Читать книгу Трип на юг - Яна Филар - Страница 10

Небо на востоке зарумянилось, словно лицо смущенной девушки. Ночь снова прошла без сна.

Дым коптит легкие; когда телу не хватит кислорода, станет легче. Тогда этот кошмар закончится.

Антон скучает по зелью. Хотелось либо напиться, либо упороться чем-нибудь до беспамятства, но слишком глупо так тратить отпущенные крохи времени.

Он пробил Корсакова – лучший онколог в городе, один из лучших в стране. У Антона нет причин ему не доверять, и всё-таки сомнения грызут и не унимаются.

По ступеням крыльца летят ноги в начищенных ботинках и туфлях на каблуках. Соседи обходят его по широкой дуге: Антон выпал из их стерильного лакшери-поля: из их мерсов с открытым верхом, лабутенов и атриумов с подогревом. Он теперь меченый смертью, а костлявой нет места в доме класса люкс.

Сквозь перегар пробивается вонь стоячей воды – пахнет опревший от сырости Петербург. Из утреннего тумана, как грибы черной плесени, ввысь тянутся небоскребы. Вслед за Москвой город накрыла эпидемия роста, и центр оброс шипами, как доисторический зверь. В группе высоток одна выше всех, в свите небоскребов поменьше.

«Тахти Центр» – «Звездная башня»1.

Перст, нацеленный в небо. В темноте, когда желтый свет бьет изнутри, в стеклянном аппендиксе, прозрачном, как крыло бабочки, видны квадратные соты офисного муравейника и игрушечные фигурки снующих по этажам людей.

Антон вытаскивает ополовиненную пачку сигарет – из кармана выпадает прямоугольник бумаги: две тисненные золотом буквы «Б» на серебряном фоне.

Шиканов должен знать, как помочь.

– Борис Борисович? Возможно, вы меня помните. Да, тот самый инвестор…

Договорились о встрече. Антон не успевает обдумать, что скажет Шиканову, а ноги уже несут его к «Звездной башне».

В голове вата от медикаментов и пол-литра забористого бурбона. Корсаков выписал транквилизаторы – унять страх – и вдогонку сильные обезболивающие. Но боли не было. Совсем. И почему-то хочется, чтобы было иначе. Без боли приговор кажется дурацкой шуткой. Неправдой. Фантазией. Седативное он принимал, отчего постоянно хотелось спать. Но страх никуда не исчез – лишь притупил ножи.

На деревьях первые мазки осени; во всем чувствовалось медленное, но неотвратимое умирание. Пласты атмосферы сдвинулись, предрекая небесный потоп – Антон чувствует смену давления: щелчок в голове, легкое головокружение, покалывание в ладонях. Мелкие капли дождя противными мушками кусают щеки.

Даже сквозь морок сна Антон ловит чужой взгляд – проклятая паранойя. Но оказаться в машине и застрять в пробке казалось куда хуже: терять драгоценное время, когда можно пройтись пешком. Теперь каждая минута на вес золота. Он прячется от прохожих, уходит подальше от широких людных проспектов. Его место теперь по ту сторону водораздела – там, где темно и густая тишина, а в воздухе пахнет землей и сыростью. Спектакль окончен – пора возвращаться в уютное одиночество, где ему самое место.

Антон заплутал среди узких улиц, уводивших в пустые дворы, куда едва пробивался свет, и рычит от досады: «Тахти Центр» правее и гораздо дальше, чем полчаса назад.

Дождь частит, усиливая звуки шагов и шелест далеких покрышек. Стук каблуков: женщина идет быстро, ступает уверенно. Невидимая, но близкая. Антон может по звуку понять, куда и как она движется: вот шлепок по воде – на пути встретилась лужа, тут стоит: читает название улицы или строчит в месседжере. Теперь же шагает медленно, осторожничает, будто видит бешеную собаку с пеной у рта. И снова тук-тук каблуками, но слишком рвано и часто, потом глухой вскрик.

Антон бросается в эпицентр переполоха. Полукруглая арка делит два безлюдных двора, под сводом танцуют тени. Странно, что девушка не зовет на помощь, дела у нее обстоят не важно: двое мужчин, один схватил сзади, зажав обе руки. Второй хватает за плечи, бьет коленом в живот, с оттягом, словно пенальти на последних секундах. Девушка обмякает и перестает сопротивляться.

Не выдержав вида столь откровенного насилия, Антон бросается на второго сзади, валит на землю и не слишком уверенно впечатывает кулак в скулу. На этом бойцовские качества исчерпывают себя. Антон получает ногой под ребра и, корчась от боли, успевает заметить, как второй отбрасывает девушку, хватает какой-то черный портфель и исчезает.

Они приходят в себя по очереди.

Антон, опираясь о стену, садится. Болит в боку, там, где печень встретилась с носком чужого ботинка, губа разбита, одежда в грязи, но в целом легко отделался. Девушке больше досталось: только сейчас она поднимает голову, откидывает назад длинные светлые пряди, и Антон наконец может ее как следует разглядеть.

Ноги у этой детки могут обогнуть землю и цокнуть каблуками где-то в районе Гудзона, и вообще она с виду диснеевская принцесса, но из тех, кто в одиночку рубит драконов и выбирается из высоких башен – слишком суровый у нее вид. Белая как ангел, а внутри мрак. Она вздрагивает, увидев Антона; наверное, приняла за одного из тех типов. Затем он услышал то, чего меньше всего ожидал.

– Кто просил тебя вмешиваться?

Девушка в ярости и явно намеревается превратить спасителя в горстку пепла. Антон сбрасывает оцепенение: нужно поставить наглую девчонку на место.

– Полегче, солнце. Ты всегда так с теми, кто пытается помочь?

Девушка кусает губу, пытаясь справиться с гневом, там у нее тонкий шрамик наискосок, будто кошачья отметина. Со вздохом она опускается рядом с Антоном.

– Я бы сама справилась.

– Как я мог пройти мимо, когда избивают девушку? Я вроде как нормальный мужик, – бурчит Антон.

Она ненадолго задумывается.

– Ты прав. Извини, что накричала.

Девушка замечает грязную прядь, плюет на ладонь и со вздохом принимается оттирать волосы.

– Ладно, замнем, – отвечает Антон. – Как вас зовут, отважная героиня?

– Ева.

Она смотрит в упор – строгими, учительскими глазами. Серыми, как дождливое небо. Оценивает, проникая в самое нутро, чтобы вынести одной ей понятный вердикт. К девушке с таким взглядом просто так не подкатишь, ничего от нее не скрыть. Правильные, хотя и не идеальные черты наверняка поначалу сбивают с толку. Антон представляет, как случайный прохожий спрашивает у нее дорогу, доверившись приятному личику, а потом бежит без оглядки под тяжестью ее взгляда. Странно, но такие глаза он уже встречал. Давно, слишком давно, чтобы помнить, кому те принадлежали.

Он отворачивается, лишь бы не чувствовать неуютного любопытства, с которым Ева изучает его лицо, будто встать под прицел было платой за ее имя. Бездумно пялится в стену напротив, позволив вниманию ухватиться за надпись: «Ты продал нас, Максимка». Вероятно, имелся в виду президент Заболотный. Дальше следует довольно небрежное изображение эрегированного полового члена. Антон слышал, в королевстве Бутан фаллосами на стенах жилищ отгоняют злых духов. Здесь за такое могут отвесить, но добрые намерения анонимных художников перевешивают страх наказания. Ниже нарисован ушастый зверь придурковатого вида в шапке-ушанке, с бутылкой водки в одной лапе и пачкой банкнот в другой. Его имя, «Che-Bu Rashka», подошло бы вождю далекого африканского племени.

Дальше случается странное, и Антон потом готов будет поклясться на материнской плате, что такое с ним происходило впервые.

Мир сужается до ровной кирпичной кладки, которая вскоре затягивается туманом. В сером рыхлом абсолюте сполохи света. В полном ничто зарождается первое шевеление – отголосок земного ветра из тугого потока битов и байтов, разворачивающего в пустоте рукава. Бой барабанов – звук древний, как сама вселенная. Чернота обретает форму ушастого зверя, качающего бедрами в непристойном танце. Бурые пушистые уши прыгают в такт. Зверь оборачивается и сверкает ослепительными клыками. У него трехглазая бычья морда в венце человеческих черепов. Могучее синекожее создание пританцовывает множеством ног, сколько их, мельтешащих, не сосчитать, раскидывает пучки рук и вспыхивает пламенем. Ужасное видение горит, но не чувствует боли, вращается вокруг оси, как на вертеле, из пасти вылетает треск рвущейся ткани, хлопанье крыльев, рев горных ветров – такой странный у него смех. В этой вертящейся вакханалии Антон замечает еще шесть голов, по три с каждой стороны бычьей – человеческих, разноцветных, неприветливых, они скалятся, желают убить. Но не Антона – кого-то еще. Поднявшийся было из глубин страх падает в ноги: нет, не Антону уготованы копья, кинжалы, мечи в десятках лап, пики с отрубленными головами – а самой смерти. Бычемордый наконец замирает и глядит на нечаянного свидетеля с интересом, как на дворовую кошку, заносит над ним когтистую лапу и…

– Да очнись же!

От оплеухи Антон приходит в себя и жадно глотает воздух, будто вынырнул из воды. Ева, камчатский гейзер, трясет его за плечи.

– Испугал меня до чертиков, я уже собиралась звонить в скорую. Закатил глаза, начал что-то мычать под нос, а потом и вовсе завалился на бок.

Окинув Антона презрительным взглядом, она заключает:

– Ты под кайфом.

Склоняется к его губам, словно для поцелуя, отчего у Антона замыкает в цепи, и добавляет:

– Либо пьян.

– Ты не подумай, я не ширяюсь. – Антон слегка отодвигается, неловко улыбаясь и силясь вспомнить, сколько таблеток принял. – У меня рак мозга.

Впервые сказано вслух. Ощущение странное: будто о ком-то постороннем, поверху знакомом, на чьих похоронах, если уж пригласили ради массовки, не можешь выдавить ни одной искренней фразы, кроме пошлой банальности: «Он был хорошим человеком, заботливым сыном, надежным братом. Настоящим мужчиной».

Лицо Евы меняется, сквозь гнев проступает сочувствие, и как обычно бывает на исповеди умирающего, она не знает, что ответить. Антон продолжает, решив, что лучшего слушателя не найти, ведь они друг друга не знают и не станут судить. Они знакомы-то минут десять, но девчонка и правда переживает. Если честно, на него тысячу лет не смотрели с таким участием, и, даже если ее неравнодушие окажется иллюзорным, Антону нужно просто быть сейчас рядом с кем-то, желательно теплым и миловидным.

– Говорят, всего месяц протяну, в голове не укладывается…

– Ничего нельзя сделать?

– Кое-что можно. Даже не знаю, как быть, если не прокатит. Но я пойду до конца. Без надежды и месяц покажется пыткой.

Задумчивый взгляд девушки останавливается на блестящих у ног осколках бурого стекла с обрывками этикетки «Балтика».

– В моей жизни было много того, чего вспоминать не хочется. Не таких проблем, как у тебя, но даже не буду сравнивать – в конце концов, мы не соревнуемся, у кого ночь темнее. В общем, я осталась наедине со своими демонами, и когда хуже быть уже не могло, спасение пришло с неожиданной стороны. – Она встает и протягивает Антону руку. – Я покажу тебе, но придется немного пройтись.