товар, который стоит целое состояние. Но мои родители раньше могли себе такое позволить – и денег никогда не жалели, если вещь действительно ценная. Ну что, пошли дальше?

Сунула нож со спичками обратно и мешок, и мы вернулись с ней на дорогу, где пыль и солнце. Я говорю:

– А вот мой отец колдовству не доверяет вообще. Считает, что оно никогда не действует так, как нужно, а платить за него приходится не только деньгами. Поэтому, дескать, надо надеяться на себя, на свой ум.

– Он по-своему прав. Чары – очень коварная штука, Митя, особенно в неумелых руках. И чем они сложнее, тем опаснее с ними связываться.

– Вот, кстати, объясни мне наконец разницу. Невидимый кокон для тебя в порядке вещей, а ледяная птица огорошила – дальше некуда. У меня уже мозги закипают от этих тонкостей.

– Ладно, сейчас попробую.

Пока мы умствовали, навстречу катила телега с сеном, а теперь мы с ней поравнялись. Мужик-хозяин – на нас вообще ноль внимания: одной рукой вожжи держит, а другой, задрав рубаху, пузо почёсывает. Голову даже не повернул. Мы с Лизой переглянулись – ага, работает кокон! Сразу повеселее стало.

– Так вот, – говорит Лизавета, – насчёт того, какие бывают чары. Многое ты наверняка и сам знаешь – сталкивался или слышал чьи-то рассказы, просто не разложил по полочкам. Тут всё достаточно просто, на самом деле. Люди способны колдовать с воздухом, с живой материей и с огнём. Ну, воздушное колдовство – это как раз наш кокон…

– Да, – соглашаюсь, – а ещё вчера тот хмырь возле дуба меня ветром к себе пригнал, чтобы письмецо передать.

– Вот-вот. Живая материя – это тоже понятно: всё, что бегает, летает, растёт. Вспомни, к примеру, подчинённую птицу. Или подземный ход, который я тебе показала…

– Когда земля расступилась? Погоди, а разве она живая?

– Плодородная почва пронизана корнями растений, наполнена перегноем. Поэтому она, при определённом умении, тоже годится.

– Говорят, и людей можно подчинять?

– Можно, но тут мы уже вступаем в очень тёмную область. Чтобы обрести контроль над другим разумным созданием, надо и самому пожертвовать чем-то важным, да ещё и совершить при этом какой-то жуткий обряд. Подробностей я не знаю, мне учитель не рассказал, а книги на эту тему – все под запретом.

– Ясно. Про огонь не буду спрашивать – видел как-то на ярмарке, что с факелами творят. Впечатляет.

– Да, эффектное зрелище. Итак, ещё раз – воздух, огонь, живая материя. Всё это более или менее на слуху. А теперь вспомни – ты хоть раз слышал что-нибудь о колдовстве с водой?

Я репу почесал. А ведь правда – ничего такого не вспоминается, если не считать тех самых легенд про реку, которая исполняет желания. Даже на ярмарках, где народ развлекают, фокусов с водой не увидишь. Странно, если задуматься.

Так я Лизавете и заявил. Она кивает:

– Считается, что водные чары – это нечто настолько древнее и могучее, что их помнит только река. Теперь ты понимаешь моё, не побоюсь сказать, обалдение, когда кречет на наших глазах превратился в лёд по одному лишь твоему слову?

– Да я ж тебе объясняю в десятый раз – не моё это было слово! Может, сама река мне его и нашептала зачем-то…

Лиза аж подпрыгнула:

– Точно! Митя, ты молодец! Это ведь самое очевидное объяснение – река начинает нам открываться, поэтому ты услышал её подсказку! Теперь я не сомневаюсь – осталось совсем немного!

– Смотри не сглазь.

– Да-да, ты прав, не будем забегать вперёд. Но новый эксперимент со стынь-каплей надо провести как можно скорее! Прямо сейчас! Согласен?

– Уговорила.

Остановились, чтобы место высмотреть поудобнее, и видим – кто-то за нами скачет, пылит. Лиц ещё не разглядеть, но почему-то сразу жутью повеяло, непонятной угрозой. Лиза мне шепчет:

– Не делай резких движений.

Правильно рассудила – сами-то мы сейчас невидимки, но если по траве побежим, та примнётся, могут заметить. Поэтому просто отошли тихонько к обочине и стоим, Лизавета мою руку сжимает.

Всадники приближаются, и я теперь вижу – это не кто-нибудь, а двое моих знакомцев, Кречет и хмырь патлатый, только что-то с ними не так. У патлатого глаза стали как у волка – не потому что цвет поменяли или размер, а просто всё человеческое из них испарилось, осталась только хищная злость. А Кречет…

На него вообще как взглянешь – так вздрогнешь.

Лицо застывшее, тусклая белизна, а черты заострённые, грубые, как будто их вытесали стамеской из глыбы льда, причём второпях, на скорую руку, так что по бокам видны сколы, на которых играет солнце. Или, может, это даже не лёд, а блестящий заиндевелый камень, что-нибудь вроде мрамора…

Оба всадника головы повернули, обшаривают взглядами берег. И даже гадать не надо, кого именно они там высматривают.

Промчались мимо нас, не заметив, и поскакали дальше.

Я вспомнил, что уже можно дышать, и говорю Лизавете:

– Вот, познакомься – тот самый Кречет. Только рожа у него сегодня… Ты видела?

– Да, – говорит она, – прямо как на картинках в книжках, только ещё страшнее.

– В книжках?

– В фольклорных справочниках, к примеру, где сказочные чудовища.

Тут и я наконец допёр. Справочников таких, правда, у нас дома не имеется, но сказки я тоже слышал.

– То есть, – говорю, – он, по-твоему…

– По-моему, да. Человек-осколок.