Читать книгу Ника. Реально, как во сне - Юлия Александровна Фомина - Страница 17

Ника молча смотрела на старика, ожидая, чего‑то. Дэйнзин же, в свою очередь ждал чего-то от Ники. Наконец, он решил помочь ей:

– Есть ли в твоей жизни то, что тебе хотелось бы изменить? Или то, что ты не понимаешь?

– Вы мне можете в этом помочь? – недоверчиво ответила вопросом на вопрос Ника.

Дэйнзин покачал головой.

– Думаю, что в данный момент для тебя будет важным просто получить ответы на вопросы. А что делать дальше – этого я не знаю. Каждый человек выбирает на перекрестке дорог свой путь.

И тут, Нику как прорвало. Она начала рассказывать этому пожилому, по сути, не знакомому ей человеку о своих злоключениях… Она все время возвращалась к тому, что сожалеет, что так неправильно повела себя с той полинявшей цыганкой, которая наслала на нее проклятье читать чужие мысли… Она ругала попрошайку, ругала себя, ругала Контору непонятно какого государства, которая могла бесцеремонно влезть в жизнь любого человека и управлять им, словно марионеткой, будь он хоть самим Президентом.

Выговорившись, она вытерла обильные слезы, залившие все ее лицо и руки, и спросила:

– А можно все вернуть назад, чтобы снять проклятье? Тогда все будет по‑другому. Все эти люди – цыгане не погибнут по моей вине… Вы же, наверное, это можете? У Вас там, на Тибете, наверное, и не такое можно…

Дэйнзин рассмеялся:

– Я не волшебник. Чудеса я творить не могу, равно как и все, кого я знаю, за исключением… тебя. Но все же, я могу совершить одно небольшое чудо: я расскажу тебе всю правду. О тебе. И ты поможешь себе сама. Если захочешь. Начну я с того, что сниму груз с твоей души: знай же, что по твоей вине не погибло ни единого человека.

Ника остолбенела:

– Но как же… Цыгане? Целый поселок! Там были дети!

– Они живут, как и раньше. Ты просто стала жертвой большого обмана. Контора, в которую тебя ложью и угрозами завербовали, любит… мистификации… Аппаратура, химические вещества, гипнотическое воздействие, в конце концов – актерское мастерство… Они не гнушаются ничем, во исполнение цели. Думаю, теперь ты готова задавать вопросы.

Ника уже была готова.

– Что за организация – Контора?

– Думаю, что этот вопрос должен волновать тебя меньше всего. Если говорить коротко – это сложная раздробленная организация, которая изначально была создана служить целям мирового правительства, не подчиняясь ни одной стране. Организация имела большую мощь и все передовые технологии. Однако, идея не достигла цели и, в результате, сформировалось несколько таких «Контор», служащих разным государствам, так и не сформировавшись, как единый механизм. Бывает, что ее части даже конкурируют друг с другом. Я боюсь, что нам будет скучно обсуждать военные и политические игры, когда речь идет о самом близком для тебя – о тебе самой.

– Хорошо, Вы говорите, что цыгане живы. Как же это понять?

– Ты слушала не радио в машине, а лишь запись, сделанную специально для тебя. И еще кое-кто никогда не умирал.

– Кто?

– Ты не сбивала пешехода. Это была тряпичная кукла, манекен в рост человека. Поэтому твоя машина не получила повреждений. Обман. Все это был обман. Ты и сама замечала порой некоторые нестыковки, но тебя круто взяли в оборот, попросту не дав проанализировать всю информацию и сделать соответствующие выводы. Да, и конечно же, твоя неопытность была им на руку.

Ника ахнула от осознания того, что если бы она тогда во всем разобралась, то вообще бы ничего этого не было. Больницы. Мерзкого таможенника. Пожара. Но она все же быстро взяла себя в руки и решила, что, если она не пойдет по порядку, она упустит что‑то важное. Уняв эмоции, Ника максимально сосредоточилась на вопросах:

– А как же Ржавый? Вы знаете такого?

– Просто бандит, – отмахнулся Дэйнзин. Он, похоже, знал все.

– Получается, – продолжала Ника, – Что за мной следили еще тогда, когда я случайно спасла Андрея?

– За тобой, девочка, следили еще до твоего рождения, когда решили, что набор генов твоей матери и отца смогут дать… Хмм… Интересные результаты.

– Да? Неужели до такой степени…

– Не удивляйся. Ты многого не знаешь. Во всех странах экспериментировали с евгеникой. Экспериментируют и сейчас. Найти правду сложно. Но в одном ты можешь быть уверена – ты можешь точно знать, что я говорю тебе правду, верно?

Ника внимательно посмотрела в раскосые глаза собеседника. Они не были матовыми. Он не лгал. Ника кивнула. Теперь вопросов становилось еще больше…

– Значит, когда Андрей был в коме после падения…

– Андрей, твой работодатель – был участником эксперимента, сотрудником Конторы. Он никуда не падал.

– Но он же был в коме… И я… Я прошла через его темноту… Там были такие… Занавеси… И я его позвала… И он очнулся… А кругом – врачи были. Я еще синяк ему случайно на руке оставила…

Дэйнзин наклонился близко к Нике, взял ее обеими руками за руки и сказал, почти нежно:

– Ты даже не представляешь горизонты своих возможностей. Тебя спровоцировали, чтобы ты в экстренной ситуации смогла то, о чем раньше не подозревала, – он отпустил ее руки и вернулся в прежнюю позу. – Андрея медикаментозным методом ввели в состояние искусственной комы. Ты его вывела из этого состояния. Те же действия, только с обратным эффектом ты произвела в день нашей первой встрече, обезвредив человека с оружием. Именно тогда ты раскрылась и мне стали понятны твои помыслы. Ты была сама на грани, по тому, что делала все не так, как нужно, действуя интуитивно, а не руководствуясь Знанием.

Ника кивнула, вспоминая свое состояние.

– Я понимаю то, о чем Вы говорите мне. Вероятно, все так и есть… Но… Мне это все не нужно. Я ездила к цыганам для того, чтобы найти ту женщину… Которая меня прокляла. Я хотела упасть ей в ноги и вымолить себе прощение. Но я ее не нашла. Старый цыганский Барон меня прогнал. Сказал, что ее нет и не было…

– Верно, – эхом отозвался Дэйнзин, – не было ее. Вернее, цыганка была. Заезжая. Но она тебя не проклинала. Все случилось намного раньше…

– Как это? – не поверила ушам Ника.

– Пасан, подай чай нашей гостье, – сказал Дэйнзин, обращаясь к стоявшему неподвижно все это время, словно манекен мальчику.

Только сейчас Ника ощутила то, что губы ее пересохли и она очень хочет пить. Они молчали, глядя на то, как мальчик заварил небольшой глиняный чайник и церемонно преподнес Нике маленькую пиалу. Чай имел какой-то особенный аромат, и Ника остро почувствовала необыкновенный пряный вкус, благодаря пиалке из обожженной глины. Чай был довольно горячим и приходилось делать маленькие глотки. Удивительно быстро Ника утолила жажду.

– Ты многого о себе не знаешь, дитя. Прости меня, за такое обращение, но я очень стар… И для меня ты – совсем еще дитя. Вот, например, не задумывалась ли ты, как тебе удалось овладеть китайским языком за полгода?

– Я усердно училась… Имею высокую обучаемость…

– Так сказали твои учителя, – усмехнулся Дэйнзин, – они ошибались. Могу тебе сказать то, что удивит тебя больше всего, что ты сегодня слышала: истина в том, что ты вообще не знаешь китайского языка. Совсем.

– Но как же… Я же говорю по-китайски! – встрепенулась уязвленная Ника, – Хорошо говорю! У меня есть диплом пройденных курсов… Да я даже работаю переводчицей… Более того! Я хорошо читаю, свободно веду переписку с разными…

– Вдумайся! За полгода ты освоила не только речь, но и постигла тайны иероглифов, на изучение которых у самых усердных уходят многие годы. Все по порядку. Китайский язык – очень стар. Это древний язык. Он родился тогда, когда таких необычных людей, как ты, было много. В те времена некоторые люди могли вести беседу, находясь далеко друг от друга. Сейчас современные люди тоже могут проделывать такие фокусы, но только с помощью технических устройств – телефонов и компьютеров. А в те далекие времена такая… аппаратура не была нужна. Люди вообще многое могли делать. Исцелять, не касаясь больного. Поражать своих врагов, находясь за тысячи миль от цели. Говорить друг с другом, не открывая рта. Перемещаться из одного места в другое, за много миль – за мгновение… Еще долго можно было бы перечислять такие замечательные способности тех древних людей… Конечно же, таких людей было меньшинство. Остальные же, не наделенные такой властью чувствовали себя обделенными. Их сердца чернели от зависти. И тех, особенных, начали уничтожать, чтобы все остальные люди были равны. В разных странах происходило это по-разному. Тебе наверняка известны самые яркие примеры геноцида: охота на ведьм, Сталинские репрессии и Гитлеровские эксперименты Аненербе, якобы просто изучавшие все сверхъестественное… С какой целью? Доподлинно не известно. Были и другие. В результате, власть имущим удалось искоренить почти всех. Остались, конечно, некоторые шаманы в разных уголках земли. Но все они могли использовать свои особенности только в том случае, если они неким образом активировали или стимулировали свой разум различными психотропными препаратами и химического, и растительного происхождения – грибами, травами и прочими отнюдь не безопасными методами. Но, однако, я отвлекся. В древние времена люди хотели говорить на одном языке. А потом… Было множество попыток: ты помнишь историю Вавилона? – Ника завороженно кивнула, – Так вот, из одного языка произошло множество разных языков, которые можно сравнить с развитием дерева: из одного ствола которого произошли многочисленные сучья и ветви с их разнообразными формами, имеющими и свои особенности, и нечто общее. В какой‑то момент и были созданы такие письмена, которые мог бы понять любой человек, обладающий такими, как у тебя способностями чувственного восприятия. Китайские символы – иероглифы, сейчас уже упрощенные, но изначально, каждый иероглиф представлял собой символы чувственного восприятия, понятные каждому человеку на базовом уровне его сознания. На том уровне, на котором не важно на каком языке ты говоришь просто по тому, что не нужны слова. Посмотрел на символ – и все понятно. Это – человек. А это – солнце. Таким образом, ты, имея способность понимать на базовом уровне смогла легко постичь такую сложную для остальных людей науку. И язык… Имея понимание на базовом же уровне и настроившись на эту волну, ты могла отвечать на том же языке, что человек, говоривший с тобой по‑китайски. В общем и целом, с тем же успехом ты можешь говорить на любом языке мира.

Нависла тишина. Ника пыталась переварить услышанное. Ей хотелось спорить:

– Но не всегда же я говорила на китайском! Это же началось не с моего рождения!

– Все верно. Не с рождения. И я здесь именно для того, чтобы помочь тебе вспомнить как все началось. Чтобы помочь осознать тебе твою сущность. И чтобы ты могла сделать свой выбор, зная Истину…

У Ники кружилась голова. То ли в помещении было душно, то ли информации было слишком много…

– Как ты чувствуешь себя? – заботливо спросил Дэйнзин.

– Да что‑то…

– Ты выпила чаю, который подал тебе Пасан. Не бойся. Этот чай поможет тебе вспомнить то, с чего ты сделала свой первый ход в этой непростой шахматной партии.

Мальчик помог Нике встать с пуфа и помог ей улечься на кушетку возле окна.

– Доверяй этому мальчику, как мне. Он поможет пройти тебе этот путь еще раз. И ты все вспомнишь.

Лицо мальчика было серьезным. По‑детски еще припухлые веки раскосых глаз почти скрывали белок, оставляя узенькую щель. Мальчик взял ее за обе руки особым образом: правую руку он обхватил ладонью снизу, а левую – сверху. Лицо его приблизилось, и Ника заглянула в черноту его зрачков. И вот во всем мире остались только его глаза и темнота вокруг. А потом – только темнота. И его глаза.

Удивительного они были цвета. От настроения. Они были серыми и тусклыми, когда он был раздражен и сияли бирюзой в редкие моменты радости.

В их небольшой бухгалтерии Ника была самой молодой девушкой среди серьезных пожилых теток. Уже оправившись после развода, ее сердце ждало новой весны.

Он был хорош собой. Оказывал ей немалые знаки внимания, приходя всякий раз на помощь, как-только это было нужно, он, однако держал ее на расстоянии всякий раз, как-только она пыталась приблизиться к нему. А ведь он ей нравился. Очень! И наступил какой‑то такой момент, что Ника сама не заметила, как заболела им. Она жила им, вспоминая сказанные им слова еще несколько дней после встречи. Радовалась, когда он приходил к ним в бухгалтерию и считала день, который прошел без него – попусту прожитым днем.

Ника была на хорошем счету, беззаветно отдавая всю себя работе. И ему. Правда, не так, как представлялось ей в мечтах. Она не боялась его разочаровать, хотя понимала в душе, что он хоть и был избалован женским вниманием и собственным достатком, имея весьма высокие требования, сам толком не знал, чего хочет.

И вот… В какой‑то свежий летний день так получилось, что-то, о чем она в тайне мечтала сбылось. И страстные поцелуи… И его руки… И губы… Все как во сне… Так же реально… Так же сильно… Ее тело горело, и она была совершенно счастлива.

«… Ну да, совершу я допустим сейчас подвиг… А вот потом попробуй отДалайся… Обидится же… Уволится еще в истерике… Всем расскажет на работе завтра же… Ну не трахать же ее теперь только из‑за того, что она хорошо умеет сводить баланс… Вот всегда знал, что это плохая идея заводить интрижки на работе… А она тоже хороша… Посмотрела бы на себя в зеркало – не спортивная ни разу… растяжки на животе после родов… И грудь… В одежде все это выглядит куда привлекательнее… А сними шелуху… И главное, не понимает, дура она – и где я… А потом что? Сплошные трагедии на ночь глядя… Не уснет же счастливая с мыслями, что был самый счастливый момент в ее жизни, а завтра будет новый день и новая жизнь. А этот маленький случай останется просто секретом и самым для нее приятным воспоминанием…»

Ника оторопело глядела в глаза того, кому была только что готова отдаться… Да что там – жизнь свою готова была бы отдать ему…

Она ушла. Накинув неловко платье и собрав в охапку слетевшее от страсти белье…

На следующий день она не пришла на работу, сказавшись больной. Она не ела и не пила весь следующий день. Потом сорвалась в парикмахерскую, и почти плачущий парикмахер срезал напрочь ее пышную гриву, оставляя короткий ежик «под мальчика». Она будто отрезала не волосы, а годы – все те годы, которые она жила неправильно. Она мыслила не теми рамками. Держала неверный курс. И верила не в то, что нужно.

Работать с ним в одной и той фирме она больше не могла. Уволилась даже без отработки. Он отпустил ее, казалось с облегчением. И больше с тех пор она его не видела. Полгода в депрессии она сбросила половину былого веса, опять отращивала волосы, зализывла раны… Замкнулась в себе… И выучила китайский. А дальше как-то закрутилось…

Ника смотрела в потолок гостиничного номера. За окном смеркалось.

– Я все вспомнила, – потрескавшимися губами сказала она Дэйнзину.

Он кивнул и сделал жест мальчику. Он метнулся тенью и вернулся в тот же миг со стаканом воды. Ника пила и не могла остановиться. Стакан наполнялся мальчиком уже трижды. Наконец-то Ника пришла в себя. Она встала. Голова ее кружилась. На ватных ногах она вернулась к креслу, где все в той же позе восседал Дэйнзин.

Она тяжело опустилась на пуф, пытаясь унять тремор влажных холодных рук…

– Ты пережила сильнейший стресс. Горькое разочарование в том, чье имя с тех пор ты ни разу не упомянула. Ощущения твои были подобны ощущениям падающего в пропасть. И это подействовало на тебя таким образом, что ты стала слышать то, что ты всегда слышала, но отрицала, как факт невозможного.

– Да, я даже кота слышала. Он открыл дверь в шкаф, и мы попали сюда.

Дэйнзин покачал головой отрицательно:

– Воистину, кошки удивительные существа. Но они не говорят, как говорят люди. И не открывают двери в другие миры для людей. Хотя, возможно, и обладают такой способностью. Но это мало изучено даже на Тибете. Это сделала ты сама. Тебе нужно было уходить, и ты ушла, забрав тех, кто был тебе дорог.

– Значит, никакого цыганского проклятья не было?

– Не было, – утвердительно кивнул Дэйнзин.

– А что же… Что же мне теперь делать? За мной охотится непонятно кто – квартиру подожгли… Куда я теперь с мамой и дочкой?

Дэйнзин задумчиво смотрел на угасающий за окном день.

– У меня есть один небольшой дом, окруженный садом. Весной он очень красиво цветет. Сакуры.

– А дочка? Ей же нужно учиться…

– Твоя дочка унаследовала твои гены. Возможно, в ней тоже сокрыт такой же, как и у тебя дар. Ей будет обеспечено должное образование. И лучшая медицина для твоей уважаемой матери. Она проживет много счастливых лет. А тебе потребуется пройти обучение у тех, кто даст Знание. Я буду счастлив и сочту за честь обучать тебя сам. У тебя большое будущее.

– Вы… Вы меня так вербуете? И не боитесь самой Конторы?

– Дитя мое… Есть вещи намного важнее, чем политика и война. А твоя любовь… Ты еще с ним встретишься. Если захочешь. Хотя… Возможно, поздно.

Но Ника покачала головой

– Знаете… Не бывает поздно. Бывает уже не нужно…

Дэйнзин задумчиво посмотрел на нее глубоким взглядом.

– Как знать, что готовить нам жизнь. Она всегда дает людям второй шанс. А пока, забудь все грустные мысли и пусть он будет твоим прекрасным сном. Тебя ждет дом. Придет весна и твои мысли успокоит утопающих в прекрасных цветах сад…