Читать книгу Избранное - Юрий Саваровский - Страница 7

Уже не первый день с утра

Сияет солнце веско, зримо,

Весна теснит лучами зиму

И атакует на «ура».

Как всё-таки прекрасна жизнь!

Как не любить весну такую?!

Душой восторженной ликуя,

Стремишься в солнечную высь.

И чувствуешь, что ты летишь

И ловишь чудные мгновенья,

И что душа твоя весенняя

Поёт, звенит капелью с крыш.

Весна. На лавочке сижу,

И щурясь ласково на солнце,

Я там, в душе, на самом донце,

Кусочек счастья нахожу.

Чем ярче ягоды рябины,

Тем будет яростней зима,

И склонят головы повинно.

Пред зимним холодом дома.

Дома испуганной деревни

В метельном мареве замрут

И пред зимою в страхе древнем

Все двери накрепко запрут.

Дороги, тропы и чащобы,

Дома, сараи и стога.

В угаре мщения и злобы

Завьюжит буйная пурга.

И загудят печные трубы,

Дым унося в тартарары,

И на метель оскалит зубы

Дворовый пёс из конуры.

Огонь подслеповатой лампы

Ревниво глянет на луну,

И снежного медведя лапы

Забьёт по тусклому окну.

И долгий вечер коротая,

Один, в заснеженной избе,

Я буду слушать, замирая,

Как домовой скулит в трубе.

Долбили громы землю градом,

И белый сыпался горох,

Метался над дрожащим садом

Какой-то ошалелый бог.

Под дробь тугого барабана,

Под непрерывный тарарам,

Град бил размашисто и рьяно

По разметавшимся кустам.

От нестерпимо страшной боли

Остались яблони без рук,

Осыпанные крупной солью,

Катались яблоки вокруг.

Пока на славную обедню

Слетались галки и дрозды,

Бабулька в вёдра и передник

Собрала битые плоды.

И солнце тоже не отстало —

Раскинув жаркие лучи,

За день все градинки склевало

И скрылось, сытое, в ночи.

В мой дом залетела синица,

Отчаянно бьётся в стекло.

Зачем, неразумная птица

Тебя вдруг ко мне занесло?

Какая нечистая сила,

Нарушила в доме покой,

Кого предо мной воскресила

И к дате вернула какой?

Зачем мне такие напасти,

Что с лёту вот так и под дых?

Не нужно мне лёгкого счастья,

Тем паче не нужно беды.

Есть в сёлах такое поверье:

В преддверии яростных стуж,

Пичуга, влетевшая в двери —

Посланница умерших душ.

Приносит те души согреться

Из холода мрачных могил,

И бьётся усопшее сердце

Под быстрыми взмахами крыл,

И криком отчаянья кличет,

Заблудшую помять зовёт,

Случается тех обезличит,

Кто только за умерших пьёт.

Напомнит, что жизнь наша тленна,

Беспечные выбьет мозги,

Поставит живых на колена

Пред скорбным укором могил.

А если наивная птица

Весною влетает в окно,

То счастье должно вам явиться,

И горю здесь быть не дано.

И ранней весной нараспашку

Все окна спешу я открыть,

Чтоб только залётная пташка

Мне счастье смогла подарить.

Меня заворожили журавли

Стремительным разбегом перед взлётом,

Они кричат полям и огородам

Прощальное, протяжное: «Курли»…

Уходят гордо ввысь, по одному

И плавно машут сильными крылами,

Уносят лето с тёплыми дождями,

Скрываются в лазоревом дыму.

Я долгим взглядом провожаю их,

И на душе так грустно, так тревожно,

Как будто всё оставшееся ложно,

И никогда не выложится в стих

Прощайте мои други, журавли!

Прощаясь с вами, я прощаюсь с детством,

Со сказочно хрустальным королевством,

(Хотя причём здесь, здраво, короли?)

Я буду бредить синею тоской

И рваться вон из человечьей плоти,

Не находить в своей душе покой

И задыхаться мыслю о полёте.

Во всём винят осенний дождь,

Мол, он залил поля и хаты,

Мол, он на летний не похож,

Но он совсем не виноватый.

Ведь он не выспался опять,

Старательно работал ночью,

На пнях выращивал опят,

Держал за хвост семью сорочью.

С капустных вымывал листов

Он сотни гусениц лохматых,

От стаи рыщущих волков

Спасал рогатых и сохатых.

Хотел остановиться днём

Он на моей промокшей даче,

Но Север взял его в наём

И обязал его батрачить.

Велел ещё неделю лить,

Отдать земле воды излишек

И так надолго отлучить

С футболом уличных мальчишек.

Придёт мой заслуженный отпуск,

И вырвусь из города я,

Пора и тебе, сельский отпрыск,

Податься в родные края.

Поеду, где буйные травы

Поднялись в невиданный рост,

Где церкви усталые главы

Глядят на унылый погост.

Поеду, где старый колодец

Ведёрко несёт на цепи,

Где солнышко колобродит,

И ветер ноздрями сопит.

Поеду, где вольное поле,

Где лес тишиною объят,

Где белых сбирают поболе,

Чем даже осенних опят.

Поеду, где в прудике тесном

Карасики есть и бычки.

Поеду. Как в мыслях прелестно!

Как отпуска дни далеки.

Мой Август приметен хорошей погодой,

Устойчив и светел над ним небосвод,

Мой Август, наследник какого ты рода,

Куда тебя память сегодня зовёт?

Быть может, твой предок

и римский патриций,

И греческий бог, оседлавший Олимп?

Для них я лишь смерд,

но успел породниться.

С тобою, мой Август, под кронами лип.

Мы оба с тобою славянского рода,

От русских полей, от лесов и от рек,

Поскольку души твоей чувственной сроду,

Не ведал ни римлянин гордый, ни грек.

Мой Август, душой просветлённой —

ты русский,

От всех деревней и от всех городов

Шагаешь торжественно с полной нагрузкой

Созревших соцветий и сочных плодов.

Твой облик божественной кистью Рублёва

Был писан под сенью святых куполов,

Мой внук о тебе отзывается: – «Клёво!»,

Не зная других восхитительных слов.

Ты царственно ярок на русских просторах,

Не скован никем ни в делах, ни в правах.

Зачем тебе, Август, замшелые горы,

Зачем тебе вечно пирующий Вакх?

Ты Спасом у нас рукотворным зовешься,

Благоволит к тебе русский народ.

Мой Август, ты в Риме каком остаёшься,

В каком ты продолжишь

свой царственный род?

Задумался Август полуденным часом,

На пьяного Вакха глазами скосил,

Взял яблоко, русским рождённое Спасом

И с хрустом по-русски его надкусил.

Последний день лета настал,

Такая вот в жизни потеря.

В погожую осень не веря,

Поник у пруда краснотал.

Для ветров открылся простор,

Они без стесненья гуляют,

Леса и сады оголяют,

И гонят листву под забор.

Совсем обнаглели дрозды,

Летают вольготно и лихо,

И жмётся к окну облепиха

И прячет под крышу плоды.

Комбайны пошли на поля

Под лопасти стелют пшеницу.

По замыслу наша земля

Должна бы кормить заграницу.

Собрать урожай на пирог

Осталась всего лишь неделя,

А всё остальное не впрок

Сметут и дожди, и метели.

Редеют коровьи стада,

Гниют опустевшие фермы,

По лини злой изотермы

В стране утихает страда.

Приходит пора неудач

Под сход худосочного года,

Всё больше и больше народа

Съезжает по осени с дач.

И я отъезжаю в Москву

С моей остывающей дачи,

Я, с ней расставаясь, поплачу,

И в город с собой позову.

Чеканит солнце золотые слитки

Прибрежных галек,

Космической ракетой перед стартом

Замер кипарис,

Уверенно уносит левым галсом

От берега морские тайны бриз.

Плывёт по самой грани горизонта

Большой корабль

Желанный, будто вызванный на бис,

И миллиарды изумрудных капель

Раскатисто врываются на пирс.

Два белых паруса вписались в неба синь,

Прибрежною волной баркас качает,

Прибоя перекатные басы

Сливаются с фальцетом громким чаек.

Под парусом тугим несусь я по волне,

В решительном посыле скоротечности,

И счастлив я, что довелось и мне

Пожить разумною частицей

В этой вечности.

Зачем разбужены сомненья

В раздумьях нудного житья,

Зачем мечты и откровенья

Не пощадил сегодня я?

Не потому ли, что постыло

Однообразие влачить,

Не потому ль, что лишь в затылок

Бьют восходящие лучи?

Что дум житейских хоровод?

Они лишь жалкие обрывки,

Они в твоих мозгах обвыкли,

Зависли от мирских забот.

Все одинаковы по сути,

Все без начала и конца,

Не движут мускулы лица

И жизнь съедают по минуте.

Но вот вдруг высветит одна,

Сверкнёт стремительной звездою,

Тебя раскроет и расстроит,

Лишит спокойствия и сна.

Из тысяч прожитых минут

Одна достойная минута —

Прыжок к мечте без парашюта,

Освобождение от пут!

Заставит, презирая смерть,

Душой и сердцем засветиться,

От напряжения сгореть

И светом по земле разлиться!

Такая светлая ты,

Такая чудная,

Ты – созвездье моей мечты,

Жизнь на ласки

Такая скудная,

Исключенье в ней

Лишь ты.

Я с тобою,

Как полдень вишенный,

Сердцем солнечным

Я стучу,

Я общительный,

Я возвышенный,

Я с тобою любить хочу!

Лишь боюсь одного

Неясного,

Неизбежного, судного дня,

Когда ты,

Со мной несогласная,

Вдруг возьмёшь

И покинешь меня.

Уходят ноябри и декабри

Безликие, тоскливые, слепые.

Покрепче чай, супруга, завари

И принеси бокалы расписные.

С тобой сидеть мы будем при свечах,

Пить крепкий чай, не утруждаясь словом.

Что толку в тех приевшихся речах,

В которых всё, и ничего о новом?

Шёл май. Сирень цветения заждалась,

И, наконец, как фейерверк, взорвалась

И белым цветом выстрелила ввысь,

И красотою, и благоуханьем,

Хотя с большим, как дама, опозданьем

Явилась в мою суетную жизнь.