Читать книгу В густой тени магнолий - Зоя Криминская - Страница 5

Надо мной высоко стояло темно-синее южное небо, забыто пахло кипарисами, морем и розами. Все вокруг цвело, шумно бил фонтан, отраженное от белых плит мостовой солнце резало глаза.

Я шла по Батумскому бульвару, со своими веселыми веснушчатыми детьми и не верила в реальность происходящего.

Осенью 67 года последний раз я была в Батуми, мучаясь болями в печени, лежала в стационаре и вышла на берег только один раз. Дул пронзительный сырой ветер, раздувая серые низкие облака, к ним поднимали белые вспененные головы бурые волны. Я постояла на пляже, облизала соль с губ, и уехала на тринадцать лет, а казалось мне, что навсегда, и сейчас, радуясь солнечному приволью раскинувшихся над морем родных кипарисовых аллей, я не понимала одного, что мешало мне все эти годы купить билет, сесть на поезд и приехать сюда?

Почему я не приехала раньше? Стеснялась неустроенности своей жизни? Не имела денег?

Или за время жизни среди блеклой природы Подмосковья, суровых зим, неярких лет, я перестала верить в существование субтропиков, круглогодичного торжества и буйства зеленых растений и своей юности, и невозможно было приехать туда, где есть то, чего не было в окружавшем меня мире.

Пустынный Крым и высохшая полевая трава в Кабардинке не напоминали мне мой родной юг, это был другой юг, даже другое море, мелкое и холодное.

По аллее навстречу мне шла Тира, важная-преважная, с глубоким макияжем и совершенно не изменившаяся, не считая того, что перестала мучить своих учителей в школе и мучила теперь своих учеников – Тира окончила Батумский пединститут и работала учительницей в младших классах.

– Привет, – сказала мне Тира так, как будто мы расстались вчера. – Приехала? С детьми?

Она оглядела моё потомство.

– А что все такие худые? А кто еще приехал? Ты кого из наших видела?

И вдруг я поняла, что Тира каждый год встречает кого-нибудь из одноклассников, вот так прогуливающихся по бульвару, и я одна из этих немногих.

– Да я вчера с поезда, а кто здесь из наших?

– Да ты первая.

И Тира удалилась, не удостоив меня более продолжительной беседой.

Я ошеломленно посмотрела ей вслед, потом засмеялась празднику узнавания. В Тире было столько же перемен, сколько в Батумском бульваре: выросла пальмовая роща, поменяли ограду вокруг, и море отошло еще метра на два, а Тира стала использовать другой цвет макияжа, и сегодня ее веки отливали зеленым, вместо примелькавшегося мне синего.

Первые три дня я была счастлива встречей с природой, с городом, его улицами и домами, и радостную встречу с друзьями я пережила совершенно случайно.

Исколотив все кулаки по автомату в попытках связаться с Москвой и поговорить с любимым мужем, я устала, угомонилась, по старинке заказала разговор через телефонистку, уселась ждать, когда меня позовут.

Мне нужно было рассказать, как мы тут живы, и что нужно привезти из Москвы, чтобы прожить здесь три недели, как запланировано. В Батуми были ужаснувшие меня абсолютно голые прилавки. Не было ни яиц, ни масла, ни сыра, ни колбас. Продавец маленького магазинчика с двойным названием «Мясо» и «Хорци» сидел на пороге абсолютно пустого магазина и глазел на проходящих полуголых курортниц. Хорци было только на рынке, говядина, по пять рублей за кг, и куры, цыпленок на полкило за 5 рублей, а большая курица 10. Скучно как-то при зарплате 120 рублей

Разговор обещают дать в течение часа. Всех потихоньку соединяют, с Харьковым, с Одессой, даже с Ленинградом, а меня никак, и я скучаю, разглядываю говорящих и ожидающих, жалею, что не взяла книжку.

Огромная молодая женщина с симпатичным личиком. Толчется возле кабинки. Очень внушительных размеров. И высокая и толстая. Но вот лицо…

Я вглядываюсь в эти светло карие глаза, чуть на бок ухмылку и как во сне сквозь те черты, которые я вижу, проступают другие, детские, и я узнаю эту девочку. Боже мой, этот слонопатам – Кира, маленькая девочка, младшая сестра моей одноклассницы Марины Игитханян!

Я хочу окликнуть ее, спросить, где Марина, но она разговаривает с двумя женщинами, я жду момента. Одна из женщин поднимает голову, она в темных очках, смуглое лицо в конопушках…

– Марина?

Женщина спустила темные очки на нос и стала озираться в поисках, кто же ее зовет, и я уверенней и громче:

– Марина!

Ее взгляд скользнул по мне и прошел дальше.

– Маринка! Ты что, меня не узнаешь?

Наконец она увидела, шагнула навстречу, мы радостно потискали друг дружку, потормошили, враз заговорили и уже не могли оторваться, пока меня не пригласили в кабину.

Так началось мое восстановление старых дружеских связей спустя пятнадцать лет. Марина была замужем за нашим одноклассником, Юрой Вороновым, у них было двое детей: Дима, на год старше Кати и Ира, на год моложе. Ира станет на годы наших приездов летней подружкой Сережи.

На другой день кто-то позвал меня, стоя у окна комнаты тети Тамары, у которой остановилась я с детьми и мама до приезда Леши.

Выглянув, я увидела Марину и рядом с ней невысокую розовощекую женщину.

– А, Марина, здравствуй, сейчас выйду.

– А со мной ты здороваться не собираешься? – спросила незнакомая женщина.

Я напряглась, вглядываясь.

– Инга, ты?

И мы рассмеялись, радуясь узнаванию.

Прошло два или три дня с моего приезда, я сидела на лавочке бульвара недалеко от теннисных кортов и увидела проходящего мимо Ниази Жордания с товарищами. 14 лет назад, когда я была в Батуми после первого курса, Софа Чартилиди, моя одноклассница и близкая подруга, рассказала мне, что Ниази нашел Нелли в Тбилиси, где она училась в институте и они снова, как когда-то во время нашей учебы в десятом классе, стали встречаться.

Я окликнула Ниази, поздоровалась.

– Не знаешь, случайно, где Нелли? – спросила я.

– Ну, вообще-то знаю, – ответил он. – Она моя жена. У нас трое детей. А работает она на улице Сталина, в банке.

Трое детей у Нельки, нашей спортсменки, меня просто сразили.

Подруги мои были заняты на работе, за исключением Инги, которая приехала с сыном в отпуск из Твери, и я, уходя с детьми с пляжа, заходила к Мане в Филармонию, где она работала секретарем, к Нельке в банк, она была экономистом и заведовала отделом, к Нанули в диспетчерскую. Это было так просто зайти к ним, не было проходной и высокой ограды с колючей проволокой, как в закрытом институте, где я работала.

Маня была вдовой с двумя детьми, я это знала от мамы, которая эти годы изредка наезжала в Батуми, и общалась по старой дружбе с тетей Валей, матерью Марии. Муж был водителем троллейбуса. Наверное, при ишемической болезни сердца, которая у него была, ему не следовало заниматься такой тяжелой работой. В разгар жаркого дня он зашел к матери усталый, выпил воды, чтобы охладиться и неожиданно скончался, оставив жену с двумя маленькими детьми.

Когда я неожиданно появлялась на пороге комнат, где работали мои подружки, возникало много визгу, писку и объятий. Подруги орали от неожиданности, эмоционально выражали свои чувства, я снова была на родине, среди людей, так похожих на меня, ещё более шумных, ещё более увлекающихся.

Алешка приехал через неделю после нас. Он был извещен об отсутствии продуктов и не знаю, каким образом, но притащил огромное количество еды, все продукты, коробки с яйцами, пачки масла, всем родственникам и знакомым в подарок. В Грузии, где, если верить справочнику, сельское население преобладает над городским, не было еды.

Проводница впала в истерику, когда Алешка все это выносил. Кричала, что столько мест нельзя иметь, и думаю, была не права, по весу было не так уж и много, да и возмущаться по этому поводу надо было в Москве, а не сейчас.

Встречать его пришли мы все и тетя Тамара (мамина мачеха, третья жена моего деда).

Наклоняясь к подавшей ему руку тете Тамаре и заглядывая ей в лицо, Алешка засмеялся:

– У Самсона Николаевича, оказывается, был большой диапазон.

Дело в том, что тетя Тамара была крохотная женщина, не выше 150 см, а бабушка высокая, а для тех лет и очень высокая, все 170.

Шел восьмидесятый год, и поднапрягшись, я вспомнила, что исполнилось 15 лет окончания нами школы. Мы решили встретиться и собрались у Инги в просторной 3-х комнатной квартире ее родителей. Человек десять было, все Батумские, кроме нас с Ингой. Отпраздновали пятнадцатилетие окончания школы и договорились встретиться спустя пять лет, отметить двадцатилетие и собрать всех, кого найдем.

Мы были счастливы вернуться в детство, как в лучшую пору своей жизни, и никто не вспоминал сейчас, как хотелось вырасти поскорей, чтобы стать независимым от взрослых, как тяготил постоянный контроль дома и в школе.

Когда сидели за столом, наши двое детей и Ингин сын Дима играли в соседней комнате.

Я, отвлекшись от общего разговора, обратилась к мужу, который не остался дома и пришел со мной, хоть одноклассником не был. Инга и Марина дружно посчитали, что ему можно присутствовать, так как личных друзей у него в Батуми нет и он будет скучать.

– Лёша, – попросила я, – пойди, глянь, что дети делают.

Услышав меня, Нели округлила глаза, но сказать ничего не успела. Ее опередила Тира.

– Это что? – спросила она.– Как можно? А ты на что?

– А ну-ка, – сказала Нели, – вставай и бегом, сама смотри за детьми.

Я засмеялась, вылезла из-за стола и прошла в другую комнату. В Грузии царил патриархат, а со своим уставом в чужой монастырь не ходят.

Алёшка привез матрац, ласты, и мы стали проводить время, как обычно все отдыхающие: с утра на море, потом передых, потом на бульвар. С приездом Лёши мы поселились у родственницы тети Тамары, Венеры. Она сдавала дачникам жилье, и это было отдельная комната со своим входом, Венера меняла нам постельное белье и мы могли готовить на кухне. Готовила я мало, мы забегали на обед к тете Тамаре, у которой жила мама. Через неделю после приезда Алёшки мама укатила обратно в Москву, окончился отпуск.

Сережка боялся прибоя и в этот наш приезд довольно неохотно купался, легко заходил в море только в полный штиль, предпочитая в остальное время мелкий детский бассейн. Ходили мы большой командой, брали с собой внучку Венеры и соседскую девочку, а иногда и двух соседских девочек, так что мы были с пятью детьми, а когда к нам присоединялась еще и Инга со своим Димкой, на год моложе Кати, было совсем весело.

Сережа и прибой

Я познакомилась с Ингиным отцом, старым, медлительным, большим умницей. Иногда он приходил с дочерью и внуком на море, сидел в тени виноградника, и я любила с ним побеседовать. От него, прошедшего войну, я впервые узнала, что в 41-ом, под Москвой, наши ополченцы шли в бой вообще без оружия!

– Нам говорили, – рассказывал он, – возьмете винтовку у товарища, когда его убьют. А у немцев были автоматы….

С моей привычкой тут же ставить себя в описываемые собеседником условия, на меня напала такая тоска, что и светлый солнечный день не радовал.

Наш обычый состав во время походов на пляж

Выходной день, мы с Маней сидим на бульваре возле летнего театра. Наши младшие дети, Манина дочка Лия и шестилетний Сережка с нами. Лия старше Сережи на два года.

Она рослая, склонная к полноте симпатичная девочка с розовым румянцем на округлых щечках.

Первые 20 секунд при взгляде на нее можно подумать, что это спокойный, склонный к меланхолическому восприятию мира ребенок.

Но уже через двадцать, а то и меньше секунд понимаешь, что это решительное существо, находящееся в состоянии непрерывного активного действия. Когда утром такой ребенок открывает глаза, родители мечтают только об одном: дожить до вечера, когда чадо угомонится и уснет.

Лия носилась, как заведенный волчок, пробиралась под кустами, выскакивала на дорожки.

За ней с оглушительным счастливым визгом бегал Сережа, тщетно пытаясь ее догнать. Шорты спустились с его тощих ягодиц и болтались в районе коленок. Он рисковал упасть в любой момент. Подтянуть их у него не было времени.

– Ты посмотри, что творится, – сказала мне Маня и крикнула в спину убегающему Сергею:

– Эй, кавалер, штаны-то подтяни.

Но Сережа ее не слышал.

Я зашла в свою школу, прошла к кабинету директора. Там сидела Нина Константиновна, бывшая завуч, сейчас директор. Мы с Зойкой заходили сюда летом 66 года, после первого курса, и виделись с ней же.

– Узнаёте? – спросила я, остановившись на пороге

Через минуту напряженного всматривания Нина Константиновна изумленно сказала:

– Зоя… На улице не узнала бы, прошла мимо, но когда вот так, появляются на пороге, сразу знаешь, наша, и узнаёшь.

Завуч повела по коридору, встретили физика у дверей физкабинета. Шота взял меня за руку и повел в учительскую.

– Вот, – сказал он, эта девочка пятнадцать лет тому назад закончила школу, и не было дня, чтобы все эти пятнадцать лет на уроках я не вспоминал ее: Хучуа, Хучуа. Лучше ученицы у меня не было.

Кто-то из старых учителей меня узнал, а одна незнакомая женщина, подняла голову и спросила:

– Конечно, там уже и кандидатские…

– Нет, – бодро ответила я, хотя бодрость была не вполне искренней. – Только институт закончила, потом замужество, дети отвлекли. Но я собираюсь поступать в аспирантуру.

Уходя из школы, я точно знала, что не собираюсь, а поступлю.

Я зашла на корты, поздороваться со знакомыми, вспомнить радость игры в теннис, стук мячика о ракетку, со стороны посмотреть, как он стремглав перелетает через сетку.

Сергей, рабочий по обслуживанию корт, узнал меня, поздоровался и ушел в здание, а минут через пять из раздевалки вышла мать Нелли Варданашвили, тетя Валя, которая там работала.

– Значит это ты приехала, – задумчиво сказала тетя Валя, после обычных здесь поцелуев при неожиданной встрече. – Теперь понятно, о ком рассказывал Сергей. И она смехом передала мне, что Сергей пришел и рассказал:

– Приехала девочка из Москвы, батумская, когда она в институт поступала, все профессора собрались чтобы ее завалить, но она оказалась такая умная, всех за пояс заткнула и прошла. А теперь я выхожу и вижу тебя, ну понятно, про кого рассказывал Сергей.

Молодежь на проводах

– Да ничего этого не было, просто легенда какая-то.

– Ну, было не было, теперь ты здесь девушка из легенды.

От этой поездки на море осталось много фотокарточек.

Провожала нас толпа народа, как какая-то делегация уезжала, перечисляю:

Родня: тетя Тамара, Августа Ивановна (теща маминого брата Резо) с внуком, трое.

Тетя Венера с внучкой Лалой и девочкой со двора Ноной, с которой Катя сдружилась, еще трое.

Мои подруги, Маня с двумя детьми и Инга с Димкой, пятеро. Итого 11 человек, и нас четверо. И я понимала, что уезжаю не навсегда, что я ещё вернусь. И не через 14 лет. Хорошо мне было здесь.

И те, кто постарше