Читать книгу Кто я? Книга 1. Сын врага народа - Юрий Михайлович Стальгоров - Страница 7

Михаил Флорентьевич Стальгоров – этой мой отец. Он родился 8 ноября 1911 года в деревне Полуево Рославльского уезда Смоленской губернии. Он зарегистрирован по фамилии Штальберг, так как это фамилия его отца. До 1918 года фамилия моего отца и моего дедушки была Штальберг, а в 1918 году они поменяли ее на фамилию Стальгоров. В 1926 году он окончил 7 классов и поступил учиться в какой-то рабфак, через год он поступил в Витебский сельскохозяйственный институт по специальности «ветеринария». По каким-то причинам диплом об окончании института ему не выдали, и во всех анкетах он писал, что у него образование неоконченное высшее. Тем не менее, его направили работать ветеринарным врачом в совхоз «Хальг» Жлобинского района. 1 августа 1937 года он был арестован, и его обвинили в контрреволюционной деятельности и вредительстве в составе группы «Ветврачей-вредителей». В 1940 году он умер в тюрьме города Орша. Почти всю его сознательную, непродолжительную жизнь лучше всего узнать из протокола допроса. Копию этого протокола и судебную справку привожу полностью. Мне их прислали из архива КГБ Белоруссии в апреле 2017 г.

Протокол допроса обвиняемого Стальгорова Михаила Флорентьевича.

17 августа 1937 года.

Вопрос: Следствию известно, что вы являетесь участником контрреволюционной организации и по ее заданиям проводили вредительство в практике своей работы ветврачом. Расскажите, где и кем вы были привлечены к этому?

Ответ: Я заявляю, что сознательным вредительством я никогда не занимался, но обстоятельства моей работы ветеринарным врачом складывались так, что они внешне, без знания истинного положения дел, могли показаться вредительством. Так, например, отход 40 голов скота за прошедшую часть 1937 года, безусловно, очень большой и не естественен. Наблюдающим за моими действиями могло показаться, что это зависит от моих вредительских действий. На самом деле это не так. Я признаю, что огромный отход скота зависел в известной степени от того, что я не принимал настойчивых мер до конца, чтобы прекратить продолжавшийся в течение нескольких месяцев большой падеж скота. Кроме того, моя недостаточная специальная подготовленность также отразилась на количестве отхода. Но это зависело не только от моих действий, но также и далеко не верных, возможно вредительских, действий старшего зоотехника совхоза [фамилия скрыта] и директора [фамилия скрыта]. В практике моей работы было несколько случаев чисто неудачной работы из-за недостаточной моей квалификации. Так, например, в начале 1933 года я работал ветеринаром в совхозе «Хальг» Жлобинского района. Там мне пришлось столкнуться с почти поголовной вшивостью лошадей. Не зная точно методов искоренения вшивости, я посмотрел учебник по кожным болезням Богданова и на основании рекомендуемого там способа составил препарат в пропорции 2,0 креолина, 50,0 керосина и 50,0 автола. Им я помазал лошадей, которые через несколько часов начали облазить. Как оказалось, через час после смазки его необходимо было смыть водой с мылом, чего я не знал и не сделал. В совхозе после этого мне стали не доверять, а я стыдился признаться в своей ошибке и всячески оправдывался, но, почувствовав, что мой авторитет как ветврача потерян, решил удрать из этого совхоза самовольно, что и сделал. Уехав из этого совхоза, я через некоторое время устроился на работу ветврачом в Осиповичском леспромхозе. В леспромхозе я работал 4—5 месяцев в 1933 году. На одном из совещаний по вопросу невыполнения плана и укрепления работы транспорта директор леспромхоза, отмечая недостатки работы со стороны ряда лиц, сказал также и о том, что я как ветврач не обеспечиваю достаточно должное здоровое состояние конского состава и только разъезжаю по различным точкам и гастролирую, а не лечу. Я в ответ подал несколько резких реплик, и директор, рассердившись, назвал меня мерзавцем. Я обиделся и в тот же день ушел с работы из леспромхоза совсем. Месяца через два, когда я уже работал в совхозе им. Свердлова Дзержинского района, администрация Осиповичского леспромхоза привлекла меня к судебной ответственности якобы за халатное отношение к работе и за самовольный уход из леспромхоза. Меня судил народный суд Осиповичского района и присудил по 196-й статье к 6 месяцам принудительных работ. В совхозе им. Свердлова я работал с августа по ноябрь 1933 года, после чего был призван в РККА. За время пребывания в совхозе им. Свердлова там имел место случай вспышки чумы свиней. Однако диагноз, что это именно чума, поставили не сразу. Туда вызывались специалисты и комиссия НКЗ, которые все давали разноречивые диагнозы. Неожиданно 15.12.1933 года меня призвали в РККА, и до моего отъезда в совхозе диагноз болезни свиней так и не был установлен. Позднее в 1934 году в совхоз «Ударник» приезжал инструктор Минмолпромтреста [фамилия скрыта], который тогда рассказывал, что в совхозе им. Свердлова арестовали и судили за вредительство директора совхоза Делю, зоотехника [фамилия скрыта] и ветфельшера [фамилия скрыта]. В чем конкретно заключалась их вредительская деятельность, я сейчас не помню, что-то с кормлением и содержанием помещений. В РККА я служил в 39-м полку г. Минск, некоторый период я проходил в 40-м полку красноармейцем, а в 39-м полку – уже ветврачом-стажером. В конце апреля 1934 г. меня демобилизовали из Красной Армии в долгосрочный отпуск по не известной для меня причине. Позднее, когда я узнал, что в совхозе им. Свердлова было раскрыто вредительство, я предполагал, что меня демобилизовали в связи с этим. Демобилизовавшись, я по путевке Минмолпромтреста в 1934 году 5 мая приехал в совхоз «Ударник» для работы ветврачом. В этом совхозе в 1937 году мы имели очень большой отход телят-молодняка. Отход происходил главным образом вследствие заболевания их септической пневмонией, т.е. заразным легочным заболеванием, вызванным возбудителем диплококком. Основная причина возникновения этой болезни заключалась в том, что в совхозе не была подготовлена зимовка, особенно помещение для телят. Я в период подготовки к зиме в совхозе отсутствовал, находясь в командировке от наркомсовхоза по борьбе со свиной чумой. В результате заболевания телят септической пневмонией в совхозе за период с 01.01.1937 г. по 01.08.1937 г. пало 40 голов 1937 года рождения. Это заболевание я пытался прекратить лечением с использованием метода, рекомендованного в одной из статей журнала «Советская ветеринария» №2, т.е. путем введения 35% раствора спирта в вену. Однако этот метод лечения положительного эффекта не дал, несмотря на то что я начал применять его начиная с апреля-мая 1937 года. Падеж телят все продолжался, и я лечение подобным образом бросил. Не признавая себя виновным в сознательном вредительстве, я, однако, считаю, что виноват в следующем:

1. единственную ошибку допустил я в лечении скота в совхозе «Хальг», когда смазал лошадей керосином;

2. самовольно бросил работу в леспромхозе г. Осиповичи;

3. в совхозе им. Свердлова не проводил достаточно полных мероприятий по борьбе с чумой свиней;

4. будучи в совхозе «Ударник», не добился проведения ряда мероприятий по подготовке помещения для телят и недостаточно твердо добивался устранения различных недостатков зоологического порядка.

Вопрос: За время вашего пребывания в совхозе «Ударник» был ли падеж другого скота помимо телят?

Ответ: Да, таких случаев также было несколько. Коров отходило примерно 3—4 головы, главным образом от механических повреждений. Был также и падеж лошадей. Особенно значителен был отход в 1934—1935 гг. В 1936 году пало [текст отсутствует] лошади и в 1937 году пало 2 лошади, причем несколько голов лошадей пало от инфекционной [текст отсутствует]. Оговариваюсь, что в 1936 году при мне пало 2 лошади.

Вопрос: Назовите все случаи сокрытия действительного отхода скота в официальных отчетах, допущенных вами и другими лицами.

Ответ: Категорически утверждаю, что мне абсолютно неизвестно ни одного случая сокрытия действительного количества отхода скота по совхозу. Сам я лично этого никогда, ни в какой форме не делал.

Вопрос: Вы даете ложные показания, так как следствию известны конкретные факты сокрытия вами действительного количества отхода скота в совхозе. Требуем правдивых показаний!

Ответ: Утверждаю, что я никогда ни в каких документах не пытался скрывать действительное количество падежа скота в совхозе. Мне также ничего неизвестно по скрытию падежа кем-либо другим помимо меня.

Вопрос: Каков был отход молодняка в июле 1937 года?

Ответ: Точно я сейчас не помню. Кажется, падежа не было вовсе, а если и был, то 1—2 головы, не больше.

Вопрос: Чем вы объясняете столь резкое снижение падежа в июле по сравнению с предыдущими месяцами?

Ответ: Падеж происходил главным образом телят в возрасте до 1 месяца. В июле количество отелов не превышало десяти, отсюда резкое снижение падежа телят в июле.

Вопрос: Следствию известно, что вы с целью вредительства проводили «опыты» над здоровыми телятами, которые в результате пали. Поясните, как вы это делали.

Ответ: Опыты над здоровыми телятами я делал, но только не с целью вредительства. После того как примененный мною метод лечения путем введения спирта в вену не дал эффекта, я с разрешения администрации совхоза, в частности директора [фамилия скрыта], с целью убедиться более наглядно в безвредности этого лечения сделал вливания спирта в вену двум совершенно здоровым телятам. Недели через две один из телят заболел воспалением легких и примерно через месяц после опыта пал. Другой вполне жив и здоров и сейчас.

Вопрос: Следствию известно, что «опыты» были вами произведены не над двумя телятами, а над большим количеством, и все они пали после этого через насколько дней. Требуем правдивых показаний!

Ответ: Да, действительно, я вспомнил, что эксперимент с вливанием я проделал не над двумя, а над тремя телятами. Один из них через месяц пал, заболев воспалением легких, а два других живые сейчас.

Вопрос: Следствию известно, что вы умышленно распространяли эпизоотические заболевания в совхозе. Каким методом вы это делали?

Ответ: Умышленно я эпизоотии никакой в совхозе не распространял.

Вопрос: Вы лжете, так как следствию известно, что с целью распространения эпизоотии навоз из-под больных телят подстилался в коровник к стельным коровам. Требуем правдивых показаний!

Ответ: Действительно, такой случай был, но делалось это не мной, а дояркой, которая самовольно брала зараженную солому и стелила ее коровам.

Вопрос: Вы как ветврач имели все возможности не допустить этого. Почему же допустили?

Ответ: Я приказывал скотнику всю солому из телятника и изолятора сжигать, отвозя в определенное, отведенное для этого место. Остальному обслуживающему персоналу категорически запрещалось использовать вновь эту солому. В названном мной выше случае доярка взяла солому без моего ведома. Кроме того, она использованную солому взяла в телятнике, где она оказаться зараженной не могла.

Вопрос: Если в телятнике не могло оказаться зараженной соломы, тогда зачем вы запрещали ею пользоваться?

Ответ: Опасность заражения использованной соломы была и в телятнике, хотя в меньшей степени, чем в изоляторе, поэтому я с целью профилактики и запрещал пользоваться этой соломой вновь.

Вопрос: Следовательно, и в приведенном вами выше случае заноса использованной соломы в коровник имелась опасность занесения туда инфекции?

Ответ: Безусловно.

Вопрос: Вы как ветврач совхоза не обеспечили недопущение подобного случая?

Ответ: Да, полностью я этого обеспечить не смог.

Вопрос: Сколько было случаев в совхозе болезни лошадей холкой и сколько от этого пало?

Ответ: За время моего пребывания в совхозе холкой болело пять лошадей, из них пала только одна от заражения крови.

Вопрос: Следствию известно, что вы направляли в столовую совхоза явно недоброкачественное мясо с целью возбудить недовольство рабочих. Требуем правдивых показаний по этому вопросу!

Ответ: Мясо мною направлялось исключительно в распоряжение кладовщика всегда доброкачественное, и направляемое уже непосредственно в столовую мясо осматривалось мной только в случаях требования заведующего столовой, в случае подозрения на порчу мяса в кладовой. За все время заведующий столовой вызывал меня для осмотра мяса всего 2 раза, и я оба раза мясо браковал.

Вопрос: Следовательно, вы забраковали мясо в этих случаях только после требования завстоловой, а до этого сами это мясо туда, несмотря на его явную недоброкачественность, направили?

Ответ: Это мясо мной в столовую недоброкачественным не направлялось. Оно могло испортиться исключительно в кладовой совхоза и оттуда уже негодным быть отправлено в столовую. Был также случай, когда один бычок уже сдыхал, я распорядился его прирезать, а сам куда-то срочно выехал из совхоза. По приезде мне завстоловой сказал, чтобы я осмотрел мясо, сданное в столовую. Осмотрев мясо, я его выбраковал. Оказалось, что санитар после прирезки бычка сдал это мясо без моего предварительного осмотра.

Вопрос: Если бычок уже сдыхал, то какую цель вы преследовали его прирезкой?

Ответ: Использовать его мясо в пищу.

Вопрос: Вам должно было быть уже тогда ясно, что его мясо в пищу будет непригодно. Это подтверждается тем, что вы всё-таки, по вашим словам, мясо после осмотра по требованию завстоловой выбраковали. Следовательно, вы и в данном случае пытались снабдить столовую недоброкачественным мясом?

Ответ: Мясо этого бычка было бы годным, но оно в течение двух дней хранилось в несоответствующих местах и испортилось. Я в течение этого времени отсутствовал и приехал, только когда это испорченное мясо было сдано в столовую для приготовления пищи.

Вопрос: Вам предъявляются показания завстоловой совхоза [фамилия скрыта], из которых усматривается, что именно вы непосредственно направляли в столовую явно недоброкачественное мясо. Требуем правдивых показаний!

Ответ: Приводимые случаи в показаниях [фамилия скрыта] о направлении мною в столовую недоброкачественного мяса в действительности места не имели.

Вопрос: Расскажите подробно о ваших взаимоотношениях с райветврачом [фамилия скрыта].

Ответ: С райветврачом [фамилия скрыта] мы неоднократно встречались по служебному поводу, советуясь и информируя друг друга о ветеринарном состоянии совхоза и района. Два раза я с ним встречался в дружественной семейной обстановке, выпивали. [Далее текст скрыт].

Вопрос: Следствию известно, что во время этих встреч вы договаривались об организованных вредительских действиях. Расскажите подробно, каким образом это происходило.

Ответ: Я при этих встречах ни от кого разговоров об организованных вредительских действиях не слышал и сам подобных разговоров не вел.

Вопрос: Когда и от кого вы получали деньги по почте?

Ответ: Никогда и ни от кого я денег по почте не получал.

Вопрос: Вы лжете, так как следствию известно, что в конце июля сего года вы получили деньги по почте в конверте, напечатанном на машинке.

Ответ: Конверт, напечатанный на машинке, я действительно получал. Это было письмо из Москвы от брата, но денег в этом или в каком-либо другом конверте я никогда не получал.

Протокол мною прочитан лично и из моих слов записано правильно. [подпись Стальгороова М. Ф.]

Допросил [фамилия скрыта]

Судебная справка

«Приговором судебной коллегии по уголовным делам Минского областного суда от 20—21 декабря 1938 года за „экономическую контрреволюцию“ (вредительство) члены контрреволюционной организации „Ветврачи-вредители“ были приговорены к различным срокам исправительно-трудовых лагерей. Руководитель контрреволюционной организации ветврач района [фамилия скрыта] приговорен к 20 годам исправительно-трудовых лагерей, ветврач совхоза „Ударник“ Стальгоров Михаил Флорентьевич – к 15 годам исправительно-трудовых лагерей».

Прочитав протокол допроса Стальгорова М. Ф. вместе с моим внуком-юристом, мы пришли к выводу, что никакой контрреволюционной деятельности Стальгоров М. Ф. не вел. Учитывая все его показания, можно было инкриминировать ему только халатность. К слову, в группе арестованных помимо моего отца и районного ветврача был также зоотехник совхоза «Ударник». Так вот, моего отца и ветврача осудили за контрреволюционную деятельность (вредительство) и дали 15 и 20 лет ИТЛ, а зоотехнику инкриминировали как раз халатность и дали всего 1,5 года ИТЛ, после чего тотчас выпустили на свободу, поскольку он уже отбыл этот срок за время следствия. Я считаю, что подобного наказания заслуживали и остальные осужденные. Определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда БССР от 17 ноября 1939 года приговор Минского областного суда был отменен, и дело направлено для доследования. У меня есть копия решения этого суда. Коллегия Верховного суда по уголовным делам состоялась по протесту прокурора Белоруссии. Протест мотивировался тем, что материалов следствия недостаточно для обвинения арестованных. Главным образом, потому что не проводилось ветеринарной экспертизы причины падежа скота. Однако необычно то, что в копии приговора Верховного суда после основного текста приговора дописано другим почерком, что мерой пресечения остается арест. Это наводит на мысли о каком-то подлоге. Приговор Минского областного суда отменялся полностью для всей группы. Следователю, ведущему это дело, необходимо было провести более глубокое расследование, в том числе организовать ветеринарную экспертизу с привлечением ученых. Это был достаточно большой объем работы.

В это же время в Смоленской области проходил абсолютно аналогичный судебный процесс над «Ветврачами-вредителями». Он описан Мишагиным, бывшим в то время адвокатом. Мишагин пишет, что с этим делом «Ветврачей-вредителей» и решением Смоленского областного суда он сам побывал на приеме у Генерального прокурора СССР Вышинского. Именно Вышинский спросил у Мишагина: «А была ли ветеринарная экспертиза?». Мишагиг ответил, что никакой экспертизы не было. Вышинский сказал Мишагину, что Генеральная прокуратора разберется, и, если действительно экспертизы не было, будет опротестовывать приговор. Мишагин пишет, что Генеральная прокуратура СССР опротестовала приговор по делу «Ветврачей-вредителей» в Смоленской области, и в конечном итоге все арестованные по этому делу были выпущены на свободу. Я полагаю, что опротестование прокуратурой Белоруссии решения Минского областного суда было также связано с решениями Генеральной прокуратуры СССР. И результат дальнейшего расследования был одинаковый, то есть все арестованные и приговорённые к длительным срокам заключения ветврачи и зоотехники были оправданы за отсутствием состава преступления и были выпущены на свободу. Подтверждением этого является и то, что я видел в декабре 1939 года в доме у родителей Михаила Стальгорова осужденного ранее с ним ветврача Старобинского района. Он ехал из Оршанской тюрьмы к себе домой и заехал к родителям Михаила Стальгорова. Это было ночью или вечером. Я встал с постели и слушал, что рассказывал этот бывший арестованный. Он сказал отцу и матери Михаила Стальгорова, да, пожалуй, и мне, что они все оправданы и отпущены на свободу. Но Мишу Стальгорова начальник тюрьмы отпустить не может, так как Миша избитый лежит в тюремной больнице без движения.

В начале января 1940 года родители моего отца получили письмо от медсестры тюремной больницы города Орша. В письме она написала, что Миша умер. Я жил тогда у бабушки с дедушкой и видел это письмо, хотя читать написанное от руки я ещё не мог. Официальных же известий ниоткуда не было. Моя мама также видела и читала это письмо. Я до сих пор не понимаю, почему не был отпущен на свободу мой папа. Ведь начальник тюрьмы должен был сообщить его родителям или жене, что он болен и что они могут забрать его из тюрьмы, так как он должен быть на свободе. Держать оправданного человека в тюрьме начальник тюрьмы не имеет права – он должен был либо отдать его родителям, либо перевести в обычную гражданскую больницу.

В 2002 году я подал заявление в Генеральную Прокуратуру Республики Беларусь с просьбой о реабилитации моего отца. Генеральная Прокуратура реабилитировала его и прислала мне соответствующее свидетельство о реабилитации Стальгорова Михаила Флорентьевича за отсутствием состава преступления.