Читать книгу Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том III. Книга I - Юрий Александрович Лебедев - Страница 20

16.20. А. И. Родионов в рабочем кабинете во время беседы 21.10.13.[136]

Ю. Л. Анатолий Иванович! Темой нашей беседы будет характеристика человеческих качеств Жоржа Абрамовича. О его профессиональной работе как разведчика никаких новых материалов из ГРУ нет, так что и обсуждать эту сторону его деятельности бессмысленно. Поэтому начнем с простого вопроса – как, когда и при каких обстоятельствах Вы познакомились с Жоржем Абрамовичем?

А. Р. Я был на 5 курсе студентом кафедры Н. М. Жаворонкова. Я тогда уже был членом партии. Из армии я пришел кандидатом, а в институте вступал в ВКП(б). Был членом партбюро и отвечал за работу комсомольской организации. Здесь я и познакомился с проф. Кузьминых – по линии общественной работы. И в декабре 1950 года, перед отъездом в Сталиногорск на преддипломную практику, Кузьминых предложил мне делать дипломную работу под его руководством. Я немного удивился… Но в это время кафедра Жаворонкова ещё не выдала нам дипломных заданий на практику. И, после некоторых раздумий, я согласился с предложением Кузьминых. После этого он мне сказал, что есть работа по изучению гидродинамики и массообмена на тарельчатых колоннах, которая проводится вне института и что это диссертационная работа аспиранта Коваля и она одновременно является хоздоговорной работой с Институтом физической химии Академии Наук. И Кузьминых познакомил меня с аспирантом второго курса Ковалем.

Ю. Л. Анатолий Иванович! А что запомнилось от первой встречи? Жорж Абрамович ведь был «колоритной фигурой»…

А. Р. Во время первой встречи говорил в основном Кузьминых, но, конечно, у меня вызвала недоумение речь Жоржа Абрамовича…

Ю. Л. Его знаменитый акцент?

А. Р. Да… Я немного недоумевал – что это? (Потом-то я узнал, что с 1939 г. по 1949 г. он работал там, где должен был забыть русский язык!..).

Началась работа. Жорж Абрамович рассказал, что установка была в институте НИИКИМАШ – институте кислородного машиностроения. Он был в Лужниках, на том месте, где сейчас стадион. К тому времени, когда я начал работу, установка в институте уже была и даже начались измерения. Жорж Абрамович хоть и создавал ее, но в институт пройти не мог – у него не было допуска, а институт был «закрытый». И непосредственно на установке работала лаборантка под его руководством и по его заданиям. И однажды она, уходя после работы, забыла выключить рубильник. Случился пожар. Руководство института запретило дальнейшие работы и приказало демонтировать установку.

В дневнике Кузьминых написано, что: «Случилась беда с работой Жоржа Абрамовича Коваля. Дмитриева забыла выключить электроэнергию, был пожар. Пришлось ездить к руководству института и умолять и кланяться, чтобы дали возможность продолжить эту работу. Теперь я хочу подключить к этой работе студента-дипломника Родионова. Удалось договориться, и, думаю, что мы доведем это дело до конца».

Ю. Л. Понятно – девочку заменили на мальчика с хорошими руками ☺…

А. Р. Да, вот так получилось… Установки уже практически не было, и мы с Жоржем Абрамовичем должны были начать все заново… Разработку этой установки Жорж Абрамович взял на себя. Я исполнял роль лаборанта и дипломника.

Ю. Л. А как выглядел тогда Жорж Абрамович? Говорят, что он ходил в странной одежде…

А. Р. Нет, это же был уже его второй курс аспирантуры. И ходил он уже в «нормальной одежде». А вот в начале, как говорил Кузьминых, пришел к нему неизвестный человек в зеленой шинели и странном обмундировании, таком, которое поставлялось нам по ленд-лизу ☺… А я помню его по 1951 году – он в нормальном гражданском костюме. Вот, даже фотография есть того времени…

16.21. Кафедра ТНВ (проф. Кузьминых второй слева в первом ряду) в 1952 году.[137]

Ю. Л. А что говорили о нем на кафедре?

А. Р. Ну, сведений было, конечно, мало. Все знали, что он окончил наш институт в 1939 году, а потом был призван в Красную Армию и служил в разведке. Он же и призван был Главным управлением разведывательной службы… А вот где, как – конечно, ничего не знали!

Ю. Л. Вернемся к Вашей работе с Жоржем Абрамовичем весной 1951 года…

А. Р. Да, Жорж Абрамович, пока я был на практике, сделал проект установки и его нужно было быстро реализовывать – времени для работы было мало: в июне у меня защита! А на заводе работой лаборатории, в которой должна была быть установка, руководил старший научный сотрудник Лев Самуилович Аксельрод. Конечно, были свои трудности, а у меня уже не было времени и я «немножко поспорил» и с Дильманом, и с Аксельродом – я считал, что они недостаточно активно помогают в строительстве установки… Ходил даже к зам. директора ВНИИКИМАША профессору Усюкину – трижды лауреату Сталинской премии![138] – и высказывал свое недовольство тем, что работа по созданию установки идет слишком медленно… Это примерно март месяц. Мне в июне нужно защищаться, а экспериментов нет!

Ю. Л. И получается, что Вы, дипломник, «воевали» за эту установку…

А. Р. Да, поскольку у Жоржа Абрамовича не было допуска, и он физически не мог присутствовать в институте, он только по телефону или где-то в постороннем месте разговаривал с Аксельродом… Ну, короче, установку запустили! Опыты пошли, и в конце июня 1951 г. я защитил диплом.

Ю. Л. А защиту Жоржа Абрамовича Вы помните?

А. Р. Нет, к сожалению… А помню я, что у него начались неприятности с распределением. Он очень переживал, пока не нашлось место на установке разделения воздуха. Начинал работу на этой установке Крашенинников, а потом там работал Жорж Абрамович с Мартыновым Юрием Михайловичем (мы с ним учились в одной группе и он тоже стал аспирантом одновременно со мной, но у Жаворонкова). И я заходил к Мартынову по вечерам поиграть в шахматы. И Жорж Абрамович присоединялся к нам.

Ю. Л. А как Жорж Абрамович играл в шахматы – хорошо или «как все»?

А. Р. Мы все играли примерно одинаково… плохо! А к нашей компании подключался ещё и Афанасий Иванович Малахов, который был аспирантом у Лукьянова на кафедре ОХТ. Иногда мы собирались у Жоржа Абрамовича.

Ю. Л. Так Вы бывали на Ордынке у Жоржа Абрамовича?

А. Р. Конечно, на Ордынке бывал!

Ю. Л. И как выглядела эта квартира?

А. Р. Это была большая коммунальная квартира, страшный старый дом, большой, полуразрушенный, плохо освещенный холл, доски, все в целом похоже на сарай… Комната у него была большая, во всяком случае, больше, чем у моих родителей на Арбате, где я жил – было в ней метров 16 приблизительно… И комната была на двоих! А у нас – метров 12. Правда, почти всегда, когда мы приходили, у них был паренек из семьи соседей. Была там неблагополучная семья, отец пил… И Жорж Абрамович «курировал» этого паренька и даже потом усыновил его…[139]

Ю. Л. Ну, а в этой, домашней обстановке, он не рассказывал о своей службе? То, что он был разведчиком, Вы знали по истории его появления в институте. А вот подробности?

А. Р. Сам он НИЧЕГО не рассказывал. И даже когда, бывало, за игрой, я или Афанасий, спрашивали его: «Ну, уж сколько времени прошло… Расскажи, где ты был? Что там делал?..», он всегда молчал. А слухи всякие ходили: то, что разведчик – понятно. А ведь ещё все знали, что родился в штате Айова, в Америке, что приехал с родителями в Биробиджан – он этого не скрывал. Что там он был драноколом… Я сам родился на границе московской и калининской, тверской области – там дом под дранкой считался очень зажиточным!.. Так вот, из-за того, что он знал язык, что его родина – Америка, мы считали, что он и был в Америке! А вот чем он там занимался – мы не знали. И даже Глеб Николаевич Макаров – а они учились вместе с Жоржем Абрамовичем! – когда мы его спрашивали, говорил, что ничего не знает. Правда, он говорил Глебу Николаевичу, или мне – сейчас уже не помню, что если случаются трудные, непредвиденные обстоятельства, у него есть какой-то куратор – генерал, которому он может звонить. Но только в случаях экстренных!

Ю. Л. То, что Вы рассказали – это Ваши личные соображения тех лет. А официальный Совет Ветеранов ВОВ, как он реагировал на то, что ни к каким праздникам и юбилеям Жоржа Абрамовича не награждали?

А. Р. Официально считалось, что всякий, кто получил медаль «За победу над Германией» является участником войны. И неважно – был ли он на фронте, или прослужил 6 месяцев в каких-то тыловых подразделениях…

Ю. Л. Как же так? Была у Жоржа Абрамовича медаль «За победу над Германией»!

А. Р. Да, но получил он ее гораздо позже! Я не знаю, когда он получил военный билет…

Ю. Л. Военный билет он получил 6 июля 1949 года при демобилизации…

А. Р. И там написано, что он получил эту медаль?

Ю. Л. Не могу этого утверждать… Вы задали мне неожиданный вопрос. Я проверю…[140]

А. Р. По моим данным, где-то в семидесятых годах вышел Указ с утверждением Положения о ветеранах войны, тогда же возникли и Советы Ветеранов. И там впервые было сказано, что и разведчики являются ветеранами. И только тогда он и получил эту медаль.

Ю. Л. Ну, что ж! Спасибо Вам, Вы подняли интересный вопрос. Как говорится, теперь «будем искать»… Вернемся к тому периоду Вашего общения, когда Вы делали диплом и когда бывали у него дома… Как, по Вашему, он жил материально?

А. Р. Как все – хорошо! Как аспирант он получал 670 рублей, а когда стал заведовать установкой по разделению воздуха – 900 рублей! Мой отец – рабочий завода – получал в то время 880 рублей. Зарплата в 1000 рублей считалась очень хорошей. Дома у него мебель была обыкновенная по тому времени… И был у него приемник! Хотя тогда не было «Голоса Америки», он слушал «Би-Би-Си» по-английски.[141] И тоже ничего нам не рассказывал! Информации никакой от него нельзя было получить ☺. Конечно, за шахматами мы обсуждали и футбольные дела, и все проблемы жизни страны, текущую политику, но я не помню, чтобы его мнение резко расходилось с нашим мнением… Или он сдерживался…

Ю. Л. А почему, как Вы думаете, он вступил в партию только в 1964 году? Почему так долго – вернулся он в 1948 – он не вступал?

А. Р. Не знаю… Мы с ним этот вопрос не обсуждали. И ведь никаких «грехов» в этом плане у него не было… Может быть, это было связано с его работой в разведке? Ведь у разведчиков не принято лишний раз «мозолить глаза»… Вот и докторскую он не защитил, вероятно, по этой же причине… У него были материалы и идеи для докторской. В свое время я ему говорил об этом. Но он отмалчивался. Вероятно, ему тогда просто нельзя было публиковать много работ, и он упустил время…

Ю. Л. Вернусь одному Вашему воспоминанию… Вы сказали, что у Жоржа Абрамовича был «куратор» в ГРУ, к которому он мог обратиться в сложной жизненной ситуации. Как Вы считаете, были ли у Жоржа Абрамовича ситуации, в которых он воспользовался такой возможностью?

А. Р. Ну, я думаю, что ситуация такая однозначно была после окончания Жоржем Абрамовичем аспирантуры и устройстве на работу. Даже Жаворонков, будучи директором, не мог его оставить! А Жаворонков мог многое. Когда меня после окончания аспирантуры рекомендовали оставить в институте, кто-то из комиссии по распределению, которая приезжала из министерства, спросил меня: «Дирекция рекомендует оставить Вас на преподавательской работе. А Вы лекции читали?», я робко ответил «Нет…». На это член комиссии сразу заявил: «Ну, куда же его на преподавательскую работу!..». Но тут Жаворонков, который здесь же присутствовал, солидно так сказал: «Да читал он пробные лекции по спецпредмету… Скромничает он тут!..». И мое дело решилось. А в случае Жоржа Абрамовича и для Жаворонкова явно требовалось разрешение «сверху»… Тогда и появилось письмо в министерство на имя министра… И Жоржа Абрамовича оставили в Менделеевке. А потом был ещё момент, когда Жорж Абрамович сильно заволновался. Это было «дело врачей»… Мы тогда с Глебом Николаевичем Макаровым его успокаивали: «Да что ты волнуешься? Ты что, врач, что ли?».

Ю. Л. Ну, ведь можно его понять – дело-то было громкое, во всех газетах…

А. Р. Да, конечно, но мы с Глебом Николаевичем ему говорили: «А ты-то здесь при чем?». Но он нервничал… Возможно, это было вызвано «национальным вопросом»… И он стал волноваться, что это может как-то плохо кончиться…

Ю. Л. Да, и могло бы!

А. Р. Могло быть… И мне кажется, что он тогда обращался к куратору, и его успокоили…[142]

Ю. Л. И, в связи с этим, вот какой вопрос. Как Вы считаете, был ли Жорж Абрамович в житейских ситуациях смелым человеком?[143]

А. Р. Я думаю, что смелым он особенно не был, но он умел себя держать в тех рамках, которые нужны. Да и, в конечном итоге, что говорить о его смелости, когда он занимался такими вопросами, такой работой и в таких условиях! Для этого нужно было быть не просто смелым, а мужественным человеком!

Ю. Л. Согласен с Вами! Но я говорю не о судьбоносных ситуациях, а о житейских – нужно было что-то требовать по монтажу установки, по каким-то кафедральным делам… Часы ему, скажем, не те для занятий дали…

А. Р. Ну, в этом отношении он переносил как должное все, что ему дали…

Ю. Л. Я хочу сравнить впечатления… Ведь я знаю его по совместной общественной работе на кафедре ОХТ – было время, когда мы с ним были «двумя углами» кафедрального треугольника. Я был профоргом, а он – секретарем партбюро. И был тогда на кафедре Афанасий Иванович Малахов. Он свое мнение всегда отстаивал!

А. Р. А он отстаивал?

Ю. Л. Да, конечно! Так вот, такой малаховской напористости, «твердости в своей линии», я за Жоржем Абрамовичем не замечал…

А. Р. Ну, в этом отношении я тоже так думаю. Но он был исполнительный, дисциплинированный, четкий, обязательный – если что-то скажет – обязательно сделает. Если надо было постоять в очереди за билетами на стадион – он шел и стоял!

Ю. Л. Да, ведь Вы с ним были футбольными болельщиками!

А. Р. Да, мы с ним хаживали на стадион… Мы за «Спартак» болели… И если я в прошлый раз стоял в очереди, то теперь ты иди стой! И он ходил и стоял, и никаких возражений у него не было… А очереди были такие, что иногда часа три приходилось стоять!..

Ю. Л. А на стадионе как он себя вел? Эмоционально? Кричал?

А. Р. Ну, было… Не без этого… Кругом такая публика… Но он особенно из публики не выделялся. И он не был «фанатом». Хотя переживал поражения «Спартака» основательно…

Он в быту вообще не выделялся среди людей – был обыкновенным гражданином того времени. Вот, скажем, появились в Москве саратовские холодильники. Сразу очередь за ними – по записи на два года! Каждый месяц надо ходить отмечаться. Он записался, и меня записал! Я ему говорю – «Да не нужен мне этот холодильник! Тем более, ходить за ним два года!».

Ю. Л. Но все-таки ходили?

А. Р. Сначала он ходил один, и меня отмечал, и себя. Ну, а потом стали вместе ходить ☺.

Ю. Л. Замучил я Вас своими вопросами… Но для меня важно послушать всех, кто знал Жоржа Абрамовича. Я ведь тоже знал его с 1966 года, но теперь, беседуя с разными людьми, вижу, что у каждого есть свой взгляд и важно услышать всех.

А. Р. А что разведчики? Вы с ними контактировали?

Ю. Л. Контактировал! Я начал общаться с ними сразу после смерти Жоржа Абрамовича. И мне отвечали, что, мол, вместе с Вами скорбим о кончине Жоржа Абрамовича, но вопрос о его «раскрытии» считаем несвоевременным…

А. Р. А может действительно, ещё не пришло время? Может, мы все ещё боимся американцев? Вот, говорят, была история, когда приезжала какая-то американская делегация и Жорж Абрамович был переводчиком, его кто-то из американцев узнал… Может, действительно пока нельзя раскрывать подробности?

Ю. Л. Ну, если нельзя – так и молчали бы! А то признали и… забыли!

А. Р. То, что его признали и сказали хоть два слова, было для него приятно. Когда он рассказывал нам о вручении ему знака «Ветеран разведки», он сказал, что вручали ему знак в большом зале и были такие аплодисменты…

Ю. Л. Спасибо, Анатолий Иванович! Я получил многое из того, чего мне не хватало в видении Жоржа Абрамовича.

21.10.13