Читать книгу Любовь от начала до конца - Юрий Ищенко - Страница 1
Предисловие
Нет тебя прекрасней
Оглавление«Первая любовь – это… та любовь,
в которую мы больше всего вложили самих себя,
душу, когда душа у нас ещё была».
Александр Вампилов, драматург
1.
Эта история вызвала у меня много вопросов. Поначалу я искал ответы, хотел всему необъяснимому дать объяснение. Но в итоге решил отступиться. Пытаясь разобраться в чём-то необычном, мы зачастую приспосабливаем его под привычное и понятное нам. А уверовав в правильность собственных выводов, невольно вынуждаем и других смотреть на происходящее нашими глазами. Мне же хочется, чтобы каждый увидел в этой истории своё, близкое и созвучное только ему. И, может быть, задумался над вопросами, которые сегодня не принято обсуждать. Что такое любовь? И почему одни легко обходятся без неё, а другие могут жить полной жизнью, только когда любят? От того, как мы отвечаем на эти вопросы, так много зависит в нашей судьбе.
Поэтому я не стану ничего объяснять. Вы уж тут сами.
Но для начала хочу рассказать, как мне стала известна эта история.
Я возвращался в Москву из своего родного города на Украине, куда ездил проведать родителей. Наступил ноябрь, но в городе моего детства ещё стояла тёплая сухая осень. Опавшие листья образовали под деревьями жёлтые округлые тени от исчезающей кроны. В Москве меня ждала холодная промозглая погода, и хотелось задержаться хотя бы ещё на недельку. Походить по парку под грустный шорох опадающих листьев, подышать их терпким пряным запахом и просто посидеть с родителями, слушая бесконечные разговоры отца о том, как изменилась жизнь после развала Советского Союза.
Но нужно было торопиться. Я работал в московской газете, куда меня взяли год назад, зарабатывал хорошие деньги и не хотел рисковать открывающимися перспективами.
Поезд уходил вечером.
Предъявив билет проводнице, достал пачку местных газет в надежде наткнуться на интересную тему, а через несколько минут в купе появился главный герой этой истории.
Если бы меня попросили охарактеризовать этого человека одним словом, я бы сказал о нём так: застывший. Это был невысокий мужчина лет пятидесяти, который существовал как бы отдельно от своего возраста. Коротко стриженные и уже немного поредевшие волосы были присыпаны сединой, но по-настоящему седыми их ещё нельзя было назвать. Лицо моложавое, немного мальчишеское. На нём была состаренная коричневая кожаная куртка со стоячим воротником и синие джинсы. В руке чёрная кожаная сумка. Всё это я схватил одним взглядом после того, как услышал его спокойный ровный голос:
– Добрый вечер. У меня тринадцатое место, – указал он зажатым в руке паспортом на полку напротив.
Я отметил, что паспорт у него красного цвета, в отличие от синего украинского, а значит, человек возвращается домой.
На полке примостился угрюмый мужчина в сером клетчатом пиджаке поверх бордового джемпера. Он тут же придвинулся к двери. Подтянул сумку. Мой будущий герой аккуратно переступил через неё, поставил свою сумку под столик и добавил, обращаясь непонятно к кому:
– Мне повезло.
Наверное, он имел в виду номер места. Поскольку эта реплика не была обращена ко мне, я промолчал. К тому же мне показалось, ему безразлично, кто находится в купе, и слышат ли его. Возможно, он бы даже удивился, если бы кто-то из попутчиков откликнулся. Его губы приветливо улыбались, но взгляд был словно обращен внутрь.
Выйдя ненадолго проститься с родителями, наш спутник вскоре вернулся, дождался проводника, чтобы отдать билет, застелил постель и лёг не переодеваясь. Отвернувшись к стене и натянув на лицо простыню, он всем видом давал понять, что очень устал и хочет спать.
В купе с нами ехала дородная молодящаяся женщина за шестьдесят. Притворно вздыхая и охая, она заставила меня как самого молодого разместить три её огромные сумки в рундуке и под полкой, и теперь восседала с видом человека, сделавшего главное дело. Мы заказали чай, обсудили ситуацию на Украине, назвали поимённо всех виновных в создавшемся положении и помечтали, что лет эдак через десять-пятнадцать, когда истощатся запасы, доставшиеся от СССР, Украина снова объединится с Россией и все опять заживут весело, сытно и счастливо.
2.
Угрюмый оказался не таким уж угрюмым, а даже наоборот. Он впервые ехал в Москву, где собирался проведать дочь, устроившуюся работать в фитнес-клубе, и присмотреть место на стройке. Его школьный приятель много лет трудится в столице нашей бывшей общей родины. При встрече всегда зовёт. Ну и вот… Младшая школу заканчивает, а чтобы учиться дальше, нужны деньги. Наша попутчица ничего не рассказывала, а только отрывисто комментировала, прихлёбывая из стакана. На любой вопрос у неё был ответ.
Всё это время мой герой лежал без движения.
Когда лампа под потолком переключила день на ночь, я забрался на верхнюю полку. Спать не хотелось, и я просто лежал на спине, убаюкиваемый покачиванием вагона и набегающим временами дробным стуком колёс. Угрюмый засопел. Сон и меня начал легонько поглаживать по голове, когда внизу послышалась какая-то возня. Расстегнули молнию на сумке. Движение. Шуршание бумаги. Так, а это, наверное, сумку задвинули на место. Кто это?
Хотелось узнать, но было лень двигаться. Раздался щелчок, и купе озарилось мутным желтоватым светом ночника. Только минут через десять я перевернулся на правый бок и сквозь прищуренные дремотой глаза увидел соседа-молчуна. Подложив под спину подушку, он читал какую-то книгу. А может, и не книгу. Переплёт формата офисной бумаги. Кажется, синий. Или чёрный? Я закрыл глаза и окончательно провалился в сон.
Проверка паспортов на границе и нервное препирательство с украинским таможенником разделило ночь пополам, но сон снова соединил её. В следующий раз меня разбудил уже звук шаркающих ног и катящихся пластмассовых колёсиков. Движения не ощущалось. Светло. Значит, приехали. Превозмогая сонливость, я спустился вниз, нащупал ногами туфли. В купе было пусто.
Зашла проводница и, не обращая внимания, что я стою с расстёгнутыми брюками, стала собирать бельё. У моего героя всё было аккуратно сложено в стопку, матрац свёрнут и придвинут к окну. Проводница забросила его на верхнюю полку. Под матрацем оказалась книга. Та самая? Проводница взяла её, подержала в руке и положила на столик. Может, научная работа?
Когда женщина вышла, я заслонил собой неожиданную находку, быстро открыл и прочитал: «Нет тебя прекрасней». Для научной работы слишком романтично. Не успев толком решить, что мне делать, я схватил книгу и направился к выходу. Хотелось спрятать её. Но вдруг молчаливый незнакомец вернётся? А я вот несу ему. Попрощался с проводницей, ожидая вопроса. Но ей было всё равно. Уже в переходе затолкал случайное приобретение в сумку и с лёгкой душой направился к метро.
Можно всё списать на журналистское любопытство, но всё-таки надо признаться: меня заинтриговал загадочный попутчик. И ещё эта книга. Нет тебя прекрасней… То ли название, то ли обращение. Было в этом что-то несовременное, беззащитно-искреннее. Уже сидя в вагоне метро, я безбоязненно достал сочинение незнакомца и мельком пролистал. Текст распечатан на лазерном принтере. Моя бабушка называет такие книги «самиздат». У неё до сих пор сохранился самиздатовский вариант романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Только там весь текст отпечатан на печатной машинке.
Книга была написана в виде обращения к какой-то женщине. В тот же вечер я прочитал её от начала до конца.
3.
Я сразу понял, что мне в руки попал уникальный человеческий документ. По сути, дневник, который люди пишут для себя, только в данном случае он был адресован другому человеку.
Будь это обычная книга из магазина, я бы не стал беспокоиться. Что бы там ни было написано, это всего лишь выдумка автора. Но тут появилось ощущение, будто я без спросу забрался в чужую жизнь и узнал то, что мне не предназначалось. Вообще никому, кроме этой неизвестной женщины, не предназначалось. Я смутился.
Нет, я не жалел, что взял эту книгу.
Я был рад, что прочитал её.
Теперь голова наполнилась мыслями, которых прежде не было. Зачем мужчина и женщина живут вместе? Чтобы любить и помогать друг другу? Или чтобы обслуживать друг друга? А зачем мы любим? Может, любовь вообще не нужна в капиталистическом обществе? Может, она только вредит? Отвлекает от зарабатывания денег, мешает делать карьеру?
Но что делать с этой самодельной книгой…
Вдруг она дорога тому, кто её написал?
Все последующие дни мне было не до повести бывшего попутчика. Работа, работа, работа. Ведь газета, да ещё ежедневная-это конвейер, который движется без остановки и постоянно требует от тебя чего-то новенького. Мозги напряжены, нервы напряжены. Кто-то готов с тобой разговаривать, давать комментарий, а кто-то старается избавиться от твоего назойливого внимания.
Неизвестно, когда бы я остановился, но мне повезло. Страна готовилась праздновать юбилей нижегородского ополчения. Этот день объявили всенародным праздником, и я напросился в командировку в город, с которого четыреста лет назад и начались отмечаемые события.
Там проживал тот, кто мне был нужен.
4.
Мой звонок насторожил его. Я представился корреспондентом московской газеты и сказал, что хотел бы встретиться по личному делу. Получив в ответ приглашение в редакцию, где он работал главным редактором, я применил обычный журналистский приём, обмолвившись, что дело касается в первую очередь его самого. Мне нужен был конфиденциальный разговор. Приём сработал, мы договорились встретиться в кафе «Зелёная лампа».
Кафе было оформлено в журналистском стиле. Печатная машинка, газеты, почтальон, броские заголовки газет на стенах и фотографии известных в здешних местах журналистов. Мой будущий собеседник сидел во втором зале под огромным портретом Максима Горького в бытность газетчиком. Здесь же за сдвинутыми столами веселилась компания, судя по всему, молодых офисных работников.
Я узнал его. В костюме мой недавний попутчик выглядел представительно. Аккуратная короткая стрижка, пытливый взгляд и расслабленная уверенность в принятой позе. Делал вид, что внимательно читает журнал, а может, и правда читал, но расстёгнутый ворот рубашки и ослабленный синий галстук выдавали беспокойство. От прежней застылости не осталось и следа.
Я поздоровался. Представился. Похвалил кафе. Сказал, что приехал в командировку, первый раз в этом городе, и что мне город понравился. Он смотрел выжидающе, и чтобы не затягивать обязательное вступление, я расстегнул сумку, вынул забытую им в поезде вещь и положил на стол.
– Это ваше? – поинтересовался я, стараясь придать голосу необходимую для этого случая доверительность.
Он скосил глаза на книгу. Открыл наугад.
– Было моё.
Я почувствовал, что собеседник напрягся, и на его глаза будто упала невидимая шторка, через которую уже ничего нельзя было разглядеть.
– Я напросился на встречу, чтобы вернуть её вам, – поскорей сказал я, пока не прозвучало что-нибудь такое, после чего разговор уже бывает невозможен. – Мне она жгла руки.
Мой герой молчал, будто взвешивая мои слова на особых весах, а потом заметил:
– Я вас узнал. Мы с вами ехали вместе в Москву. Хотите вина? Или вы ещё на работе?
Подошёл официант, мы сделали заказ, а потом я услышал слова, которые поставили меня в тупик:
– Если вы пришли только за этим, то зря потратили время. Мне она не нужна.
– У вас есть такая же?
– Нет.
– Но это ваша книга?
– Да, моя.
Мне казалось, он обрадуется, будет благодарить, и мы подружимся. Но мой герой, похоже, не собирался со мной дружить.
– Тогда… Если вам она не нужна… Я могу забрать её?
Он пожал плечами:
– Если хотите.
Вино уже начало действовать и я, осмелев, задал вопрос, который давно созрел, но выпрыгнул только сейчас:
– И я могу распоряжаться ей по своему усмотрению?
Он улыбнулся и сделал жест руками, будто я спрашивал его о том, к чему он не имеет отношения.
– И даже могу издать её?
Помолчав уже без улыбки, мой герой спросил:
– А зачем вам это?
– Ну… Это ведь готовая книга.
Мой собеседник посмотрел куда-то сквозь меня. Максим Горький, кажется, весь обратился в слух.
– Я не думал об этом. Но… если вы измените имена… название города, – сказал он таким голосом, будто сам удивляется тому, что говорит. – Впрочем… имя главной героини можно оставить.
Вернулся из своего мысленного далёка и уже более твёрдым голосом добавил:
– Если вас устроит…
– Устроит, – торопливо согласился я. – Если у меня что-то получится, я сделаю всё, как вы просите.
Мы посидели ещё с полчаса. Рассказали друг другу, чем живёт журналистский мир столицы и провинции, обменялись визитками и распрощались.
От этой встречи у меня осталось лёгкое разочарование. Казалось, мы поговорим о том, что было написано в книге, хотелось услышать мнение взрослого человека, почему люди любят друг друга, но когда начинают жить вместе, то живут иногда так, будто и нет никакой любви.
Но мой герой не был расположен откровенничать, и единственное, что мне удалось вытащить из него, так это признание, что свою рукопись он сознательно оставил в купе. Зачем? Он же сказал, она ему не нужна. Я не мог этого понять.
На следующее утро я уехал обратно в Москву. Я рассчитывал, что сразу же по приезде займусь книгой, но в круговерти редакционных дел найти время для неё оказалось не так-то просто. Только через год у меня получилось взяться за работу.
Условие моего героя я выполнил не до конца, оставив без изменения название города и несколько имён. Мне показалось, так я смогу сохранить ощущение подлинности этой истории.
Вот эта книга.