Читать книгу Хочу, чтобы меня слышали! Книга 1. Жизнь – это Любовь! - Юрий Широков - Страница 4

Сара, прооравшись от испуга, по случаю которого неожиданно ощутимо писнула в новые, впервые надетые, теплые китайские рейтузы фирмы «Дружба», не дослушав Сашины вслипывающие извинялки, молча взяла его за ухо, затолкала в чуланчик. Пользуясь темнотой и безнаказанностью, незаметно и очень больно пнула ногой, от чего Саша больно ударился головой о что-то очень твердое и железное.

Дети были отправлены спать, о Саше не вспомнил никто ни разу, он всегда был самым тихим в садике и поэтому незаметным.

О нем не вспомнили и после сна, и после полдника, и после занятий, и нашли за закрытой дверью бледного, в бессознательном состоянии лежащим вниз лицом, уже поздно вечером.

После жуткого протяжного крика, потрясшего и до смерти напугавшего детей, маму и других родителей, пришедших вечером за детьми.

Никто так и не узнал, что его так напугало, крик был последним звуком, вырвавшийся из его рта. Он только трясся и молча прижимался к маме.

На пожарной машине Сашу доставили в больницу и положили в палату вместе с мамой. Он по-прежнему молчал, слезы текли у него из глаз, дрожь в теле не проходила, он забывался ненадолго в коротком сне на руках у мамы, но как только его пытались потихоньку переложить на кровать, хватался за мать и опять замирал, утомленный дневными и ночными ужасами.

Женщины в палате плакали и вспоминали недобрым словом Сару – Губу-Дуру.

– И как сволочь эту к детям-то допустили, а ведь ходили слухи, что ей только зверей диких доверять можно, они из одной стаи – громко возмущались женщины.

Но время лечит, страхи потихоньку рассеялись, и Саша стал осваиваться в новом для себя больничном мире.

Его, как мужичка, определили в общую мужскую палату, мама расположилась в женской, но на ночь забирала Саше к себе. Пока еще он не мог в темноте надолго оставаться один, во сне его корежило в молчаливых, и от этого еще более страшных ужасах.

Днем тоже никто от него не слышал ни слова, ни звука.

Он понимал все, о чем его спрашивали, но в ответ только кивал головой. Не помогли ни областные врачи, срочно вызванные Мудрым, ни бабки – целительницы.

И даже зубной техник, осмотрев Сережу и выяснив все обстоятельства дела, только покачал головой, грязно выругался и запил на месяц.

Зато безвинно пострадавший стал, как говорится, «любимцем публики» мужской и женской палат и всего больничного персонала, не исключая строгого главврача Ивана Платоновича.

Вскоре больничные дни стали самыми счастливыми из всей короткой Сашиной жизни.

В поселковой больнице было три палаты – мужская, женская и еще одна особенная, без названия.

В мужской и женской палатах стояло по 12-ть одинаковых металлических кроватей, занятых примерно наполовину.

Стены, кровати и прикроватные тумбочки были выкрашены в белый цвет, постельное белье тоже было белым. На этом фоне ярким пятном выделялась черная радио – тарелка. Она же была источником единственного развлечения-коллективного прослушивания радиопередач с дальнейшим обсуждением наиболее интересных моментов.

Под тарелкой висел отрывной календарь 1959 года с наполовину оторванными листочками.

Третья палата все время была закрыта и открывалась только по особенному случаю, когда кто-нибудь умирал или карантин какой случался.

Мимо этой палаты все старались проскользнуть быстро и молча, даже у взрослых мужичков она вызывала мистический страх. Такое чувство вызывает морг, но в Поселке это заведение отсутствовало за ненадобностью, поскольку всех умерших провожали из родного дома, там же покойники лежали, как положено, три дня, там же их готовили в последний путь, оплакивали и провожали с порога родного дома до могилки, как водится, всем обществом.

Больницу в Поселке построили по распоряжению Мудрого.

То есть, больница то раньше была, но располагалась в такой развалюхе, что поселковые старались обходить ее стороной даже, если болели сильно. Кто был посостоятельнее, ездил лечиться в райцентр, пароходом или на телеге. Добирались за несколько суток, если повезет и не будет наводнений, во время которых Поселок полностью оказывался отрезанным от остального мира. Тогда связь с Большой Землей прерывалась, почта не приходила, продукты использовали из запаса, создаваемого на складах Продснаба, телефон тоже не работал, обязательно какой-нибудь столб да смывало.

Наводнения случались часто, Река была горная и широкая, когда разливалась, сносила колхозные деревеньки, которые отстраивались заново, как будто в отместку Реке. Река потом снова делала свое дело, вот так и существовали. Почему не переселялись в безопасное место, никто объяснить не мог, хотя вокруг столько земли, столько тайги. Видимо всех связывала Трасса, которая петляла среди тайги от деревни к деревне и на ее направление никто не покушался.

Мудрый, первым делом, сразу после того, как занял должность директора прииска, дал задание построить больницу и детский сад. Благо материал дармовой, лиственницы в тайге валом, пили и вывози по зимнику.

Мастеров тоже хоть отбавляй, особенно среди сосланных. Кого только нет, и инженеры и рабочие любых специальностей. И строить готовы бесплатно, в свободное время, хотя его-то было у всех совсем немного.

Построились быстро, Мудрый «выбил» медицинское оборудование, даже зубоврачебный кабинет оснастил.

Больница получилась на зависть всему району, да что там району, ни в одном поселке треста «Амурзолото» не было такой больницы с таким персоналом, который Мудрый правдами и неправдами собрал со всей области.

Потом уже опыта строительно-согласовательного поднабрались и клуб осилили и большую школу.

Была в Поселке раньше восьмилетка, сделали десятилетку, да потом еще по указанию райкома интернат построили с общежитием, чтобы детки из близлежащих колхозов и поселков маленьких могли учиться. С учителями проблем не было, для молодых специалистов хорошие комнаты с мебелью в отдельном бараке выделяли, дровами бесплатно обеспечивали.

Ехали из областного пединститута в Поселок охотно, а специалистов там готовили хороших, студенты – то учились тут из всей страны, и из семей «врагов» тоже. Где им еще учиться? В столичные ВУЗы им дорога закрыта.

Готовили в области и золодобытчиков, техникум был специальный и институтский факультет тоже.

Мудрый сам ездил туда перед распределением, заманивал к себе самых способных студентов. Не к себе в прииск, конечно, а в трест «Амурзолото».

А уже оттуда ребята, с которыми он договаривался на собеседовании, попадали в Поселок. Ехали в уже подготовленное для них жилье в том же самом бараке, в котором проживали молоденькие учительницы. Дело молодое, возникали семьи, которые уже основательно обосновывались в Поселке. Рожали, оставались навсегда, получались целые династии.

Мало-помалу Саша перестал бояться темноты, окончательно утвердился в мужской палате.

Не престало мужичку ночевать в женской!

Чайку там попить со сладеньким, к примеру, еще куда-никуда, а общаться-то надо с мужиками!

На общем собрании мужской палаты решили отпустить маму на работу, пусть, дескать, не волнуется.

Настоящие мужики должны справляться со всеми бедами и болячками сами, на то они и мужики!

А женщины пусть супы да каши варят!

Еще перед тем, как отпустить маму, на мужицком собрании решили, что не будут без дела слоняться по больнице и лезть не в свои дела, а возьмут, да и научатся читать, писать и считать. Но сделают это тайно от женщин, в том числе и от мамы, пусть потом поудивляются, поохают!

– Мужик сказал – мужик сделал!

Занятия проводили по очередке, в качестве букваря использовали газеты, реже книги. Детских книжек в больнице не оказалось, а во взрослых описаны длинные истории, пока до конца доберешься, забудешь, с чего и начиналось то все.

А в газете все интереснее, начинаешь читать и быстро узнаешь конец истории.

Ну, там, к примеру, посеяли, собрали большой урожай и орден получили! Молодцы!

Или сталь откуда – то вылили и тоже орден, пожалте Вам!

Красота, да и только!

Как-то быстро и незаметно Саша научился из буковок складывать слова, из слов предложения. Но делал это письменно, на бумаге, говорить не умел.

Задуманный план реализовался не только полностью, но и с перевыполнением. Научились не только читать, но и писать одновременно.

Память у Саши была потрясающей, он мог запомнить, прочитав однажды, целую статью и воспроизвести ее на бумаге печатными буквами полностью, включая знаки препинания.

Грамматические премудрости по понятным причинам Саше никто не объяснял, если и делал ошибки в словах, ему говорили, что такое слово пишется, к примеру, через «О», а не через «А» и он запоминал это навсегда.

Считать до ста, а потом до тысячи, а потом «до сколька захотите», тоже учились недолго…

С помощью деревянных палочек, сделанных из кустов краснотала, в изобилие произрастающим вдоль больничного забора.

Сначала складывали кучкой 10 палочек и говорили, что десять таких кучек будет 100. Две кучки по сто уже 200. Десять таких кучек будет тысяча. Дальше Саша сообразил сам и, когда однажды написал на бумаге вопрос, как называется тысяча тысяч, все чуть с кроватей не попадали.

В перерывах между занятиями и лечебными процедурами гуляли по очень большому больничному двору, разговоры разные разговаривали, все угощали Сашу разными вкусняшками и вообще любили рассказывать ему всякие занятные истории.

Слушатель он был идеальный! Слушал с интересом, не дремал никогда, не перебивал и не отвлекался на разные глупости.

Вскоре Сашиным соседом по палате на койке справа оказался сам Иван Сергеевич Белышев – «Мудрый»!

«Зверь» какой-то в пояснице у него поселился, и уходить из этого теплого места не торопился.

Саше главврач Иван Платонович поручил взять самое, что ни на есть внимательное шефство над Сергеичем.

– Сам видишь, брат ты мой! Плох Сергеич, вставать не может, ты уж помогай ему по-соседски, воды там подать, или еще чего. А самое главная твоя обязанность будет ловить пчел и аккуратненько так, главное, чтобы тебя самого не цапнули, складывать вот в эту склянку – подробным образом проинструктировал Главврач.

– Научу тебя потом, как сделать так, чтобы пчела куснула Сергеича в нужную точку на пояснице.

– И не смотри на меня так грозно, это делается не для того, чтобы Сергеичу больно стало, а для того, чтобы зверя этого противного из поясницы прогнать окончательно. Такая, брат ты мой, штука эта – медицина! Сделай больно, для того, чтобы излечить, но и не навредить при этом. Вот видишь, плакат медицинский в коридоре висит, на нем змея вокруг чаши обвилась. Змея животное вредное и опасное, но из яда ее делают лекарства, которые людям помогают. Так и яд пчелы используют, чтобы радикулит излечить. Так что, не сомневайся, а лови пчел и вместе мы победим этого самого радикулитного зверя.

– Верно ли я говорю, Сергеич?

– Да, объяснил ты очень доходчиво, хоть сейчас тебя лектором – пропагандистом назначай!

– Ну, что, Сашок, поможешь мне? – улыбаясь, спросил Мудрый – Саша с готовностью радостно закивал головой.

– Как все-таки повезло, что я попал в больницу. И читать – писать научился, и вообще здоровски все – сам Сергеич помощи у меня просит, это уж я совсем взрослый стал – думалось Саше.

Так день-за днем проходили счастливые для Саши летние деньки. Одно только плохо! Голос так и не хотел возвращаться.

Мама забегала каждый вечер ненадолго, подкармливала домашненьким, но Саша ел понемногу только из вежливости, чтоб мамочку свою не обидеть. В больнице кормили хорошо, да и сладких вкусностей перепадало и от больных, и от санитарок и нянечек.

У него в тумбочке скопился целый склад конфет.

– Больше чем в Продснабе – шутил главврач.

Конфеты Саша как-то не очень любил. Вот печенюшки, это другое дело! Или ватрушки там всякие!

«Болявое» население женской и мужской палат уменьшалось, лежали долго в основном старушки.

Работным людям разлеживаться некогда, лето короткое – надо и сено заготовить, и рыбалка подоспела, грибы-ягоды, огороды.

Без этого не выжить.

Да и лежать в больнице считалось в поселке делом стыдным, лежишь – значит, лентяй, болеешь очень – на вертолет и в район!

Рожать и умирать – это, пожал-л-те, в деревенскую больницу – это святое.

Вот и Иван Сергеевич почти добил с помощью Саши своего злобного «зверя» в пояснице.

Торжествующий час победы над супостатом был назначен на «завтра, сразу после обхода».

Иван Сергеич по строгому секрету, на ухо, шепотом, на прогулке, в зарослях черемухи сказал, что завтра будет день особенный, и эту особенность подтверждает необыкновенная красота и яркость вечернего заката.

– И, поэтому, именно завтра мы с тобой – нашептал он – проведем секретную от всех операцию, после которой слова наконец перейдут оттуда, куда спрятались, в твое горлышко, и ты будешь говорить и все будут слышать и понимать тебя. А потом, «на радостях», мы споем с тобой мою любимую песню про танкистов – ты ее знаешь.

– Ну, пока еще спать не пора, давай посидим, про жизнь поговорим, что-то взгрустнулось мне…

Они сели на скамейку, вздохнули каждый о своем.