Читать книгу Как выжить евреям - Яков Рабинович - Страница 18

Как жили, а вернее, существовали берлинские «легальные» евреи? Их жилищные условия были критическими. Многие еще с 1938 г. были выселены из своих квартир. Кто остался без собственного жилья, приходилось жить у евреев-квартировладельцев. В больших квартирах, в каждой комнате жило по семье, что превращало жизнь в настоящий ад. Такая проблема возникает везде, когда люди вынуждены жить в тесноте. Начинаются споры и скандалы из-за пользования кухней и ванной, туалетом… Нервозность, подогреваемая неопределенностью и страхом, вызванными преследованиями, неизменно вводит людей в состояние крайней раздражительности. Это дополнительно осложняет трудное сосуществование в ограниченном пространстве и делает жизнь все более невыносимой.

К этому следует добавить, что партнеры по «смешанному браку» и «полуевреи» получали продовольственные карточки, помеченные буквой «J», по которым нормы отпуска продуктов были значительно снижены. Если питание большей части населения во время войны оставляло желать лучшего, то евреи просто голодали. Для покупки продуктов питания на черном рынке не хватало, как правило, денег – большинство этих людей обнищало и получало мизерные средства. Без учета их квалификации они использовались на принудительных работах. Берлинские евреи работали в принудительном порядке на 230 предприятиях.

Многие трудились в оборонной промышленности. В 1941 г. в отраслях, занятых производством вооружения, работало девятнадцать тысяч берлинских евреев, что защищало их – на первых порах – от депортации. Многие же вынуждены были заниматься неквалифицированным трудом. Так, зубной врач работал подсобным рабочим на полях, а позднее – в городском парке сборщиком мусора. Еврейские девушки работали на железной дороге уборщицами вагонов.

Самым тяжелым для тех, кому еще разрешалось жить в Берлине, был страх депортации. Это не был иррациональный страх, основанный на слухах, которые всегда курсируют в тяжелые времена, это была трезвая оценка реальности. С уверенностью можно утверждать, что евреи из «смешанных браков» и «полуевреи» выжили только потому, что союзные армии оказались быстрее, чем индустрия смерти национал-социалистов.

Была предпринята попытка депортации еврейских мужей, состоящих в «смешанных браках», – она потерпела неудачу. Во время уже упоминавшейся «Фабричной акции» в феврале 1943 г., когда последние из работавших в военной промышленности евреев были арестованы, в их числе находились также еврейские партнеры из «смешанных браков», которых также планировали депортировать. Их разместили отдельно, а именно на Розенштрассе, в центральной части города. Неподалеку, на Бургштрассе, находилась штаб-квартира гестапо. Бургштрассе – сегодня для нас лишь название одной из улиц, а в то время оно было окружено ореолом страха. Несмотря на это, у жен арестованных хватило мужества собираться днем и ночью на Розенштрассе, устраивая там демонстрации, в ходе которых они скандировали хором: «Освободите наших мужей!»

Национал-социалисты не решились начать стрельбу на открытой улице по немецким женщинам, к тому же еще сразу после поражения в Сталинграде. Общее настроение было тяжелым. Воодушевление от войны испытывали уже только фанатики. Демонстрация увенчалась успехом: мужчины были освобождены и смогли вернуться домой. Это была единственная демонстрация протеста за весь нацистский период. Она была проведена женщинами, и она была успешной!

«Научная литература интерпретирует это уникальное событие так, что общественные протесты очень быстро вынудили бы руководящие национал-социалистические учреждения к отступлению» (Диана Шулле).

Сколько женщин участвовало в этой акции протеста, мы не знаем. Однако из сообщений известно, что жен через несколько часов стояния на улице сменяли их сестры, соседки или подруги, ведь демонстрация продолжалась несколько дней и ночей. С целью поддержки на Розенштрассе приходили и некоторые так называемые арийские жены вместе с друзьями и знакомыми. На нееврейских жен постоянно оказывалось давление с целью вынудить их к разводу с еврейскими мужьями, однако лишь немногие согласились на это, обрекая тем самым своих мужей на смерть. В такой же степени солидарно вели себя нееврейские мужчины, женатые на еврейках. Те, кто до 1944 г. противился разводу, направлялись в лагерь печально известной организации Тодт (О.Т,) для выполнения особо тяжелых принудительных работ.

Некоторая часть из живших «легально» в Берлине евреев работала в еврейских организациях. Лишь здесь, хотя и в сильно редуцированной форме, в условиях постоянной опасности существовала еврейская жизнь, могла сохраняться какая-то преемственность. Носителями ее были перенесшие тягчайшие испытания, жившие в «смешанных браках» евреи и «полуевреи». «Нырнувшие» в подполье были, разумеется, лишены возможности активных действий.

Уже через полгода после ноябрьского погрома еврейская община Берлина была лишена статуса «корпорации общественного права». Она продолжала существовать как зарегистрированный союз с формальным членством. Национал-социалистическое государство считало целесообразным, чтобы эмиграция евреев, в том числе и ее финансовое обеспечение, была организована какой-либо центральной еврейской организацией. Поэтому в июле 1939 г. было основано Имперское объединение евреев Германии (RV), надзор за которым осуществлялся Главным управлением безопасности, т. е. гестапо.

«Практически Имперское объединение евреев Германии стало первым из так называемых Советов евреев [Judenrate], создаваемых национал-социалистами в большинстве стран оккупированной ими Европы. Это были подконтрольные организации, обязанные передавать бывшим еврейским общинам приказы своих господ, касающиеся жизни и смерти» (Сауль Фридлендер).

В 1938 и 1939 гг. из Германии эмигрировали ежегодно около шестнадцати тысяч берлинских евреев, почти все с помощью консультативных служб еврейских организаций. Наряду с Имперским объединением, в Берлине продолжала существовать – формально до января 1943 г. – Еврейская община, которая весной 1941 г. была переименована в Еврейское культовое объединение г. Берлина с резиденцией в комплексе зданий Новой синагоги на Ораниенбургерштрассе. В феврале 1943 г. она была включена в состав Имперского объединения евреев Германии и вычеркнута из регистра союзов. Несмотря на включение в состав объединения, община сохранила де-факто свою самостоятельность так же, как и еврейские общины Гамбурга, Мюнхена и Франкфурта-на-Майне.

Имперское объединение евреев Германии имело свою резиденцию в Берлине. Вначале казалось, что его сотрудники, в силу осуществляемого ими кураторства над сборными лагерями и задания по подготовке эмиграции, могли рассчитывать на определенную защиту. Однако 10 июня 1943 г. на Кантштрассе появилось гестапо, арестовало еще работавших там не «находившихся в родстве с арийцами» евреев и конфисковало имущество этой организации. Аналогичная акция была проведена в Берлинской еврейской общине, а также в региональных отделах Имперского объединения во всех зонах рейха.

Все члены правления Берлинской общины, занимавшие одновременно руководящие посты в Имперском объединении, вместе со своим председателем Хайнрихом Шталем были депортированы еще в середине 1942 г. Вскоре после 10 июня 1943 г. было создано новое Имперское объединение. Его резиденция находилась в административных помещениях еврейской больницы в районе Веддинг.

Руководителем был назначен старший правительственный и старший медицинский советник Вальтер Люстиг. Живший «в смешанном браке», Люстиг был и остается до сих пор одной из наиболее спорных фигур. Подробная биография этого «пользовавшегося дурной славой» директора Еврейской больницы – известного в качестве «большого знатока своего дела… но также и бессовестного антисемита» (Хильдегард Хеншель) – до сих пор еще не написана. Найти материалы, описывающие его жизнь, весьма трудно, и над этой задачей уже в течение ряда десятилетий бьются многие исследователи.

Люстиг, родившийся 10 августа 1891 г. в городе Ратибор[9], появился в Берлине в конце двадцатых годов. С октября 1929 г., являясь ответственным сотрудником полицай-президиума, он руководил государственным медицинским управлением Берлина. Хотя он не интересовался еврейскими проблемами и не играл никакой роли в еврейском сообществе, еврейская адресная книга за 1921/1930 гг. включила его в список «выдающихся еврейских деятелей».

1933 г. был и для Люстига концом карьеры в качестве государственного служащего. На основании закона «О восстановлении профессионального чиновничества» 19 октября 1933 г. – ему едва исполнилось 42 года – он был отправлен на пенсию. В 1934 г., известный как автор многочисленных книг по медицинской тематике, Люстиг приходит на службу в Еврейскую общину, работает в отделе здравоохранения и в правлении Еврейской больницы. В начале декабря 1938 г. не кто иной, как Лео Бек, дал блестящую характеристику его деятельности: он проявил себя «чрезвычайно надежным». Лео Бек хвалил «большое мастерство и глубокие знания, его организаторские способности и… неутомимую верность долгу» и определял Люстига как человека, на которого Еврейская община всегда «может рассчитывать».

В последующие годы Люстиг, по всей вероятности, оставался на службе в Еврейской общине. В октябре 1942 г. – уже целый год шли депортации – Люстиг стал руководителем Еврейской больницы. До этого он с июня 1941 г. руководил отделом расследования транспортных рекламаций, т. е. мог высказывать веские соображения по отсрочке депортации. Когда в июне 1943 г. было официально распущено Имперское объединение евреев Германии и арестованы члены его руководства, Люстиг был единственным, кого пощадили. Он стал председателем нового Имперского объединения, которое имело в Еврейской больнице, «преддверии ада», свою резиденцию.

«Здесь не только лечили больных, но и содержали арестованных лиц, чье происхождение с точки зрения национал-социалистов нуждалось в уточнении» (Беата Майера).

То, что роль Люстига, как исполнителя приказов гестапо, является более чем спорной, не требует дальнейших пояснений. Он считается одной из наиболее сомнительных фигур тех лет и был, вероятно, еще в 1945 г. расстрелян советскими органами, которым он пытался после освобождения навязать свои услуги.

О дне его смерти (31.12.1945) семье сообщили только в 1954 г. До сих пор, несмотря на интенсивные поиски, никому не удалось найти фотографию Люстига, поэтому остались лишь различные описания человека, которого многие из числа переживших нацистский период глубоко презирали. На выставке Центрум иудаикум «Евреи в Берлине в 1938–1945 гг.» мы указали на недостаток данных по этому вопросу и оставили на соответствующем стенде вместо фотографии пустое место.

Племянница Люстига посетила эту выставку и вспомнила, что у нее есть фотография дяди, которую она передала в наше распоряжение. На фотографии Люстиг запечатлен в медицинском халате и со звездой Давида, хотя многие из современников утверждали, что он, как руководитель больницы, не обязан был ее носить.

Еврейская больница, хотя и находилась в непосредственном подчинении гестапо и полностью от него зависела, была все же действующей еврейской организацией, а следовательно, центром еврейской жизни, ответственным за евреев, живших в «смешанных браках», за «проявленных» евреев и за исчезающе малую группу еще не депортированных евреев Берлина.

Содержание кладбищ и похороны также относились к сфере деятельности Имперского объединения евреев Германии. Таким образом, существовал еще один центр еврейской жизни – большое общинное кладбище в Берлин-Вайсензее, до 6 мая 1945 г. на нем проходили похороны. Здесь с 10 июня 1943 г. работал синагогальный служащий Еврейской общины, впоследствии восточнонемецкий земельный раввин Мартин Ризенбургер, спасенный своей нееврейской женой. На кладбище с июня 1943 г. работало около двенадцати человек.

Управляющим кладбища был юрист Артур Брасс. Ему удалось спрятать на кладбище и спасти от уничтожения многочисленные свитки Торы. «Мы, – писал Мартин Ризенбургер в своих воспоминаниях, опубликованных в 1960 г., – спасли эту великую святыню из глубокой ночи варварства и сохранили ее для очень немногих, к сожалению, членов Берлинской общины, которые вернулись в 1945 году».

Конец Еврейской общины Берлина полностью не изучен. Одним из редких сохранившихся первоисточников являются мемуары Ризенбургера. Он пишет: «Угасание Берлинской еврейской общины происходило здесь, на этом кладбище, но мы, немногие, старались сохранить тлевший под пеплом огонь. Мы… видели здесь страшные сцены. День за днем сюда доставлялись люди, которые… предпочли ужасным мукам, пыткам и издевательствам добровольную смерть. Любой яд пользовался высоким спросом… Были недели, когда число людей, покончивших жизнь самоубийством, было так велико, что их похороны продолжались до позднего вечера».

Еще в 1944 г. Ризенбургер составил еврейский календарь, чтобы евреи знали дни своих праздников. На кладбище проходили тайные богослужения, в которых иногда принимали участие и «нелегальные» евреи. В глубине территории кладбища еще в 1944 г. был устроен шалаш. Кладбище на Вайсензее стало бастионом еврейской жизни.

Там удавалось скрываться некоторым «нелегальным»; часть их использовала в качестве своего убежища гробницу камер-певца[10] Йозефа Шварца с надписью: «Господи, Ты мое постоянное пристанище», которая приобрела тем самым новое значение.

ЖИЗНЬ «НЕЛЕГАЛЬНЫХ» ЕВРЕЕВ

В этой группе мы имеем дело с индивидуальными судьбами. Если я говорю здесь о группе, то в данном случае имею в виду обобщение судеб лиц, которые прошли сходный путь. А именно, им удалось избежать депортации, спрятаться в подполье. Но они не представляли собой группу в традиционном понятии, в которой существовали какие-либо определенные связи и сплоченность. В сущности, это были одиночки, которые решились на прыжок в неизвестность, чтобы избежать верной смерти. Это не исключает, однако, что отдельные – хотя и очень немногие – группы все же существовали. Имелись маленькие кружки друзей, старые знакомые, находившиеся в такой же ситуации и которые время от времени, соблюдая все меры предосторожности, встречались для обсуждения своих проблем, а также чтобы поддержать друг друга. Но это были исключения.

Особого внимания заслуживает, пожалуй, единственный в своем роде круг этих людей: группа, состоящая в основном из молодежи, члены которой называли себя «Хуг Халуци», что в свободном переводе означает – кружок пионеров Палестины. «Хуг» был подгруппой «Хехалуц» (буквально: «Пионер») – одной из всемирных сионистских организаций, основанной в 1917 г. для возрождения Палестины. Эта организация создала широкую сеть по спасению преследуемых евреев, организуя их бегство в Палестину. Они были сионистами, т. е. имели общую идеологию, общую цель и нелегальную организацию, которая была необходима для взаимопомощи, обеспечения своих членов ночлегом, продуктами питания и т. д. Вначале руководителем «Хуг» был учитель Ицхак Шверзенц. После того как ему удалось бежать в Швейцарию, организацией руководил очень молодой в то время Герд (Гад) Бек. Этой группе сопротивления – а она была именно таковой – посвящена работа Фердинанда Кроха: «Давид борется: О еврейском сопротивлении Гитлеру».

По ориентировочным оценкам, число скрывавшихся в подполье евреев в Берлине составляло летом 1943 г. около 3–4 тысяч, в начале февраля 1944 г. их оставалось примерно две тысячи. В подполье выжило больше женщин, чем мужчин. Последние подвергались большей опасности, так как часто проходили облавы на дезертиров. Военные документы, по которым их владельцы имели право носить штатскую одежду, в Берлине достать было трудно, в то время как справку, которую женщина могла предъявить в случае необходимости, подделать было легче. Для женщин – скрывались, конечно, чаще молодые, чем пожилые женщины – была на руку вызванная войной нужда в прислуге: если семья предоставляла кров еврейской девушке, то одновременно решалась и проблема домашней прислуги.

Представить социологический портрет тех, кто оказывал помощь, невозможно, так как во всех классах и слоях общества были люди, не желавшие иметь ничего общего с «коричневой» массой. Убежища предоставляли рабочие и служащие, владельцы мелких магазинов, представители дворянства, военные, проститутки, уголовники, интеллектуалы, а также – хотя и относительно редко – крестьяне. Помогали также по политическим мотивам. Здесь нужно в первую очередь назвать коммунистов и социал-демократов, но были также либералы и правые, в отдельных случаях даже национал-социалисты, которые были не согласны с программой своей партии по истреблению людей. Становились спасителями, следуя своим религиозным принципам, евангелисты и католики, а также члены различных сект.

Были и такие, которые помогали скрывавшимся в подполье евреям не по идеологическим, религиозным или политическим соображениям, а просто из любви к людям. Многие из них принесли большие жертвы, сознательно рисковали своей свободой и даже жизнью. Но существовала и сомнительная благотворительность: скрывавшихся евреев шантажировали и грабили, иногда они должны были отработать свой ночлег, выполняя тяжелые работы в угольном погребе.

Из более чем 160 тысяч евреев, живших в Берлине в 1933 г., 90 тысяч эмигрировали, 55 тысяч были убиты, 7 тысяч покончили жизнь самоубийством, и только около 8 тысяч выжили и дождались освобождения.