Читать книгу Поиски Афродиты - Юрий Сергеевич Аракчеев - Страница 41

Часть 2. Освобождение
Утоли мои печали…

Оглавление

Днем мне предстояло ехать в один из детских садов, договариваться о съемке. Съездил, договорился. А потом стал звонить Лоре.

Первый наш разговор прекрасен – по инерции ночи. Я таял от нежности, я не сомневался, что то же самое происходит с ней. Правда, она сказала, что не может сегодня – «Сегодня мы будем отдыхать, да?» – а вот денька через два-три… Тон ее, конечно, был не тот, что ночью («Какой ты хороший…»), но это понятно: она ведь на работе, среди людей.

И я был среди людей тоже. Во второй половине дня предстояло идти на очередной «творческий семинар» в институте.

Удивительно не только то, что вечеринка, на которой мы познакомились, была в день рождения моей матери. Но – к тому же еще! – как раз накануне я побывал в редакции одного из молодежных журналов, где понравился мой очерк об Алексее Козыреве – его хотели как будто бы напечатать даже, сам заведующий отделом его одобрил, но особой надежды не было: зам главного редактора был как будто бы против… Но зато заведующий отделом предложил мне интереснейшую работу: написать проблемный очерк о преступности несовершеннолетних! Дело в том, что в последнее время преступность в нашей прекрасной стране сильно выросла и особенно как раз в среде молодежи, и особенно – среди совсем молодых. И – опять особенно! – участились случаи изнасилований… Вот на это, последнее, и просил обратить ОСОБЕННОЕ внимание зав отделом… Странным – и знаменательным! – казалось, что он поручил это мне.

Мне, едва перешедшему порог мужской зрелости. Мне, только еще вступающему в великую и прекрасную Страну Пола. Мне, пока еще совершенно беспомощному перед великой магией Красоты…

Дали соответствующее направление из журнала, я тотчас связался с ЦК комсомола, там тоже дали бумагу, к тому же познакомили с «материалами», а еще заведующий отделом ЦК звонил в отделения милиции, прокуратуры, даже в тюрьму. Чтобы меня принимали и давали нужную информацию. Я начал погружаться в это мрачное, бурное море – множество судеб раскрылось передо мной… А одновременно и сам был как бы не совсем в рамках закона, ибо занимался «подпольной» фотографией в детских садах, официально нигде не работал (что считалось у нас тогда почти преступлением), а на вечеринке, которая состоялась у нас буквально на следующий же день, чуть-чуть не произошло то, что было бы, положим, не изнасилованием, однако «групповым» все же… В дальнейшем, знакомясь с судебными и следственными делами в прокуратурах, милициях, я понял, как все это запросто: достаточно было бы Лориного заявления, к примеру, о том, что нас было с ней двое – а сначала и вовсе аж трое, – чтобы… Многие вполне невиновные, как мне думается, ребята пострадали от того, что сначала, как будто бы, все было по согласию с девичьей стороны, а потом кто-то из родственников ее накрутил, или она сама передумала…

А тем временем Гагарин уже побывал в космосе, русское слово «спутник» стало международным, по всей стране сеяли кукурузу, осваивали целину, время наступления коммунистического счастья было объявлено – 1980-й! – к этому году каждая семья будет жить якобы в отдельной квартире! – а пока строили блочные и панельные пятиэтажки и девятиэтажные башни (потом их назовут «хрущёвками»). Хрущев торжественно посетил Америку, уже состоялась первая американская выставка в Москве и Международный фестиваль молодежи, кое-какие фильмы и книги стали проникать сквозь «занавес», опубликованы первые вещи Александра Солженицына… А милиция уже не справлялась с преступностью, ей помогали дружинники-общественники, шефы-комсомольцы воспитывали «неблагополучных детей», преступность сильно помолодела, и цифры ее неуклонно росли…

Мы с Лорой встретились дня через три – договорились по телефону, я ждал ее в скверике, неподалеку от Академии. Пришла, эффектная и прекрасная, и мы тотчас поехали ко мне на автобусе. Это была ошибка – надо было на такси, потому что в автобусе будничная толчея, и на мою красавицу недоуменно и нагло смотрели. Комната моя тоже утеряла при свете дня хотя и убогую, но все же романтику поза-позавчерашней ночи. И все же…

В этот вечер и ночь я испытал то, чего пока не испытывал никогда. Она стонала, кричала, и она оправдывалась передо мной за это:

– Я давно не была с мужчиной, понимаешь… Не хочется ведь с кем попало, правда?

Я верил…

Но вообще-то получилось у меня не совсем хорошо. Слишком волновался, слишком нравилась она мне. Слишком потерял голову. Слишком. Весь мой прошлый опыт полетел к чертям, да и какой он был, опыт? Словно первая женщина она была у меня! Того, что я достиг в победный вечер с Раей, не было и в помине – я абсолютно не ощущал себя умелым, уверенным, – хотя, с другой стороны, как бы прикоснулся к миру, о котором раньше лишь подозревал. Мы словно плыли в огненном вихре, мы взлетали в многоцветное феерическое – космическое! – пространство, наше единение, слияние казалось полным, неразрывным, счастливым, ее стоны и крики были божественной музыкой («Песнь Песней!»). Только в снах у меня бывало нечто похожее, да и то не в такой степени. И все же… Настоящего финала у нее, по-моему, так и не было, хотя и подошло очень близко.

– Это даже хорошо, что так, – сказала она, словно оправдываясь. – А то сердце могло бы не выдержать.

А меня обожгло горечью: не смог! Не выдержал…

Говорила она нежно, заботливо, как-то по-матерински. И все же в меня заполз холод. Так и не научился! Беда…

Вторая встреча состоялась лишь недели через две – несмотря на мои звонки и бесконечные ожидания. Она ссылалась на то, что очень много работы, что дома много дел, к тому же как раз сейчас разводится с мужем и приходится с ним на этот предмет встречаться. Хотя давно уже вместе они не живут. Собственно и встретились-то мы всего на пятнадцать минут – ко мне она не поехала, – потому что встречалась с кем-то другим… Я видел его, он подошел, когда мы сидели в сквере на лавочке, неподалеку от Академии, места ее работы. Молодой человек, достаточно интеллигентный, в очках.

– Я сейчас, – сказала она, увидев его. – Подожди минутку.

Мы сказали еще несколько слов друг другу. Она встала и пошла с ним. А я, побежденный, непонятый, посидел немного и поехал домой…

Да ведь и две недели между встречами были ужасны.

Да, конечно, они были весьма насыщены – я побывал в нескольких отделениях милиции («детские комнаты», инспекторы по делам несовершеннолетних, сотрудники уголовного розыска), в районных прокуратурах, встречался со следователями, «комсомольскими шефами», ребятами из «неблагополучных семей», два раза по нескольку часов был в тюрьме – говорил и с сотрудниками, и самими ребятами-заключенными, посетил даже женскую, точнее – девичью – камеру и один на один беседовал с осужденными девочками. Девушка – и тюрьма, что может быть противоестественнее, стыднее для окружающих… Кроме этого – параллельно – пришлось фотографировать детей в двух садах, печатать фотографии срочно. С малышами я как-то всегда быстро находил общий язык… И так странно было переходить из одного мира в другой, понимая, что они связаны, что никто не может сказать, какими станут очаровательные маленькие существа, что те, с кем я общался в связи с порученным очерком, тоже когда-то были такими же – наивными, непосредственными, радостно идущими во «взрослый» мир…

И слишком часто – чаще, чем нужно бы – звонил Лоре. В первую же нашу встречу она много рассказывала о себе: из близких одна только мать, она сильно пьет, продолжает водить мужиков – разных, – отец давно умер, а в семнадцать лет, когда Лора была еще девочкой, один из маминых ухажеров ее изнасиловал. Девочкой она была красивой – естественно! – и мужики всегда преследовали ее, преследуют и сейчас, мужиков она вообще ненавидит, вышла замуж, тем не менее, несколько лет назад, но жизнь с ним не сложилась, и сейчас не живут вместе. Работала одно время «в торговле», сейчас чертежницей, получает «семьдесят рэ», приходится подрабатывать, оставаться на работе допоздна. Машинально я отмечал, тем не менее, что одевается она весьма эффектно, по крайней мере насколько я мог судить по двум нашим встречам…

Но это не все.

Дело в том, что мы продолжали дружить с Антоном, и он не раз оставался у меня на ночь – Академия, где они с Лорой работали, была недалеко от меня, а до дома, где он жил, ехать довольно далеко. К тому же Антон тоже хотел стать писателем, да в общем-то уже и был, первые рассказы его мне очень нравились. Хотя, как и я, он ни разу еще не печатался. Поговорить нам, конечно, было о чем. Естественно, не раз говорили о Лоре.

– Не верю, что она тебе отдалась, это странно, – сказал он, когда я радостно поделился с ним результатом нашей первой с ней встречи наедине. – Это нелогично для нее. Нет, я понимаю, зачем тебе врать, но все равно не могу поверить. Она же хищница, я-то знаю. И обыкновенная дрянь. Я же общаюсь с ней на работе каждый день, не забудь. Курим вместе в коридоре, встречаемся. Насколько я знаю, она же с Костей близко была после той вечеринки нашей. Ну, это еще понятно – он все же начальник, – а ты-то ей зачем? Ей замуж нужно, больше ничего, или денежек побольше получить за постель. А с тебя что взять?

Я взрывался. Как?! Ты не веришь?! Что же я врать, что ли, буду? Зачем мне это?! Но дело не в том. Почему ты о ней так говоришь – ты же раньше, до того, как ее с другими привел, совсем не так о ней говорил, ты расписывал, какая она красивая…

– Ну и что? Да, красивая, но дрянь. Ты забыл? Ты забыл, как она целовалась с нами троими, а потом отдаться нам с тобой обоим была готова, ты забыл?! Это ты не захотел, она-то за милую душу! Ты просто боялся мне проиграть в половом смысле, я думаю…

– Но ведь мы же… Мы сами! Это мы ее довели. Она живой человек, что ты хочешь… А потом… Потом, когда я… Когда мы…

Я задыхался.

– Вот именно! В тебе дело, а не в ней вовсе! Знаешь, если бы я захотел… Я бы тоже. С ней это запросто, я не хочу вот и все! А в ту ночь ты зря. Именно это ей и нужно было! С двоими. Устроили бы хорошенькое Гаити недельки на две, и она была бы довольна…

Я не в состоянии был слушать такое и не хотел слушать. За что он ее так? Я четко помнил все – и подснежники, и Джильи, и наш первый танец, и поцелуи. И потом, когда она была у меня – вообще… А это – «Какой ты хороший…»? И то, что рассказывала о себе… Отца нет давно. Мать пьет. В семнадцать лет изнасиловали… Это же представить только такую жизнь! Что же ты хочешь? И тем не менее – все равно, все равно она… Эти подснежники, эти улыбки ее, нежность, то, что ко мне пришла… Она – живая! Глупости ты несешь!

– Ты пытаешься реанимировать ее, а она мертвая уже, – убеждал меня Антон, тем не менее. – Какая там живая! Опомнись! Ты влюбился просто. Тебе трахаться с ней очень понравилось, вот ты и… Ты, наверное, еще не чувствовал как это по-настоящему. А она… Ты словно ток пропускаешь через мертвую лягушку – лапки дергаются, а ты и рад: живая! Она мертвая, я же вижу, знаю. Я общаюсь с ней каждый день, не забудь. Как ты думаешь, почему она в Академии работает, а? Потому что мужиков много! В ресторан, в кафе водят, подарки дарят. А то и просто деньгами. А с тебя что взять? Ну, хорошо, вы потрахались, как ты говоришь, а дальше что? Почему больше не встречаетесь? Она тебя будет за нос водить, вот посмотришь, а встречаться не будет. Зачем ты ей? Если и было раз, как ты говоришь, то ведь из интереса только! Развратная она. Сучка красивая! Почему бы и не попробовать, коли есть возможность… Она твоего мизинца не стоит, если уж на то пошло! Ей совсем не нужно то, что тебе – ей бы присосаться к кому-нибудь: кушать вдоволь, одеваться, напиваться… И в сущности все равно с кем. Это тебе всякие эмпиреи нужны, а ей… Говорят, что она с шоферами-дальнобойщиками трахалась, Костя рассказывал…

Я злился, я пылал негодованием, я мучился, слушая его. Но не мог не слушать. Временами я ненавидел его за жестокость, за черствость. Но с чувством, похожим на ужас, ощущал одновременно, что он… в чем-то… пожалуй, прав. Нет, он не прав, конечно, по большому-то счету! Не прав, конечно! Но… в чем-то…

А она действительно не хотела встречаться со мной. Но не говорила прямо. Все время какие-то причины «веские», постоянно причины. То дела на работе по вечерам, то – в выходной – дома «стирка-уборка», то «с мужем встречается», чтобы что-то «решить». То говорит, что на футбол идет, то на волейбол… То на какой-то концерт. Но только не ко мне. Странно.

Я, что называется, не находил себе места. Ну, хорошо, ну, допустим, Антон даже в чем-то прав. Но ведь и другое в ней есть, и ДРУГОЕ!мучительно думал я. В нем, В ДРУГОМ, истина! Ей надо помочь, помочь… Я же видел, что происходит вокруг, я вовсе не заблуждался, не был наивным – и не такое видел во время своих хождений по поводу очерка! – но это же не значит, что теперь на всех наплевать, надо же помочь, если можешь, нельзя же так-то. Если любишь – спаси! А сам я? Достаточно вспомнить мне свою жизнь… Да, ни черта не помогали мне, если не считать сестры, бабушки… Впрочем, нет, нет, неправда! А Валерка Гозенпуд, к примеру, а Миша Дутов, а Владимир Иванович Жуков, охотник, а Гаврилыч-рыбак, а… Да же… «Если можешь – спаси!»

Но, Боже мой, что я мог сделать. Ей действительно нужен муж и, конечно, деньги. Но какой я муж… А уж о деньгах и говорить не приходится. Да и речи не могло быть о моей женитьбе вообще на ком бы то ни было и о том, чтобы зарабатывать деньги просто «на жизнь». Я же не зря ушел из Университета, не зря вообще жил так, как жил. Но ведь и не обязательно это! А просто встречаться? Разве не нужен ей друг? И потом… Это первый раз так получилось, не в полной мере, но я ведь научусь, первый раз вообще не считается, я ведь уже делал успехи, все будет нормально, а ведь она так реагировала на меня, так кричала – не случайно ведь это, в этом истина. «Сердце могло не выдержать…» Все будет у нас хорошо, я уверен, только бы…

Но встретиться мы никак не могли. Один раз, правда, в двухнедельной этой круговерти договорились все же – у станции метро, в воскресенье, – я ждал ее и не дождался. Хотя она сказала потом, что была, просто у другого выхода стояла… Я верил, но сомневался: я ведь у другого выхода тоже был, ее там не видел…

И вот, наконец, эта встреча на лавочке. Последняя наша, как оказалось. Она была по-прежнему очень красива, ухожена, хорошо одета, но… Чужая совсем. Как будто и не было у нас ничего. У меня странное ощущение было: она словно оделась в стеклянную пленку. Мне буквально хотелось взять ее за плечи и трясти, чтобы проснулась, опомнилась. Что происходит? – мучительно думал я. Что происходит?! Какой-то невменяемой она была, непонятной. Невозможно было сопоставить то, что я видел перед собой, с тем что тогда у нас было… Что же делать, Господи, что же делать?

Она встала и пошла с парнем, который ждал неподалеку. Я посидел еще немного. Я сам чувствовал себя почти мертвым, пустым. Потому что ощущал уже: дело не только в ней. Со столькими судьбами пришлось мне столкнуться и раньше, а теперь особенно, в связи с очерком. Все похоже. Все очень похоже! Одни только просверки иногда. А вообще-то мрак. Почти полный.

Поиски Афродиты

Подняться наверх