Читать книгу Как выжить евреям - Яков Рабинович - Страница 11

Первую мировую войну готовили, ее ждали, и все же она пришла неожиданно. Все слои немецкого общества на какое-то время соединились в едином порыве. Предприниматели не были в стороне, однако мало кто из них знал, что надо делать. Тем более что кайзер успел сказать необдуманную фразу о том, что ждет возвращения солдат с победой «к осеннему листопаду». Немногие в Германии имели на этот счет сомнения. Кайзер не может ошибаться. Среди тех, кто не верил в скоротечность войны, был бизнесмен Вальтер Ратенау. Он считал необоснованными амбиции Германии, учитывал морскую мощь Великобритании, «загадочность» русской души и ее безусловную веру в царя, а также возможность вступления в войну США на стороне Антанты. Ратенау сразу понял трудности приспособления хозяйства к войне, особенно в условиях английской морской блокады. В центре его внимания стали проблемы обеспечения страны сырьем и сбыт готовой продукции. Например, в электротехнике. Ведь еще в 1913 г. электротехническая промышленность Германии давала 41 % всего мирового экспорта этой отрасли. В тяжелое положение попали и банки, связанные с экспортными отраслями, в первую очередь с металлургией и угледобывающей промышленностью. На имя канцлера Вальтер Ратенау подал записку, в которой изложил план организации военного хозяйства Германии. 13 августа 1914 г. был создан военно-сырьевой отдел при Военном министерстве Пруссии, который возглавил В. Ратенау. От его деятельности зависела боеспособность империи и ее возможности выживания в изоляции от основных торговых путей. Почему Ратенау? Кто он такой, чтобы спасать Германию?

ОСНОВА

На Парижской всемирной электротехнической выставке 1881 г. всех удивил удачливый немецкий промышленник Эмиль Мориц Ратенау. Встретившись с американским изобретателем Томасом Эдисоном, он купил из огромного количества его патентов – к концу жизни их у него было 1093! – один-единственный: на электрическую лампочку. Она была запущена Эдисоном в серийное производство всего лишь год назад.

Приобретение это было шагом всесторонне обдуманным. Эмиль действовал, как его учил отец, берлинский купец промышленник Моисей (потом он разумно переменил имя на Мориц) Ратенау из еврейской общины старинного города Пренцлау.

Еще в 1360 г. бранденбургский маркграф разрешил евреям селиться в этом городе. В Пренцлау к евреям относились хорошо, и туда бежали иудеи из других городов Бранденбурга (ибо в каждом городе были свои законы).

А 300 лет спустя своим знаменитым эдиктом от 21 мая 1671 г. великий курфюрст Фридрих Вильгельм Бранденбургский разрешил 50 семействам изгоняемых из Вены евреев переселиться в его владения.

Эдикт гарантировал на 20 лет беспошлинную свободную торговлю шерстью, тканями и готовым платьем, освобождение от ввозных и вывозных пошлин, но категорически запрещал банкирскую деятельность – ростовщичество, как тогда говорили. Иногда представляется, что Фридрих Вильгельм был редчайшим для тех времен владыкой: не антисемитом. Но… учтите два обстоятельства: первое – желающие переселиться должны были обладать состоянием не менее 10 000 талеров (5 млн евро по-нынешнему), второе – на пространствах, где закончилась тридцатилетняя война, потери населения Бранденбурга порой достигали 90 %. Эдикт, таким образом, был средством получения и капиталов, и мастеровых людей.

Прошло еще 200 лет. Откуда там у Моисея взялась фамилия Ратенау, неясно. Как известно, фамилий у евреев в Европе (как позже и в России) до определенного момента не было – фамилии им присваивали правительственные чиновники. Женой нашего Моисея-Морица стала Тереза, дочка фабриканта Иосифа Либермана, на хлопчатобумажном заводе которого в Силезии сын Морица Ратенау, Эмиль, четыре с половиной года познавал на практике мир промышленности и коммерции, чтобы потом усваивать теорию этих дисциплин в Политехническом институте Ганновера и Высшем техническом училище Цюриха и опять окунуться в практику на заводе локомотивов Августа Борзита, чтобы затем два года проработать на предприятиях Англии.

Вернувшись в Берлин, Эмиль, подобно своему отцу, женился на дочери богатого человека – Матильде Нахман, отец ее был франкфуртским банкиром. Полученное приданое позволило Эмилю открыть завод «Унифицированные паровые машины». Дальше – больше.

Попытка организовать телефонную сеть в Берлине рухнула из-за государственной монополии «Имперской почты». Не проявил интереса к предложению Эмиля осветить берлинские улицы электричеством крупный промышленник Вернер фон Сименс. Они, правда, обсудили возможность электрического освещения вместо газового, весьма в то время распространенного на улицах и в частных домах, но пришли к выводу, что дорогие и капризные дуговые лампы делают электроосвещение малоперспективным.

И вот Париж. Электролампочка Эдисона – не дуговая, а накаливающая свой «волосок» в вакууме. Эдисон уже производил их в год свыше миллиона!

Через три года после покупки эдисоновского патента заработала в Берлине первая принадлежащая Эмилю Ратенау электростанция. Лучшей же рекламой и электрической лампочки, и личности Ратенау, и его фирмы «Дойче Эдисон» стал залитый ослепительным электросветом Королевский театр в Мюнхене.

После пяти лет работы на рынке «Дойче Эдисон» сделала преимущества электрической лампочки настолько очевидной, что даже осторожный Вернер фон Сименс вступил в «Объединенное электрическое общество» (AEG), основанное Ратенау, да не только вступил, а и привлек своим авторитетом деньги Германского банка.

Стартовый капитал составил 12 млн марок, а сияющие повсюду буквы AEG символизировали одну из самых мощных международных корпораций. До сих пор стоят в Берлине на Брунненштрассе торжественные въездные ворота. В 1911 г. Эдисон приехал на открытие новой мощной берлинской электростанции «Крафтверк-Моабит» (здание стоит до сих пор, но, конечно, модернизировано внутри) и сфотографировался вместе с Эмилем Ратенау, дружески обняв его за плечи.

ИМПЕРИЯ

В итоге сфера влияния AEG охватила примерно 200 фирм Германии, Швейцарии, России, Испании, Италии, Мексики, Бразилии и других стран.

Такой промышленной империи Европа еще не знала: почти полтора миллиарда золотых германских марок, самой твердой валюты того времени, составлял AEG-овский капитал. Эта империя налаживала электрическое освещение по всему миру, в том числе в Иркутске и Москве. В 1903 г. Эмиль Ратенау и Вернер фон Сименс создали «дочку» – компанию «Телефункен», которая быстро стала одним из крупнейших деятелей на рынке «беспроволочной телеграфии», как называли радиосвязь.

Эмиль был чуть ли не единственным евреем, которого принимал у себя в берлинском дворце известный своими антисемитскими взглядами император Вильгельм II. Впрочем, Вальтера, наследника Эмиля, он принимал тоже.

Мать внушила Вальтеру мечту сделаться художником (а талантом портретиста он действительно обладал – после его смерти написанные им картины оказались во франкфуртском музее); к тому же она находилась в родстве с Максом Либерманом, выдающимся германским художником нового времени.

Но отец потребовал иного: стать в промышленности наравне с ним по умениям и масштабу. Так что любитель живописи, музыки и литературы, обладатель талантливого пера прилежно изучал в Берлинском университете физику и химию, не пренебрегая и любимой философией. А заодно, как бы между делом, проучился год в Страсбургском университете.

Окончив курс наук, Вальтер Ратенау защитил докторскую диссертацию по физике: «О поглощении света металлами». То есть получил чрезвычайно уважаемую в Германии приставку к фамилии – Dr., после чего прослушал курсы машиностроения и химии в Мюнхенском техническом университете.

Высочайшая образованность не избавила, однако, от обязательной для всех императорских подданных воинской повинности. Положенный срок Dr. Rathenau тянул солдатскую лямку в гвардейском кирасирском полку, стоявшем в Берлине. И хотя Вальтер, как считают, был бы не прочь стать офицером кайзера, германскому еврею военная карьера была практически не доступна.

Что ж, он проявит себя на поприще физики и машиностроения. Став в 1899 г. научным консультантом фирмы, производящей алюминий в швейцарском городе Нойхаузен, Вальтер изобрел несколько электрохимических процессов производства щелочей, хрома и хлора. Так что сам император Вильгельм II милостиво соизволил выслушать доклад Вальтера об электрической «алхимии».

БИЗНЕС И ДИПЛОМАТИЯ

Первым шагом Вальтера к рулю наследственного предприятия – концерна AEG стала в 1893 г. должность директора электрохимического завода в городе Биттерфельд. Шесть лет спустя, будучи уже управляющим директором центрального аппарата, он строил электростанции и другие предприятия в английском Манчестере и голландском Амстердаме, в городах Аргентины, Швейцарии, России. А еще через 13 лет стал председателем Наблюдательного совета концерна и членом директората Берлинского банка.

Перед этим Вальтер получил порядочный опыт международных переговоров. Имперский секретарь Бернхард Дернбург (кстати, некоторое время перед этим член Наблюдательного совета AEG) взял его с собой в инспекционную поездку по Южной и Восточной Африке – обширным колониальным владениям Германии.

Когда вернулись в Берлин, Дернбург аттестовал Ратенау в самых лестных выражениях: молодой человек будет более чем на своем месте в рядах дипломатов кайзера. Действительно, через год еще не вступивший в эти ряды Вальтер блестяще защитил интересы Германии на переговорах с французскими промышленниками по разделу сфер влияния при добыче марокканской железной руды.

И канцлер князь Бернхард фон Бюлов решил порекомендовать Вальтера на должность начальника Ведомства по делам колоний. Назначение не состоялось, и виной этому была репутация пацифиста, диаметрально противоположная интересам таких ориентированных на войну магнатов тяжелой промышленности, как Фриц Тиссен и братья Рейнхард и Макс Маннесманы. Ну и еврейское происхождение, конечно… О нем оба дипломата как-то позабыли, да и Вальтер порою забывал, но ему неизменно об этом напоминали – то утонченно, то откровенно грубо.

И это преследовало его всю жизнь.

«Я ЧУВСТВУЮ СЕБЯ ОТВЕТСТВЕННЫМ ЗА ГЕРМАНСКОЕ ЕВРЕЙСТВО»

Свое еврейское происхождение и дискриминацию на этой почве Ратенау чувствовал всю жизнь, несмотря на принадлежность к финансовой, интеллектуальной, а затем и политической элите страны. Свою «второсортность» он понял, еще обучаясь в гимназии. Позднее Ратенау писал об этом: «Каждый германский еврей в юные годы сталкивается с болезненным моментом, который он вспоминает в течение всей жизни: когда он в первый раз в полной мере понял, что он вступил в этот мир как гражданин второго сорта и что никакие способности и никакие заслуги не могут освободить его из этого состояния».

На рубеже XIX–XX вв. «еврейский вопрос» необычайно обострился. В Европе, в том числе в Германии, получил широкое распространение расовый антисемитизм, обосновывавший «расовую неполноценность евреев». Ширились массовые антисемитские движения – погромы в России, «дело Дрейфуса» во Франции, активизация антиеврейской пропаганды в Германии… Ратенау откликнулся на все эти явления в опубликованном в 1897 г. эссе «Слушай, Израиль!». В нем он декларировал: «С самого начала я хочу заявить, что я – еврей». Автор подверг критике государственную политику в отношении евреев, которая поощряла крещение, вынуждала к тайной приверженности иудаизму и толкала консервативных в своей сущности евреев в объятия «деструктивных» (т. е. революционных и крайне оппозиционных) партий. Будущее евреев Германии Ратенау видел в культурной ассимиляции, в слиянии с «аристократической» германской расой. Он критиковал т. н. ост-юден (евреев из Восточной Европы) за их приверженность отсталым формам жизни и сопротивление ассимиляции. Однако позднее Ратенау дистанцировался от этих суждений и никогда не включал данное эссе в собрание своих сочинений.

В течение нескольких последующих лет Ратенау публично не высказывался по еврейскому вопросу. Тем не менее, по свидетельству одного из близких ему людей, в частных беседах преобладали две темы – «социальное будущее Германии и различные стороны еврейской проблемы». Ратенау занялся изучением древнееврейского языка, начал интересоваться хасидизмом (и даже опубликовал некоторые хасидские истории), имел активные контакты с известным еврейским мыслителем и сионистом Мартином Бубером. Сам же Ратенау сионистские идеи не принял, несмотря на настойчивые уговоры А. Эйнштейна и лидера германских сионистов К. И. Блюменфельда.

Накануне Первой мировой войны Ратенау усилил свою критику политики кайзеровского режима по отношению к евреям, что отразилось в книге «Государство и еврейство» (1911). Он назвал эту политику «отсталой, фальшивой, бесцельной», ибо она ограничивала возможности для евреев влиться в новую элиту и тем содействовать прогрессу страны. В годы войны, в связи с обвинениями германских евреев в недостаточном патриотизме, Ратенау намеревался выпустить специальную декларацию с информацией об участии евреев Германии в войне и понесенных ими жертвах. В связи с новой, еще более мощной волной антисемитизма, поднявшейся после окончания войны и в обстановке революции 1918–1919 гг., Ратенау, стремясь понять социальную природу этого явления, объяснял его активизацией «умирающих и умерших средних слоев». А преодоление проблемы антисемитизма он связывал с успешным решением послевоенных экономических, социальных и внешнеполитических задач, а также надеялся добиться этого «через общее утверждение морали». Ратенау считал себя неотъемлемой частью германского еврейства. «Я – немец еврейского происхождения. Я чувствую себя ответственным за германское еврейство», – неоднократно говорил он.

«АРИСТОКРАТИЧЕСКИЙ РЕВОЛЮЦИОНЕР»

Прекрасное знание капиталистического производства и отношений между трудом и капиталом соединялось у Ратенау с интеллектуальными и духовными исканиями, в том числе и с глубоким интересом к новейшим явлениям в философии (Ф. Ницше и др.). Он сам выступал в печати как оригинальный мыслитель. В статьях, выходивших на рубеже XIX и XX вв., Ратенау высказывал мысли о том, что вдохновение, эмоциональная напряженность, интуиция не менее важны, чем разум. В последующие годы обратили на себя внимание его книги «К критике эпохи», «О механике духа и царстве души». В них анализировались изменения, вызванные «беспримерным экономическим подъемом» и приведшие к крушению прежней «патриархальной организации производства» и утверждению всеобщей «механизации». Следствием этого, считал Ратенау, стали такие опасные явления, как увеличение социального противостояния, разрушительная конкурентная борьба, постоянное раскручивание спирали производства и потребления. Преодолеть эти противоречия, как полагал Ратенау, можно только при активном вмешательстве государства, которое с помощью социальных реформ должно предотвращать «ущемление прав пролетариата» и не допускать «чрезмерной концентрации имущества в руках отдельных лиц». Он полагал, что новая социально-экономическая система не потребует «ни ликвидации наших хозяйственных форм, ни подчинения их власти масс» (т. е. революции). Она позволит в короткие сроки преодолеть эпоху «бездушной механизации» и войти в постмеханический век. Но на такие реформы, считал Ратенау, кайзеровская империя неспособна, поскольку она «слишком мало приспособилась» к новым экономическим и социальным отношениям. Опыт функционирования экономики во время Первой мировой войны был осмыслен Ратенау в вышедших в 1917 г. и встреченных с большим интересом книгах «О грядущих делах» и «Новая экономика». В них были высказаны мысли о том, что новые корпоративные отношения в экономике и «промышленное самоуправление» способны под эгидой государства разрешить антагонистические классовые противоречия. Говорилось в этих трудах и о необходимости вместо существовавшего «кастового государства» создать на основе социальной мобильности новую элиту, что положило бы начало народному государству. Эти социально-экономические идеи, как и другие, высказанные Ратенау, казались его современникам неосуществимыми. Но многие из них были реализованы позднее.

Вальтер Ратенау во многом был непохож на типичного для того времени германского предпринимателя. Он органично соединял в себе прекрасное знание техники и точных наук с глубокими познаниями в различных сферах культуры и совершенным владением многими европейскими языками. Вальтер рано проявил себя и как блестящий и глубокий стилист, автор статей и эссе на темы искусства, философии, организации общества, сущности еврейства и т. д. В кругу его общения в последующие годы были многие видные деятели немецкой культуры – Г. Гауптман, С. Цвейг, Я. Вассерман, Р.М. Рильке, Х. фон Хофманшталь, А. Эйнштейн и др. Характерной была и внешность Ратенау: высокая статная фигура, красивый череп (он рано облысел), удлиненное лицо с глубоко посаженными проницательными глазами и модной на рубеже веков эспаньолкой. Умный, рафинированный эстет, он всю жизнь оставался человеком замкнутым и закрытым. Ратенау не был женат и не имел семьи.

Деятельность Ратенау была необычайно многообразной. Сперва он шел путем, предначертанным ему отцом. Начал с должности технического служащего в одном из филиалов AEG в Швейцарии, где отличился изобретением электролитического метода производства хлора и щелочи. Затем создал электрохимический завод в Биттерфельде и успешно руководил им. В 1899 г. Ратенау вошел в правление AEG. Он настойчиво выступал за строительство крупных электростанций, в том числе и за границей (в Манчестере, Амстердаме, Буэнос-Айресе, Баку), а также за создание больших электрофирм путем их слияния или образования картелей. В 1902–1907 гг. Вальтер возглавлял Берлинское торговое общество (банк, близкий к AEG); в 1912 г. был избран председателем правления АЕG, а в 1915 г., после смерти отца, – президентом этой огромной компании. Об авторитете Вальтера Ратенау как предпринимателя свидетельствует тот факт, что в 1913 г. он состоял членом правлений, директоратов и наблюдательных советов 86 германских и 21 зарубежной компании. К этому времени Ратенау по праву считался одним из наиболее успешных и известных промышленников мира.

Но планы Ратенау уже начинали выходить за пределы частного бизнеса. В 1911 г. он представил правительству Германии проект создания общегосударственной электрической корпорации с включением в нее всех электростанций страны. При этом Ратенау предлагал, чтобы и государство, и частные компании выступили в качестве акционеров. Новое по тем временам предложение о кооперации частного капитала и государства позднее стало одним из важнейших элементов политико-экономических идей Ратенау.

ВОЙНА

Нужно ли здесь проводить аналогии? Вряд ли.

Император Вильгельм II собственноручно наградил Эрнста Лиссауэра, автора этих стихов, ставших национальной песней, и сказал, что отныне считает всех без исключения своих подданных – германцами. Евреи рейха (а Лиссауэр был еврей) встретили слова кайзера с ликованием, они поверили, что наконец смогут «погрузиться в широкий поток национальной судьбы».

Впоследствии Ратенау напишет своему другу Вильгельму Шванеру (между прочим, убежденному националисту): «Чем большим будет число евреев, убитых на фронте (а их было более 12 тыс.), тем яростнее их враги будут доказывать, что все они укрываются в тылу и наживаются на ростовщичестве».

Но это будет позже. А пока – «Всё для фронта, всё для победы!» Этот лозунг, кстати, родился в Германии.

Уже 9 августа 1914 г. В. Ратенау изложил свой план организации военно-промышленных ведомств, целью которых должно было стать обеспечение немецкой промышленности сырьем. Эти учреждения сыграли под руководством В. Ратенау главную роль и в решении более широкой задачи – организации системы государственного регулирования экономикой Германии в годы войны. В результате еще более усилилась уже существовавшая в экономике Германии концентрация крупного капитала и образование больших картелей за счет ослабления более мелких компаний.

Первоочередной задачей отдела стал учет наличного сырья, потребностей в нем для военного и мирного производства и обеспечение в первую очередь предприятий, работавших на войну. Одновременно начали создаваться военно-сырьевые общества по отраслям, занимавшиеся вопросами сырья. Отдел Ратенау координировал их деятельность, получив широкие полномочия, позволявшие принять меры принуждения к отдельным предпринимателям. Ратенау стали обвинять в том, что он хочет убрать своих конкурентов.

И Ратенау в 1915 г. вынужден был уйти с поста начальника военно-сырьевого отдела. Тем не менее эксперимент по государственному регулированию хозяйства продолжался. Для ведения тотальной войны, по мнению германского правительства, необходим тотальный мир и сотрудничество внутри немецкого общества. Однако постепенно политика сотрудничества, начавшаяся в 1914 г., была заменена ограничением каких-либо элементов демократии.

Идеи Вальтера Ратенау о «тотальной экономике» впоследствии оценит и реализует на практике гитлеровской министр вооружений Альберт Шпеер.

В. Ратенау стал автором еще одного плана, касавшегося организации экономической жизни Европы в случае победы Германии. По его мнению, которое поддержала группа крупных немецких промышленников и банкиров, в случае установления военной гегемонии в Европе после войны необходимо было создать на континенте экономическую организацию с ведущей ролью Германии, иными словами, предполагалось построить континентальный блок под контролем Германии в составе Австро-Венгрии, Франции, Бельгии, Голландии, Люксембурга, Дании, Италии и «других европейских стран, которые захотят присоединиться». Чем не Евросоюз? «Срединная Европа» (Mitteleuropa) должна была стать таможенным союзом, направленным на облегчение доступа к источникам сырья и рынкам сбыта германской промышленности. Европа во главе с Германией, по мнению В. Ратенау, могла успешно конкурировать с другими экономическими блоками: США (вместе с Латинской Америкой), Британской империей и «русским колоссом» на Востоке.

Изгнанный из военно-сырьевого отдела, Ратенау не стал ни на кого обижаться, а как патриот выехал по правительственному заданию в Швейцарию, где наладил снабжение германской военной промышленности сырьем и прочими материалами в обход союзнической блокады Германии.

НА КОГО ЖЕ ОН ПОХОЖ?

Австрийский писатель, драматург и эссеист Роберт Музиль (1880–1942) до последних своих дней работал над романом «Человек без свойств» – философским произведением, один из многочисленных персонажей которого носил фамилию Арнгейм (но «свойствами» как раз обладал!):

«Его деятельность распространялась по континентам земного шара и по континентам знания. Он знал все: философию, экономику, музыку, мир, спорт. Он свободно объяснялся на пяти языках. Самые знаменитые художники мира были его друзьями, а искусство завтрашнего дня он покупал на корню по еще не установленным ценам. Он общался с императорским двором и беседовал с рабочими. Он владел виллой в стиле ультрамодерн, фотографии которой красовались во всех специальных журналах по современной архитектуре, и ветхим старым замком где-то в аристократическом медвежьем углу Бранденбурга, выглядевшим прямо-таки как трухлявая колыбель прусской идеи… Раз или два раза в году он удалялся в свое имение и записывал там “заметы”, опыты своего ума. Эти его книги и статьи, составлявшие уже внушительную серию, пользовались большим спросом, достигали больших тиражей и переводились на многие языки… В больших газетах всех стран то в экономическом, то в политическом отделе или в отделе культуры время от времени появлялись какие-либо упоминания о нем: похвала ли его сочинению, отчет ли о замечательной речи, которую он где-то произнес, сообщение ли о приеме, оказанном ему тем или иным правителем или объединением деятелей искусства, и не было вскоре в кругу крупных предпринимателей, укрытом обычно от посторонних глаз и ушей двойными дверями, никого, о ком бы вне этого круга говорили столько, сколько о нем…»

Писатель не слишком заботился о маскировке. Все тут же узнали Вальтера Ратенау.

Говорят, Ратенау высоко ценил «расовый тип рослого голубоглазого блондина, к которому антропологически сам был близок». И что он «с равным презрением относился как к евреям, изменившим религии своих отцов, так и к тем, кто стремился чисто внешне перенимать традиции, нравы и привычки немцев. Ассимиляция, сторонником которой Ратенау был, ставит, как он утверждал, перед евреями задачу не быть похожими на немцев, а стать ими.

ЕВРЕЙ, НЕ ЛЮБЯЩИЙ ЕВРЕЙСТВА

После капитуляции Германии Ратенау написал Гертруде Вильгельмине фон Гинденбург, жене будущего президента Германии: «…хотя я, как и мои предки, всеми силами служил стране – будучи евреем, я остаюсь гражданином второго сорта. В мирное время для меня невозможно было бы стать ни государственным служащим, ни даже лейтенантом». Вальтер понимал все это так хорошо, что еще в 1897 г. написал статью «Слушай, Израиль!», где провозгласил свой принцип, которого, кстати, никогда не придерживался: «Евреи не должны выделяться».

Он и не выделялся, по крайней мере внешне: был похож на северного немца и лицом, и фигурой, и акцентом. И вот это «невыделение», эту полную ассимиляцию считал святой обязанностью евреев, живущих в Германии. Но, когда его однажды спросили, почему бы ему не перейти в христианство, он ответил: «Сменив веру, я мог бы устранить дискриминацию в отношении себя, но этим я бы только потворствовал правящим классам в их беззаконии…»

В своей книге «Впечатления», изданной в 1902 г., Вальтер повторил: «Слушай, Израиль! Юдофобы говорят: еврейский вопрос не существует. Но достаточно пройти в воскресный полдень по Тиргартенштрассе или бросить вечером взгляд на фойе театра – странное дело! В сердцевине немецкой жизни мы видим расу, совершенно особую, необычную… Среди песков Бранденбурга замечаешь “азиатскую орду”. Деланая веселость этих людей не дает прорваться наружу древней и неутолимой ненависти, которую они несут на своих плечах. Тесно связанные друг с другом, строго изолированные от внешнего мира, они образуют не живой орган немецкого народа, но особый организм, чуждый его телу».

Иными словами, ради ассимиляции евреям следует отказаться и от своего «средиземноморского» облика, и от своих обычаев. Вместе с тем Ратенау (вот оно, неустранимое душевное противоречие!) никогда не забывал, что «в детские годы каждый немецкий еврей проходит через болезненный момент, который помнит всю жизнь: когда он в первый раз осознает, что вступает в мир гражданином второго сорта, и никакая его деятельность, никакие заслуги не изменят этого».

Когда Ратенау стал министром иностранных дел Германии после поражения страны в Первой мировой, Альберт Эйнштейн и видный деятель сионистского движения Курт Блюменфельд пять часов убеждали его отказаться от этого поста по той простой причине, что «евреи не должны управлять делами другого народа». Ратенау им возразил: «Я немец еврейской национальности. Мы являемся частью немецкого народа, моей родиной является земля Германия, нашей верой является германская вера в то, что стоит выше религиозных конфессий… Я чувствую себя немцем и никогда не выделю себя из германской нации».

РАПАЛЛО И ГИБЕЛЬ

Когда 14 апреля 1922 г. в Рапалло – предместье Генуи – Ратенау и канцлер Карл Вирт получили проект договора с РСФСР, где главным пунктом был взаимный отказ возмещения военных расходов, решивший исход переговоров, на стенах берлинских домов появилась первая надпись: «Убейте Вальтера Ратенау – богом проклятую еврейскую свинью!»

И его убили. Как известно, человек, оказавший жизненно важную услугу, становится обычно предметом особой ненависти того, кому услуга оказана.

Обесценивающаяся марка, небывалая безработица, горечь поражения – все требовало найти виновника свалившихся бедствий, и на эту роль прекрасно подходил человек, который всю войну обеспечивал работу германской военной промышленности. Пусть даже после капитуляции он делал все, чтобы обесценение марки оставалось в разумных пределах.

Его убили члены националистической организации «Консул».

В 11 часов с минутами 24 июня 1922 г. машина везла министра в МИД. Разные авторы по-разному излагают ход событий. Согласно одному, машина с исполнителями-студентами догнала открытый лимузин министра, согласно другому – выехала ему навстречу, согласно третьему – Эрвин Керн с улицы открыл пистолетный огонь, а его напарник Герман Фишер бросил ручную гранату под ноги сидевшему на заднем сиденье Ратенау.

Шофер не пострадал и доставил смертельно раненного министра в больницу, где тот через несколько часов скончался…

На похороны пришло не менее миллиона человек, по городам Германии в манифестациях участвовало около 10 млн. За поимку убийц назначили миллион марок, и полиция действовала чрезвычайно успешно. Один был застрелен, второй выстрелил себе в голову, а третьего (по одним сведениям – водителя, по другим – просто соучастника), Вернера Техова, взяли живым.

Громкие политические убийства не были редкостью в Веймарской республике. Но это убийство, как никакое другое, потрясло всю Германию. Взволнованные и гневные речи звучали с трибуны Рейхстага, на улицы Берлина вышло более 750 тыс. протестующих, многочисленные демонстрации и забастовки охватили всю Германию. Даже «коммунистические рабочие», для которых Ратенау был «капиталистом», по свидетельству авторитетного современника, «плакали и проклинали убийц». Стефан Цвейг писал в те дни о своем друге, что «Вальтер Ратенау прочно остался «в незабвении германской истории» и что «плач о нем есть одновременно плач о германской судьбе». Для многих Ратенау был надеждой и символом возрождения Германии. Он стал ее мучеником.