Читать книгу Круглая методика. Как сохранить драйв в тяжелые времена - Юлия Чемеринская - Страница 17

– Мой друг Беня с женой Машей поселились в Ашдоде, – начал рассказ Семен. – В России жили в коммуналке, приехали в Израиль – стали жилье снимать. Мечтали купить квартиру. Маша деньги собирала по копеечке. Десять лет они не были в отпуске, машину не меняли, детей не баловали. И вот купили. Четырехкомнатную, на восьмом этаже, красота! Ашдод – город на побережье, километров тридцать от Тель-Авива. И тут – очередное обострение конфликта. И оказалось, что ракеты из Сектора Газа до Ашдода легко долетают.

Моя Нина тут же позвонила и сказала: «Машка, дура, срочно приезжай!» Та выла в трубку, сказала, Беня с детьми пускай уезжают, а я квартиру не оставлю. Тогда мы и решили к ним поехать. Поддержать, перебыть денек, а там, глядишь, и забрать к себе. Приехали. Ребята счастливы. Не виделись мы давно. Изменились они мало. Старший их, Яша, давно упорхнул из дома, а двое поздних двойняшек стреляли на компьютере у себя в комнате, даже не вышли встретить.

– Потерянное поколение, – махнула рукой Машка и провела нам экскурсию по дому. Потом гордо показала шикарные очки от Диора – Бенин подарок за самоотверженный труд по покупке дома.

Машкин стол – необыкновенный. И славно катится разговор. Сидим вспоминаем былое. И тут Машка жалуется: «Вот только одно горе – соседи. Вы знаете, что такое эфиопские соседи?!» Я говорю: «Знаю, они у меня лучшие студенты, очень талантливые ребята!»

– Ах, оставь! Ты еще не знаешь, что такое рядом жить! То галдят на своем языке, через стену слышно, то варят что-то такое, что дышать невозможно!.. Они не нашей ментальности, – говорит, – они нас не понимают, а мы их. И не поймем никогда! Соседка, например, старуха, таскает на себе пятилетнюю дылду. С рук не слезает, а сама килограммов под двадцать. А говорят, они старых почитают. Еще есть тайманцы, тоже семейка не ахти, и молодожены израильские, откуда у них деньги?! В общем, попали мы с соседями…

Мне такой разговор не нравится. Но я знаю, Машка – она в душе добрая, просто тут у нее ощущение, будто покушаются на ее квартиру. Ну, в общем, еще посидели, выпили. Беня взял гитару.

И тут начали бомбить.

Сирена завыла поблизости, прямо за окном. Машка схватила двойняшек за шкирки, свои очки от Диора зацепила – и на лестницу, потому что указание такое – до отбоя тревоги оставаться на лестничных площадках.

А там уже ютились «дети разных народов», «разноцветные» Машины соседи. Эфиопская семья – бабушка с двадцатикилограммовой внучкой на руках, мама, папа и еще трое глазастых, от трех до семи. Тайманская – то есть йеменская – семья вывезла дедушку на кресле-каталке, папа, мама и еще четверо к ним жались. Девушка, израильтянка, без мужа вышла. Оказалось, он в армии вот уже неделю.

Поначалу старались не смешиваться, каждый о своих беспокоился. Тут услышали: бум! Что-то упало, довольно близко. Тайманский дедушка вдруг ойкнул, совсем по-русски. Завыло снова. И мы, как по команде, сблизились. Мужчины громко дышали. Героически замыкали круг. Тайманские и эфиопские дети тихо выли.

Когда упало теперь уже совсем рядом, все начали смешиваться. Я хватаю тайманскую чернушку. Она хватает мою бороду. Ее папа берет на руки эфиопского малыша. Нина моя подхватила второго эфиопского малыша и за руку взяла одну из Машкиных двойняшек. Машка оказалась просто нос к носу с эфиопской «двадцатикилограммовой» малышкой. Та визжит на руках у бабушки. Машка ей пальцами пощелкала – никакого эффекта. При этом видно, что у эфиопской бабушки уже руки отваливаются, а та ни к папе, ни к маме, ухватилась за бабушку и все тут.

– Да вы опустите ее на пол, – посоветовала Машка. Бабушка только перебросила девочку с руки на руку. А Машку, я вижу, прямо разрывает эта картина. Тогда эфиопская мама объясняет:

– Извините, она не пойдет ни к кому. И на пол не пойдет.

Машка возражает:

– Но она большая девочка, посмотрите, уже руки отваливаются у вашей бабушки! Пускай походит немного…

– Не походит, – сказала мама.

– Я не понимаю, почему? – удивляется Машка

– Вы разве не знаете? Она ходить не может, – сказала мама. И объяснила, что Ошрит родилась пятимесячной, ноги отнялись еще при рождении. Оказалось, все на этаже об этом знают. А Машка нет – ни про ноги, ни про то, что Ошрит из всех когда-то выбрала бабушку, и так и повелось. Они и спят в одной комнате.

После этого Машка притихла и как-то растерялась. Все уже собирались расходиться. Но тут же снова завыла сирена. Все вздрогнули. А Машка вдруг протянула руки к малышке Ошрит и говорит: «Пойди ко мне, маленькая, пойди!..» Я вдруг заметил, как они похожи. Обе оказались курносые, обе глазастые такие, только цвет кожи разный. Малышка обхватила бабушку… и уже под сирену начала было плакать. Тогда Машка вытащила шикарные диоровские очки: «Смотри, что у меня есть!» Девочка замолчала, потянулась к очкам, перебралась к Машке на руки. Начала вертеть очки в руках. Надела их Машке на нос. Потом себе.

И тут тряхнуло так, будто в здание попало. Или Машка вздрогнула, или малышка, но очки полетели на пол. И эфиопская бабушка встала точно на них. А Машка, словно и не слыша хруста, стояла, прижав малышку к себе. Выла сирена. Там, в ногах, валялась дорогущая оправа, разбитая, раздавленная. А Машке было неважно. Девочка прижималась к ней – вот что главное. И все мы, соседи, смотрели на эту картину сквозь слезы, окружив женщину с ребенком, прижавшись, как пингвины, друг к другу. Они в центре. Мы вокруг. Я слышу, Машка ей приговаривает: «А мы не боимся! Мы с подругой моей Ошрит! Можно я тебя буду Ошкой называть?» Та кивает! А я понять не могу: что, она по-русски понимает?!

И вот представь, вокруг война, что-то бухает, а мы стоим на лестничной площадке, обнявшись, словно склеенные. И нет между нами языков и границ. Сирена воет, а нам хорошо. И больше того, каждый чувствует себя в безопасности.

Когда дали отбой, никто расходиться не хотел. А когда все-таки двинулись по квартирам, кивали друг другу, улыбались. Машка не хотела Ошку отдавать, да и девчонка не торопилась к бабушке. Но разошлись. Машка в спальне закрылась. Беня сказал, что лучше ее пока не трогать. Их двойняшки занялись чем-то, но не за компьютером, а вырезать что-то начали.

Через полчаса мы с Ниной засобирались, ехать пора. Стук в дверь. И мы рты открыли: стоит вся эфиопская семья, и Ошка на руках у бабушки. Машка выглядывает из комнаты, подходит к малышке – и вдруг всхлипывает… И мы замечаем, что Ошка протягивает перекособоченные очки и надевает на Машу.

– Это ее идея, хотела починить, – Ошкина мама оправдывается. – Извините! Мы вам купим такие же.

Машка закрывает ладонью рот. Ее глаз не видно за скотчем, которым замотаны в нескольких местах очки. Мы не видим глаз, но видим, как текут слезы из-под заклеенных стекол. Машка плачет, а это такая же редкость, как нынешняя бомбежка.

И тут прибегают двойняшки – и «добивают» свою маму. Передают Ошке то, что они там сооружали. А это невероятный дом из бумаги – разноцветный, вырезанный, склеенный. Непонятно, как они так быстро! Они, это «потерянное поколение», готовили эфиопской Ошке подарок.

А потом мы все до поздней ночи пировали. Праздновали общее новоселье. В Машкиной квартире, по ее настоянию. Ели эфиопские блюда, Юля, это что-то редкое! А тайманский суп! Приготовленный дедушкой на примусе… Ну и Машка, понятно, на кухне не оплошала. В общем, до двух ночи. Сидели вокруг стола, на равных, и говорили. Ошка заснула у Машки на руках.

И было нам всем о чем поговорить, и все, я знаю точно, ощутили, как невидимые нити связывают нас, потому что мы – семья. Разноцветная, разноголосая, забывшая все различия. А когда за столом сидит семья, тогда только и приходит это самое счастливое состояние тепла и покоя.