Читать книгу Егорка и Змей Добрыныч - Юстасия Тарасава - Страница 11

Вихорёк неприязненно косился в сторону телеги. Вроде всё по-прежнему, но чутьё кричало об опасности, которую он не мог разглядеть и понять. Конь торопился, вырываясь из упряжи. Что именно опасного у него за спиной, он не понимал, но знал, знал, знал, что опасность появилась снова. Как в лесу с тем Змеем, которого теперь не было видно, а ощущение, что он рядом, осталось и щекотало Вихорьку ноздри, и покалывало кожу тоненькими иголочками страха, и заставляло сердце биться быстрее, и скакать изо всех сил.

– Тише ты, окаянный, – проворчала бабушка Прасковьюшка и попросила: – Мишенька, придержи вожжи, а то сам расшибётся и телегу перевернёт.

– Телега-экспресс, – восхитился Егорка. Деревья, кусты, цветы мелькали, сливаясь в одну размытую палитру. – А я не знал, что лошади такие скоростные бывают.

– Это он со страху, – объяснила бабушка Прасковьюшка. – На моей памяти такими быстрыми лошадки в войну были. Тогда в лесу волков развелось прорва. Посреди бела дня в сёла волчья стая заходила и сараи грабила. – Мысли бабушки Прасковьюшки перенеслись в те годы, когда она, девчонка, вместе с другими детьми из-за нашествия волков боялись идти домой после занятий. Они отогревали дыханием и ладошками заледеневшие стёкла класса и смотрели на сторожа Федотыча, стрелявшего на крыше из берданки, чтобы прогнать волков. Очнувшись от воспоминаний, бабушка Прасковьюшка повторила: – Ох, и быстро лошадки в ту пору бегали!

За Чупино свернули в луга, попетляли вдоль старого русла Порозихи и остановились у высокого забора. Егорка оглядел частокол – может, не надо сюда заходить? Сбежать через такую ограду непросто. Михаил подошёл к забору и нажал кнопку. «Электрический звонок», – удивился Егорка. Почему-то имя Яга и техника казались ему несовместимыми. Через пару минут в заборе приоткрылось окошечко, а потом распахнулась калитка.

– Заходите, гости дорогие, – радушно улыбалась хозяйка. Егорка съёжился: «Точно Яга!» Длинные зубы, обнажившиеся в улыбке, длинный нос, длинные руки, протянувшиеся к нему. – Это кто у нас такой хороший?

«Съест! – подумал Егорка, – и не подавится!»

А бабушка Прасковьюшка кинулась обниматься.

– Ягуша! Как ты?

– Да что мне сделается? Живу, хлеб жую.

– Тёть Яга, – пробасил Михаил, – здрасьте!

– Мишенька! – всплеснула костлявыми руками Яга. – Не признала. Возмужал-то как!

«Мишу съест первым», – сообразил Егорка.

– И не говори, Ягаша, – заплакала бабушка Прасковьюшка. – Вон как армия из мальчишек мужчин делает. Смотрю и не верю: неужто мой внук такой взрослый?

– Бабуль, ты чего опять? – засмущался Михаил. – Тёть Яга, скажите вы ей, чтоб не плакала.

– Пусть поплачет, Мишенька, – Яга обняла бабушку за плечи и повела к дому. – Это счастливые слёзы.

Егорка забрал из телеги корзину с часами-ходиками и Вихорёк сразу успокоился. Михаилу показалось, что нарисованный на ходиках котёнок улыбнулся.

Егорка рассматривал двор. Яблони, вишни, смородина, облепиха, крыжовник – всё посажено в шахматном порядке. Огород расчерчен грядками как тетрадь в линеечку. Вот только сарая нигде не было видно и Егорка спросил у брата, где тётя Яга своё хозяйство прячет.

– Да на что ей сарай? Вот её хозяйство.

Дальняя часть двора заросла луговыми травами, но как-то уж очень аккуратно заросла. «Засеяли!» – догадался Егорка. А на этом домашнем лугу стояли нарядные яркие ульи. Зелёные, синие, жёлтые, голубые, оранжевые, сиреневые. «Кроме красного вся радуга», – отметил Егорка.

– Тётя Ягаша в своих пчёлках души не чает, а они в благодарность пыльцу таскают. Она мёдом торгует, а если ей молоко понадобится или мясо, так она их покупает или на мёд меняет. Ого, уже семь!

– Откуда ты знаешь? – удивился Егорка. – Ты же без часов.

– Вот мои часы! – рассмеялся Михаил. – Сам погляди, ноготки закрылись, спать легли, а табак душистый ещё не расцвёл. Значит, сейчас больше шести, но меньше восьми.

– Ух, ты! – восхитился Егорка. – Я так не умею. Научишь?

– Конечно, братка. Пойдём в дом.

Всё вокруг было ухоженным, домик ярко окрашен, как детские аттракционы в парке. «Заманивает», – решил Егорка. Но с бабушкой Прасковьюшкой и Михаилом было почти нестрашно.

Внутри дом оказался не покрашенным. Совсем. Стены, пол, стол, лавки, шкафы, кровати – всё деревянное. Была в этом скромном деревянном доме какая-то торжественность. Белоснежные занавески, скатерти и покрывала расшиты красно-чёрными узорами. На печи цветы и алые петухи нарисованы. И было так забавно смотреть на своё отражение в сияющем самоваре, и так приятно пить чай из стаканов в подстаканниках. Тётя Яга угощала их вареньями и мёдом – первоцветом, гречишным, липовым, клеверным, с донника и разнотравья, и сокрушалась, что нет у неё горного мёда. Егоркины глаза начали слипаться, и застольный разговор слился в далёкий гул. Брат Миша подложил Егорке под голову свёрнутый бушлат. Сквозь полудрёму донёсся знакомый противный голос.

– Да-а, сами медок уплетаете, а мне – в корзинке лежи?

Егорка так и подскочил. Недовольный Змей Добрыныч примостился на лавку, макнул когтистый пальчик в гречишный мёд и сунул в пасть Правой головы.

– А мне? – заныла Левая.

– Прекрати лапами есть, – прошипела Средняя.

– Начинается, – вздохнула бабушка Прасковьюшка.

Тётя Яга окаменела, рука с чашкой застыла в воздухе. Михаил разжал её пальцы и поставил чашку на стол. Тётя Яга смотрела на Змея Добрыныча, не моргая.

– Что ты наделал! – упрекнула дракончика бабушка Прасковьюшка.

А тот, как ни в чём не бывало, черпал мёд пальцами, чавкал, толкался головами и ссорился.

– Перестань жадничать, – сказал Егорка. – Сейчас мы возьмём три ложки и тебя покормим.

Тётя Яга прошептала с умилением: – Какой хорошенький!

Лицо её осветила счастливая улыбка, и Егорка заметил, что у тёти Яги очень добрые глаза. Она ловко кормила мёдом Змея Добрыныча, а когда тот, объевшись, отодвинулся от стола, сказала: – Я будто снова маленькой девочкой стала, когда мама читала мне сказки.

Бабушка Прасковьюшка обняла её и погладила по голове: – Ягашенька, дорогая.

– Тёть Яга, а можно мы с Добрынычем у вас переночуем? – спросил Михаил.

– Конечно, оставайтесь, – обрадовалась тётя Яга.

– В деревню мы его взять не можем, вся живность взбеленится, – извинилась бабушка Прасковьюшка.

– Мои пчёлки не взбесятся, – засмеялась тётя Яга, – они у меня ласковые.

– Не шали, веди себя хорошо, – наказывала Добрынычу бабушка Прасковьюшка.

– Молочка не забудь, – напомнила Правая голова, – ты обещала.

– И яиц всмятку, – откашлявшись, произнесла Средняя.

– Зачем везти издалека, когда у меня всего полно. Сейчас бабушку с Егоркой проводим, а потом и яичек сварим, и молочка погреем. С мёдом.

Бабушка Прасковьюшка стала прощаться.

– Не волнуйся, Мишенька, я Полину предупрежу. За то, что ты у Ягаши остался, твоя мама не обидится.

Михаил остался в доме со Змеем Добрынычем. Егорка вышел на улицу. И снова восхитился продуманным порядком. Двор и сад тёти Яги выглядели как картинки из маминого журнала по садоводству. Егорка вспомнил, как вместе с мамой выращивал рассаду цветов на подоконнике, как сажали эти цветы возле подъезда. Вспомнил и затосковал. Мама далеко, слишком далеко, а ему так хочется прижаться к ней, вдохнуть мамин запах, не похожий ни на один запах в мире – особый аромат выветрившихся духов, котлет, детского мыла. От мамы всегда пахло делами – сваренным обедом, поглаженным бельём, вымытой посудой, стиркой, цветами, и какими-то незнакомыми ароматами, въедавшимися в мамины волосы за день в лаборатории. Егорка любил уткнуться в маму и молча сидеть с ней в обнимку. И сейчас ему так хотелось, чтобы мама была рядом! Водные улитки сползали по щекам, но Егорка не плакал, нет – он же мальчик, и он уже не маленький. Просто он соскучился по маме.

Бабушка Прасковьюшка заметила, что Егорка отошёл в сторонку и шмыгает носом, и выразительно переглянулась с тётей Ягой. Та кивнула, взяла серп и срезала возле ульев охапку душистых трав. Вихорёк обрадовался, когда она вынесла траву за ворота, но тётя Яга прошла мимо него к телеге, и конь разочарованно замотал головой. Тётя Яга разложила травы на сено, сняла с себя фуфайку и постелила сверху, а потом взяла Егорку на руки. От её синего рабочего халата пахло мёдом и дымом. Она положила мальчика на телегу, погладила по голове и распрощалась.

Бабушка Прасковьюшка натянула вожжи. Егорка разглядывал огромное бесконечное ярко-синее небо. Солнце закатилось за лес, и оттуда разливался жёлто-оранжевый свет. Казалось, он идёт от земли. Егорка вспомнил, как в книжках рисуют открытые сундуки с сокровищами, от которых исходит яркое сияние. «А может, это и не солнце вовсе, а тот кладоискатель нашёл такой сундук и открыл его? – подумал мальчик и одёрнул себя. – Глупости! Это же элементарная оптика». Затем мысли его перетекли к знакомству с дракончиком, с братом Михаилом, с тётей Ягой.

– Ба, а тётя Яга не станет бабой Ягой? – спросил он.

– Что ты! Никогда.

– А почему тогда её так зовут?

– Имя у неё созвучное – Ядвига. Её когда привезли сюда, очень уж похожа была на маленькую бабку-ёжку: костлявая, волосы клочьями, ребятишки к ней играть, а она как дикарка сторонится. Они её спрашивают, как зовут, а она сквозь зубы буркнула что-то, им показалось «Яга». Так и прилипло навсегда.

– А зачем её привезли и откуда? – Егорка сам не знал, для чего ему это знать, но во всём любил ясность.

– Как зачем? Да ведь у нас здесь в войну детский дом был, таких детей со всей страны везли.

– Каких «таких»? – не унимался Егорка.

– Голодных, слабых. У которых… – бабушка Прасковьюшка запнулась, подбирая слово, – семьи не стало.

– А куда делась её семья? – не мог представить Егорка.

– В Ленинграде осталась. Там многие тогда навсегда остались. А детей сюда и после войны детей привозили – у нас природа богатая, еда целебная и школу большую построили.

– А почему тётя Ядвига после войны домой не вернулась?

– Не к кому ей возвращаться. Теперь её дом здесь.

Егорке стало ужасно жалко тётю Ягу.

– А семья? Ведь должна она была завести семью, когда выросла.

– Семья, Егорушка, не собака, её на базаре не купишь и не заведёшь, – рассмеялась бабушка Прасковьюшка. – У кого есть дети и внуки, у кого нет. Когда человек одинокий, с ним кто рядом живёт, тот и семья.

– Поэтому её зовут тётя Яга, что она всем тётя? – догадался Егорка.

– Кому уехать по делам надо, а детей оставить не с кем, к Ягаше везут. Она детей любит, балует их. Дети её в ответ любят, взрослые уважают. Так что мы все её семья.

– И я? – обрадовался Егорка.

– И ты.

Егорка подумал, что будет называть Ядвигу только тётей, а то если её бабушкой звать, то получится баба Яга. А какая же она баба Яга, если она добрая и всех любит? Мальчик почувствовал, что его клонит в сон и резко сел.

– Ты чего подскочил? – удивилась бабушка Прасковьюшка.

– Буду за дорогой следить. А то вдруг я засну, и ты уснёшь, и мы заблудимся.

– Не заблудимся, – успокоила бабушка. – Вихорёк дорогу знает. Если мы уснём, он телегу прямо к дому привезёт, а там уже дед нас выглядывает.

Егорка лёг на фуфайку и стал продавливать в сене удобную ямку. Вспомнил тётю Ягу в этой фуфайке и спросил:

– Ба, а почему тётя Яга в такую жару в куртке? Я в футболке, а она в фуфайку кутается.

– Блокадница она. До сих пор не отогрелась.

Егорка хотел спросить, что значит «блокадница», но язык его уже не слушался, мысли путались, а глаза закрывались. Травы под фуфайкой навевали сон, мерное поскрипывание колёс убаюкивало, и мальчик уснул. Он не видел, как они въехали в деревню, не слышал, как лаяли собаки, приветствуя их повозку, не почувствовал, как дед Архип перенёс его на кровать. Егорка крепко спал, и в его сне крыло у Змея Добрыныча зажило, дракончик с Егоркой на спине летал над лугом, а тётя Яга и Миша махали им снизу и улыбались.