Читать книгу Страхи нашей жизни - Юлия Никитина - Страница 9

Страхи и фобии известных художников часто были не просто личными странностями, а мощным двигателем их творчества, формируя уникальный стиль, сюжеты и палитру их работ. Эти внутренние демоны становились музами, рождая на свет одни из самых тревожных, завораживающих и новаторских произведений в истории искусства.

1. Сальвадор Дали: мир, построенный на страхах (мирмекофобия, танатофобия, птеронофобия)

Страхи. Дали был настоящей сокровищницей фобий. Самые значимые:

Мирмекофобия – страх перед муравьями.

Танатофобия – навязчивый страх смерти и разложения.

Птеронофобия – боязнь быть запертым в комнате с птичьими перьями (частный случай орнитофобии).

Страх перед кузнечиками (сальвадорфобия, неофициальное название).

Происхождение: в детстве Дали стал свидетелем того, как муравьи пожирали труп маленького животного. Этот образ смерти и разложения, соединенный с ползающими насекомыми, стал для него травмой на всю жизнь. Кузнечики же ассоциировались у него с унижением в школе.

Отражение в творчестве:

Муравьи появляются в его работах как символ разложения, тления и смерти. Например, в картине «Постоянство памяти» (Текучие часы) на левом, оранжевом циферблате можно увидеть ползающих муравьев.

Мягкие, распадающиеся формы (текучие часы, деформированные лица) – это прямое воплощение страха перед тленом и непостоянством материи, то есть танатофобии.

Образы саранчи и кузнечиков с увеличенным, отталкивающим брюшком часто встречаются в его работах, например, в картине «Великий мастурбатор».

2. Винсент Ван Гог: социофобия, агорафобия и страх перед безумием

Страхи: Ван Гог страдал от целого комплекса психических расстройств, который сопровождался тяжелыми фобиями: социофобией (боязнь общества), агорафобией (боязнь открытых пространств) и страхом перед собственным нарастающим безумием.

Проявления в жизни: его письма к брату Тео полны описаний одиночества, тревоги и отчаяния. Он с трудом мог находиться среди людей, что приводило к конфликтам (как со знаменитой ссорой с Гогеном и отрезанием мочки уха). Его добровольное заточение в лечебнице для душевнобольных в Сен-Реми было попыткой убежать от пугающего внешнего мира.

Отражение в творчестве:

Поздние работы, написанные в Сен-Реми, такие как «Звездная ночь», – это прямое отражение его внутренней бури, страха и одновременно мистического восторга. Завихрения неба, неестественно яркие звезды и кипарисы, похожие на языки пламени, – это пейзаж его тревожной души.

Картина «Коридор лечебницы в Сен-Реми» с ее уходящей в никуда, давящей перспективой – идеальная визуализация клаустрофобии и чувства заточения, как физического, так и ментального.

3. Эдвард Мунк: панофобия и наследственная тревога

Страхи: Мунк вырос в семье, где смерть и болезни были частыми гостями (мать и сестра умерли от туберкулеза). Его отец, врач, страдал религиозной манией и привил сыну экзистенциальный ужас перед жизнью и смертью. У Мунка диагностировали панофобию – генерализованный, всепоглощающий страх перед всем.

Проявления в жизни: он страдал от депрессий, галлюцинаций и пристрастия к алкоголю. Его жизнь была постоянной борьбой с наследственным безумием, которого он панически боялся.

Отражение в творчестве:

Вся его знаменитая серия «Фриз жизни» – это исследование страха, болезней, ревности и смерти.

«Крик» – это икона мировой тревоги. Сам Мунк описал момент его создания так: «Я шёл по дороге с двумя друзьями. Солнце садилось. Небо стало кроваво-красным. Я почувствовал вздох тоски. Я стоял, дрожа от страха. Я чувствовал бесконечный крик, пронзающий природу». Крик – это не кричит персонаж, а сама природа, и герой, зажимая уши, пытается защититься от этого вселенского ужаса.

Картины «Больная девочка», «смерть в комнате больного» – прямое отражение его детской травмы, связанной со смертью матери.

4. Микеланджело Меризи Да Караваджо: аутофобия и страх темноты

Страхи: будучи человеком с крайне буйным и агрессивным нравом, Караваджо, парадоксальным образом, страдал от аутофобии (страха одиночества) и, возможно, никтофобии (страха темноты). Его жизнь была чередой драк, скандалов и побегов, что заставляло его постоянно находиться в движении и в окружении таких же маргиналов.

Проявления в жизни: его тяга к сомнительным компаниям, тавернам и уличным потасовкам была не только следствием характера, но и попыткой убежать от гнетущего одиночества. После убийства человека в 1606 году он был вынужден бежать из Рима, и годы скитаний лишь усугубили его состояние.

Отражение в творчестве:

Его знаменитый стиль «Кьяроскуро» (резкое противопоставление света и тени) – это не только художественный приём, но и отражение его душевного состояния. Густая, непроглядная тьма на его полотнах («Призвание апостола Матфея», Обращение Савла») – это визуализация страха, греха и неизвестности, которая его окружала.

Многие его герои – простые люди, старики, нищие, написанные с натуры, – демонстрируют его тягу к реальному, неидеальному миру, который был для него единственным убежищем от одиночества.

5. Фрэнсис Бэкон: клаустрофобия, астма и травма войны

Страхи: Бэкон страдал тяжелой бронхиальной астмой, которая вызывала у него приступы удушья и породила сильнейшую клаустрофобию. Его сознание было также травмировано второй мировой войной и личными драмами.

Проявления в жизни: астма делала его жизнь мучительной, а ощущение удушья стало для него физическим воплощением страха. Он был одержим медицинской литературой и изображениями рта, в частности – репродукцией кадра из фильма Эйзенштейна «Броненосец «Потёмкин», где медсестра с разбитыми очками кричит от ужаса.

Отражение в творчестве:

Его знаменитые «Кричащие папы» (серия картин, основанных на портрете папы Иннокентия Х Диего Веласкеса) – это прямое воплощение немого, бесконечного крика ужаса, схожего с ощущением астматического приступа.

Фигуры на его полотнах часто заключены в прозрачные или стеклянные конструкции, похожие на боксы или клетки («Три наброска к портрету Люсьена Фрейда»), что отражает его клаустрофобию.

Искаженные, почти до неузнаваемости, тела и лица передают ощущение хрупкости человеческой плоти и ее уязвимости перед насилием и болью.

6. Пабло Пикассо: страх перед старостью и упадком (геронтофобия)

Страх: Пикассо панически боялся старости, физического упадка и смерти. Этот страх, смешанный с суеверием, заставлял его видеть в пожилых людях напоминание о собственной смертности.

Отражение в творчестве:

Его знаменитый «Голубой период» (1901-1904) наполнен образами слепых, нищих, изможденных и одиноких людей. Картины «Старый гитарист» или «Жизнь» пронизаны меланхолией и размышлениями о старости и смерти.

Позже, в своих скульптурах и картинах, он часто деформировал и «ломал» человеческое тело, возможно, пытаясь тем самым подчинить его себе, преодолеть его хрупкость и бренность.

7. Кацусика Хокусай: страх перед смертью без славы

Страх: Хокусай, великий японский мастер укиё-э (направление в изобразительном искусстве Японии, получившее развитие с периода Эдо), испытывал не клиническую фобию, а глубокий экзистенциальный страх, который он сам сформулировал в одном из своих предисловий: он боялся умереть, не достигнув вершин мастерства.

Проявления в жизни: он сменил более 30 псевдонимов и до самой смерти в 89 лет считал, что не создал ни одного по-настоящему великого произведения. В 75 лет он писал: «всё, что я нарисовал до семидесяти, не стоит принимать во внимание. В семьдесят три я немного понял строение природы… К ста годам я, возможно, достигну божественного уровня в своем искусстве».

Отражение в творчестве:

Этот страх (или, скорее, одержимость) стал для него главным двигателем. Он работал до последнего дня, постоянно экспериментируя и совершенствуя свой стиль.

Его знаменитая гравюра «Большая волна в Кан агаве» – часть серии «Тридцать шесть видов Фудзи», которая была создана им уже в преклонном возрасте. Эта работа – результат его неустанного стремления к идеалу, рожденного страхом не успеть.

Страхи художников, как и страхи писателей, служили мощнейшим катализатором творчества. Они позволяли:

Визуализировать невидимое: превратить внутреннюю, неосязаемую тревогу в конкретный, зримый образ, который может понять и почувствовать каждый (крик Мунка, муравьи дали, кричащие рты Бэкона).

Создать новый художественный язык: личный страх заставлял искать новые формы и техники для его выражения. Без астмы и клаустрофобии не было бы жутких боксов Бэкона, без страха безумия – вихрей Ван Гога, без страха тления – текучих часов дали.

Преодолеть травму через творчество: холст становился для художника пространством, где он мог встретиться со своими демонами лицом к лицу, попытаться их понять, укротить и, в конечном счете, преодолеть, превратив личную боль в общечеловеческое достояние.

Именно поэтому их работы, рожденные из самых темных уголков души, продолжают резонировать с нами – они говорят на универсальном языке человеческой тревоги.