Читать книгу Лиловый рай. Книга третья - Эля Джикирба - Страница 5

Мелисса и Тед гостили в родительском доме. Накануне семья Дженкинсов устраивала очередную вечеринку, на которой Стив с очаровательной непосредственностью спел с приглашёнными оперными звёздами ту самую мелодию из «Травиаты», а когда все напились, станцевал канкан и кинулся в одежде в бассейн.

Наступивший в доме родителей день брат и сестра по уже сложившейся традиции встречали у бассейна. Мелисса встряхивала головой и поправляла и без того безупречную причёску, на этот раз представлявшую собой вроде бы небрежно собранные в косичку волосы, но Тед знал цену этой небрежности: утренний визит стилиста обязателен, и это длится уже несколько лет. С тех самых пор, как сестра повзрослела настолько, чтобы начать встречаться с парнями.

– Знаешь, медвежонок, папа, конечно, тиран, но и мама далеко-о не подарок, – оторвавшись от смартфона, заговорила Мелисса. – В детстве мне казалось, что мои родители не имеют недостатков и вообще самые лучшие в мире. Потом самой лучшей довольно долго оставалась мама, она и сейчас почти идеал, хотя на многие её поступки я стала смотреть с диаметрально противоположной стороны. Но в стильности ей не откажешь. Видно, что мама придаёт своему имиджу большое значение, и мне это нравится. Я сама такая.

– Папа тоже, – ввернул Тед.

– О да. Но у него чувство стиля врождённое, в отличие от мамы. Ты видела её фотки времён детства и юности? Это же позорище! А папа в молодости был вылитый Джеймс Дин. Такой же крутой, факт. Но я говорила об идеале. Так вот, папа тоже был идеалом, а потом всё стало меняться, и из идеала он стал идолом.

– Ну ты даёшь!

– А с годами из идола превратился в тирана. Он же тиран, согласись.

– Ещё какой, – с добродушной усмешкой отозвался Тед.

– Крестоносец и дикий средневековый сеньор. Ричард Львиное Сердце.

– Я бы сравнил его с Юлием Цезарем.

Мелисса с любопытством взглянула на брата.

– Не знала, что именно ты ценишь его столь высоко. Мне казалось, что ты ему завидуешь.

– Конечно, завидую. Именно поэтому и оцениваю по достоинству. Он особенный. Такого в ночном клубе не встретишь, конечно.

– Тедди!

Мелисса сделала вид, что возмущена репликой брата, и вернулась к прежней теме.

– Он держит нас с тобой в кулаке.

И сжала в кулачок изящную ухоженную руку, чтобы усилить сравнение.

– Мы даже пошевелиться не можем, – сказала она. – Нет, вроде бы всё тип-топ, всё замечательно: что хочешь, делай, куда хочешь, езди, с кем хочешь, встречайся… А на деле оказывается, что все твои вроде бы свободные действия строго соответствуют…

Она замешкалась на секунду.

– …Строго соответствуют установленным им правилам, – подхватил Тед.

– Да. Вот именно. И, заметь, нам даже в голову не приходит бунтовать. Он так выстроил отношения, что мы молча принимаем его условия – и basta! Никаких телодвижений!

Мелисса схватила стакан с апельсиновым соком, закинула в него ещё несколько кубиков колотого льда, но пить не стала.

– Ненавижу разбавленный льдом сок, – буркнула она, отставила стакан и, забыв о причёске, плавно скользнула в бассейн.

– Ты не договорила, – крикнул Тед вслед нырнувшей в воду сестре.

Тед любил слушать, как болтает Мелисса, с самого детства, несмотря на довольно сложные отношения, которые сложились между братом и сестрой. Это было неудивительно: красноречием Мелисса явно пошла в отца, да и харизмой тоже. Живая, острая на язык, лёгкая в общении, вроде бы своя в доску и в то же время никогда не нарушавшая установленную ею же дистанцию, она была точной копией Стива, и об этом знали все, включая Теда, уже давно и безропотно отдавшего сестре пальму первенства. Молли – главная в семье, она любимица Стива, и вполне заслуженно, потому что не только похожа на него внешне, вернее, на его рано умершую мать, и Стив никогда не забывает подчеркнуть их сходство, но и обладает ярким гибким умом, деловой хваткой и фирменным, свойственным лишь Стиву умением рано или поздно взять под единоличный контроль любую ситуацию.

Не по зубам дочери Стива оказался лишь он сам. Он был сильнее её, и Мелисса всегда признавала это. И в детстве, когда, игнорируя всех остальных, в итоге уступала его просьбе подчиниться, и когда они с Тедом выросли и начали постепенно осваивать то, что принято называть взрослой жизнью: первые поцелуи, первый косяк, первый секс.

С косяком Тед, конечно, перегнул. Когда они с Молли впервые попробовали траву, Стив узнал об этом уже на следующий день и впервые предстал перед ними не таким, каким они привыкли видеть его с детства – добрым и ласковым, а совсем иным – жёстким, как наждачная бумага.

Это Молли сравнила его потом с наждачной бумагой, и сравнение было в точку.

– Никогда, – вроде полушутливо, а на деле очень серьёзно заявил он. – Слышите? Никогда никаких наркотиков в моём доме. Нет, травку все сейчас курят вроде бы, да? Но понимаете, мои дорогие, всё дело в том, что тяжёлые наркотики как раз вполне могут начаться с травы, которую вроде бы курят все… Увы, увы, если бы всё было так просто, я бы слова вам не сказал. Тем не менее я говорю, и вы оба должны, нет, вы просто обязаны меня услышать. Потому что на самом деле это не я, Стивен Гордон Дженкинс, с вами говорю, а мой жизненный опыт. А мой жизненный опыт, да будет вам известно, – очень серьёзный парень. Вам придётся к нему прислушаться. Да. Такие вот дела.

– И что ты нам сделаешь, если мы не прислушаемся к серьёзному парню с причудливым именем «Жизненный опыт»? – спросила Мелисса. – Драгдилеры так и вьются вокруг нас, бедных, несчастных деток миллиардеров, подсовывают нам всякую дрянь, соблазняют нас. Как тут устоять? И что такого ты сможешь сделать, если мы начнём нюхать, колоться или глотать колёса? Или даже если траву будем курить постоянно?

И она нарочито распахнула такие же, как у Стива, золотисто-карие глаза.

– Я ничего такого не сделаю, – весело ответил он. – Просто откажусь от вас, и это будет безвозвратно и навсегда. А за дилеров не беспокойтесь. Их я беру на себя.

Он поднял указательный палец в предупреждающем жесте и добавил:

– Это будет не просто отказ, милая. Это будет тотальная потеря семьи и всего, что с ней связано. Прощание с мамой, с собаками, с лошадьми, Тедди, ты же так их любишь, твоих лошадок. С домами и виллами, с яхтой, с поездками на уикенды, с учёбой, в конце концов. С твоими чудесными нарядами и не менее чудесными драгоценностями, малышка. Никаких стилистов или походов в оперу. Никаких фантастических проектов и компенсаций с моей стороны в случае их провала. Тебе, Тедди, больше никогда не удастся принять участие в дерби. И жить на ранчо я тоже не позволю. У вас не останется ничего. Только вы и ваш выбор. Я, знаете ли, больше всего на свете люблю своих детей…

– Даже больше, чем Джо? – вставила Мелисса.

Он усмехнулся, оценив её иронию.

– Я больше всего на свете люблю своих детей, – повторил он. – Но я выкину вас из сердца в тот день, когда вы нарушите моё условие.

И ушёл, кинув на прощание, что всё сказанное касается и алкоголя, но с поправками.

– В конце концов, нет ничего лучше глотка доброго виски, так что включайте мозги, деточки, и учитесь получать удовольствие от жизни, оставаясь самими собой, – ласково улыбнулся он, прежде чем уйти окончательно.

– Откуда он узнал про вчерашнее? – задумчиво спросила тогда Мелисса.

Потом они поняли откуда, потому что после разговора впервые обратили внимание на некоторые особенности их повседневного быта.

Теду помнилось, как Мелисса, как всегда, без стука ворвавшись в его комнату, заговорщически прошептала ему на ухо:

– Его парни всё время следят за нами.

– Не его, а парни Джо, – тоже шёпотом поправил сестру Тед.

– Какая разница? Джо и папа неразлучны. Вот теперь я понимаю, почему мама так не любит его.

Тед ничего такого не понимал, но сделал вид, что понял, испугавшись, что Мелисса разозлится на него и будет, как в детстве, обзывать простачком.

Как же он ненавидел, когда она начинала так его обзывать!

Впрочем, когда они выросли настолько, чтобы начать жить отдельно, Стив снял слежку.

– Убери хвосты, – приказал он Джанни. – Я должен больше доверять близким мне людям, иначе моя жизнь превратится в параноидальный кошмар. Я же не дон Паоло. Просто будь в курсе, где они и всё ли у них в порядке. Не более.

И Джанни в очередной раз поразился умению друга держать под контролем собственных демонов.

– Я испортила причёску, – смеясь, сказала Мелисса, запрыгнула в шезлонг, взяла полотенце и обернула им голову. – Придётся всё начинать по новой. У меня же куча дел сегодня.

Молли и Тед всегда приезжали в отцовский дом, если в нём проводилось очередное мероприятие. Это было семейной традицией, и Стив внимательно следил за её соблюдением.

– Семья – это орден, а мы – орденоносцы, – шутил Стив по поводу их единства. – Нам хорошо только друг с другом, и это невероятно круто, скажу я вам.

Мелисса и Тед знали, что он всегда имел в виду и своего друга Джо, когда говорил о семейных традициях. И Марша знала. Каждый раз поджимала губы, когда слышала про орден.

– Ты не договорила, – напомнил Тед сестре о прерванном её купанием разговоре.

– Он всю жизнь изменяет маме, она знает о его изменах и молча страдает. А сейчас у него начался бурный роман.

– С чего ты взяла?

– Медвежонок, ты безнадёжен. Посмотри на его настроение. Он же летает. И смеётся всё время, напевает себе под нос всякие мотивчики и беспрестанно висит в смартфоне.

– Он же с Джо переговаривается вроде… – неуверенно возразил Тед.

– С Джо?

Мелисса закатила глаза и скорчила умильную рожицу.

– Ах, наивный братик Тедди! Не удивлюсь, если у этого самого «Джо» длинные ноги, светлые волосы и лет ему от силы двадцать.

Тут она прервала саму себя и задумалась.

– А может, и нет?

– Не говори загадками, Мо, – взмолился Тед.

– Я говорю, что, может, и не двадцать, а все сорок, и это не блондинка-модель, а невысокая интеллектуалка с ботоксом и силиконовыми сиськами.

– Можно подумать, у двадцатилетней не может быть силиконовых сисек, – заметил Тед.

– У меня, например, нет, – пожала плечиком Мелисса.

– Ты исключение. А мама бы нипочём не спустила отцу измен. Не тот у неё характер. Так что не выдумывай, ладно?

– А что, я не права? – спросила Мелисса. – И так всё ясно. Ты только приглядись – и всё увидишь. Впрочем, я понимаю его, ведь мама ведёт себя с ним как конченая сука. Интересно, она хоть раз делала ему минет?

– Я предпочитаю не думать о таких вещах, – буркнул Тед. – И не надо называть так маму.

– И напрасно не думаешь. Родители – такие же люди, как все остальные, – из плоти и крови, а папа ещё и темпераментный, как вулкан. Они, конечно, оба замечательные, но каждый по-своему. Папа у нас красавчик во всех отношениях. Мама… – Мелисса крутанула пальчиком, явно подыскивая правильное слово, – … тоже красотка, в том смысле, что умница, аристократка, элегантна по-настоящему и отцу точно никогда не изменяла и не изменит. Но друг с другом им хреново. Особенно старается мама. Ума не приложу, как папа с ней живёт. Иногда у меня создаётся впечатление, что они ненавидят друг друга. Ты, вообще, понимаешь, о чём я говорю?

– Понимаю. Не люблю я такие разговоры.

– Неженка, – сморщила нос Мелисса. – Тебе надо учиться преодолевать выстроенные сознанием психологические преграды и освобождать своё зажатое комплексами эго, иначе стресс неизбежен, а это чревато всякими неприятностями.

Она встала с шезлонга, на котором сидела уже бочком, явно собираясь уходить, наклонилась над Тедом и по своей давней привычке заговорщически прошептала:

– Стрессы, медвежонок, чреваты целым рядом болезней. Я тебе больше скажу – они чреваты импотенцией.

И, сделав страшные глаза, ушла.

– Куплю виагру, – ответил, скорее, самому себе Тед.

Как Молли может вот так, спокойно, говорить об интимной жизни родителей? Тед не мог, он даже думать об этом никогда не мог, всякий раз отгонял от себя подобные мысли, с тех самых пор отгонял, как стал подрастать и в их с сестрой жизни появились новые ощущения. А Мелиссе было хоть бы что. Она говорила о сексе между отцом и матерью спокойно, как могла бы говорить о посторонних людях. Обсуждала позы, которые они, возможно, предпочитают. Слова, которые должны говорить друг другу во время жарких любовных схваток. Частоту интимного общения.

Тед демонстративно затыкал уши, когда Мелисса заводила подобные разговоры. Он предпочитал принимать Стива и Маршу такими, какими запомнил их в детстве, и совсем не интересовался подробностями той части их жизни, что шла за сияющими белым лаком дверьми спальни.

Мама – самая красивая в мире. Она сдержанна и скупа на ласку, поэтому каждое проявление чувств с её стороны становится праздником. Мама учит, как правильно себя вести, она нанимает педагогов, ведь Тед и Молли в первые годы учёбы занимаются дома – ещё одна семейная традиция. Она всегда безупречно одета и причёсана, от неё приятно пахнет, она не повышает голоса, никогда не ругает и проводит воспитательные беседы в форме диалога. Тед многое запомнил о том, что можно и чего нельзя, именно из них.

Отец?

Тед страшно завидовал Стиву и одновременно боялся его, и страх этот был скорее иррациональным, чем основанным на конкретных причинах, ведь Стив никогда не давал ему повода бояться, не кричал на него, не был с ним груб и тем более не поднимал на него руку. Но он мог так посмотреть, что Теду сразу становилось не по себе.

В детстве он часто плакал вроде бы без повода, когда ловил на себе взгляд отца, а повзрослев, понял почему.

Недоумение.

При взгляде на Теда в глазах Стива всегда сквозило недоумение.

«Откуда ты такой взялся?» – вроде бы спрашивал он, и Тед сразу казался себе полным ничтожеством.

Несмотря на страх и зависть, Тед обожал Стива, считал его самым крутым чуваком в мире и за все годы жизни, а Теду было уже почти двадцать, ни разу не усомнился в своей правоте.

Соответствовать такому отцу было непосильной задачей. Спокойный и моментами даже флегматичный, Тед совершенно не походил на темпераментного и живого как ртуть Стива, и даже внешность у него была прямо противоположная отцовской: ниже отца почти на полголовы, более плотного телосложения, с симпатичным, но простоватым лицом, на котором мягко светились небольшие голубые глаза.

И вроде с такой же открытой, как у Стива, но одновременно застенчивой улыбкой.

– Вылитый Эндрю, – говорил про него Стив в беседах с Джанни.

Это было неправдой, Тед не был вылитым Эндрю. Обликом вроде похожий на деда-сенатора, на самом деле Тед был похож на Пита Дженкинса, своего деда с отцовской стороны. И, как выяснится позже, не только внешне, но и характером. Просто Стив почти не помнил отца, и ему в голову не пришло сравнивать своего сына с тем, кого он считал самым смелым, самым сильным и самым чутким человеком в мире, практически героем.

Он и вёл себя с Тедом соответственно. Лишь глянет на него мельком – и быстро отводит взгляд в сторону.

Как же мечтал Тед научиться у отца умению «так посмотреть»! Сколько раз он видел, как реагируют на взгляд отца те, кто попал ему под руку: дедушка Эндрю, к примеру, с которым у Стива с первых дней не сложились отношения, или ветреный и капризный Эд, дядя Теда, да и многие другие мужчины и женщины, посторонние и не очень.

«Эх-х, мне бы так научиться», – думал Тед, хотя знал, что никогда не сможет. И даже Мелисса не смогла бы. Она и сама это признавала.

– Я, конечно, крутая девчонка, но папа круче, – покачивая хорошенькой головкой, часто говорила она, и это было высшей похвалой, потому что дождаться, чтобы Молли признала, что есть на свете хоть кто-то круче её, было невозможно.