Читать книгу Собрание сочинений в шести томах. Т. 5: Переводы. О переводах и переводчиках - Михаил Гаспаров, М. Л. Гаспаров - Страница 44

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЕ ПЕРЕВОДЫ
БАЛЛАДЫ, 1

Оглавление

Эти стихи в переводе сокращены больше чем какие-нибудь другие. Я плохо знаю греческий язык, и Кавафиса читал только с помощью параллельных переводов. Они не могли передать главного во всяком поэте – языка. Где Кавафис архаичен, где прозаичен, где торжествен, где сух и, главное, зачем – я не знаю. Поэтому он всегда казался мне докучно многословным. Он походил на нашего Случевского – безъязычного русского Бодлера, поэта, который чувствовал мир как человек XX века, но был обречен говорить о нем громоздким и неприспособленным языком XIX века. Ни Случевский, ни тем более смутно расслышанный Кавафис в этом не виноваты: виновата смена вкуса, от риторики обилия – к риторике сжатости. Здесь только стихотворения на античные темы: чисто лирические стихи Кавафиса моему чувству недоступны. Стихи расположены в приблизительной исторической последовательности. О Демарате можно прочитать у Геродота, о риторе Героде Аттике у Филострата, о Либании у Либания; поэт Мелеагр – эпиграмматист из евангельской Гадары, а поэт Ламон выдуман. Деметрий – это Деметрий Полиоркет, царь без царства; Феодот – тот, который побудил последнего Птолемея зарезать бежавшего в Александрию Помпея в угоду Цезарю; Артемидор – тот, который в день убийства Цезаря подал ему письмо о заговоре против него.

КОНСТАНТИНОС КАВАФИС
Молитва

Утонул моряк, а мать и не знает,

И свечу пред Господом теплит,

И всепонимающими глазами

Смотрит на нее Богоматерь.


Фермопилы

Счастлив, кто стережет Фермопилы духа:

Помнит долг,

Справедлив и милостив,

Щедр в богатстве, щедр в бедности,

Сам не лжет, но прощает лгущих

И знает,

Что уже за спиною его – враги.


Измена

На брачном пиру

Пелея и Фетиды

Пел им Аполлон

О грядущем их сыне, о его

Светлом детстве, бранной славе, бесскорбной старости.


Ахилл погиб,

И Фетида билась в неистовстве,

А потом спросила:

«Где же был Аполлон?» —

И услышала: это он и грянул

В грудь Ахилла золотою стрелой.

Почему?


Троя

Мы как в Трое:

Окрыляемся малейшей удачею,

А потом Ахилл

Грянет криком – и мы трепещем.


Мы как в Трое:

Полагаемся на доблесть и смелость,

Но ударит рок —

И бежим мимо стен, как давний Гектор.


А со стен

Уж оплакивают нас Приам и Гекуба.


Итака

Когда встанет время отплыть в Итаку —

Помолись, чтоб долгим был путь,

И он будет мирным —

Потому что киклоп, лестригоны, Скилла

Не в морях, а в твоей душе.

Долгий путь,

Светлые заводи феаков,

Щедрые причалы финикиян,

Мудрые беседы египтян,

А Итака – вдали,

Ждущая тебя старцем,

Просветленным, умудренным, богатым,

Ибо лишь для нее,

Каменистой, убогой, скудной,

Ты поплыл стать таким, как стал.


Демарат

Демарат, спартанский изгнанный царь,

Живет советником при Дарии и при Ксерксе,

Готовит их войско для похода на Грецию,

Чтобы вернуть себе трон,

И молча знает,

Что победа останется за греками.


Эту тему придумал софист Порфирий

Для очередной декламации.


Эсхил («Сидонские юноши»)

Он велел написать на своей могиле:

«Я, Эсхил, славно бился при Марафоне».

Он хотел, чтоб читающие воскликнули:

«Но его трагедии еще славней!»


Артаксеркс («Сатрапия»)

Горько изнемочь

И прийти к Артаксерксу в Сузы,

И просить, и получить все просимое,

Потому что нужны тебе не сатрапии,

А лишь слово в похвалу твоему слову.


Лакедемоняне («Год 200 до Р. X.»)

«Александр, сын Филиппа, со всеми эллинами, кроме лакедемонян» —

Сказано в надписи.

Это правда:

Лакедемонян не было —

Никогда, ни с кем, ни за кем.

Это без них

Были Граник, Исе, Арбела, Индия,

Это без них

Маленькая Греция стала миром.

Мы ее наследники —

Александрийцы, антиохийцы, бактрийцы —

Александра, сына Филиппа, со всеми эллинами.

Кроме лакедемонян.


Деметрий

Македонцы предпочли Деметрию Пирра.

Деметрий снял златотканый плащ,

Надел темный

И ушел, как актер, сыгравший зрелище.

А народ обиделся: «не по-царски!»


Филэллин

Сделай лицо величественным,

Диадему на греческий лад,

На обороте какой-нибудь дискобол,

Надпись без напыщенности,

И обязательно причекань: «Филэллин».

Нечего смеяться,

Что от нас до них и горы и реки:

Так ведь пишут и те, кто подальше нас,

А захожие софисты бывают всюду.


Герод Аттик

Александр Селевкийский пришел в Афины,

А в городе никого:

Все ушли послушать Герода Аттика.

Александр ему пишет: «пусти хоть сотню»,

А Герод: «я вернусь, и со мной афиняне».

Много молодых

В Александрии, Антиохии, Бейруте,

Говоря в застольях о любви и мудрости,

Замирают на полуслове,

Вспомнив Герода Аттика,

Потому что куда он, туда и все.


Безымянный («Вот он»)

Человек из Эдессы сидит в Антиохии

И пишет, пишет: песнь восемьдесят третья.

Все давно опротивело. Одна надежда:

Лукиану приснилось: «Смотрите, вот он!» —

А он это услышит наяву.


Феодот

Если ты велик, победен и славен,

Вспомни: все равно

Дрогнет сердце, когда в Александрии

На кровавом блюде

Феодот

Поднесет тебе голову Помпея.


Если ты смиренен и мал,

Вспомни: все равно

Феодот

Уже, может быть, стучится в дверь соседа.


Цезарь («Иды марта»)

На пути ввысь

Осторожней ставь ногу,

Ибо на вершине

Ждет тебя Артемидор с предупреждением,

Которого ты не успеешь прочитать.


Александрия («Александрийские цари»)

Трое сыновей Клеопатры

Явятся народу в гимнасии —

Александр,

Царь парфян, армян и мидийцев,

Птолемей —

Финикийский, киликийский, сирийский,

И Цезарион, царь царей,

В розовом шелку, в аметистах

И сапфирах, в жемчугах и венке.

Все это – звук пустой,

Но под синим небом

Почему бы не прокричать им славу

По-еврейски, по-коптски и по-гречески?


Антоний («Дионис покидает Антония»)

Ночью,

Слыша музыку и пение в темноте

Уходящей от тебя Александрии,

Радуйся,

Что она почтила тебя собой,

И, давно готовый,

Вслушивайся,

Прощайся

И не думай, что это сон.


Юлиан («Ты не познал»)

Юлиан сказал о Христовых книгах:

«Прочитал, познал, не признал».

Твой Сократ тебе ответил бы:

«Не признал – значит, плохо познал».


Юлиан, посвящаемый в таинства

Вдруг

Темнота подземелья просияла

Несказанными бесплотными ликами —

Дрогнул Юлиан и невольно по детской привычке

Перекрестился.


Все пропало, и вновь настала тьма.


Он сказал:

«Мне страшно:

Эти светлые исчезли от ужаса

Пред крестом».


Но посвящающие ответили: «Нет:

Они исчезли

Из презренья к твоему малодушию».


Симеон

Да, я знаю эти стихи и прозу —

Получше Либания, похуже Мелеагра, —

Но сейчас мне не до них.

Я случайно

Проходил мимо Симеонова столпа.

Христиане толпились, молились, млели,

А я вздрогнул: нас

Еще не было на свете, а он

И стоял, и стоит тридцать пять лет

На столпе, чтобы ближе слышать Бога.


Но из поэтов я больше люблю Ламона.


Посидония

В городе Посидонии

У Тирренского моря

Жили древние греки,

Но потом смешались с тирренами,

Забыли обычаи и язык

И лишь раз в году

Собирались на греческий праздник,

Садились в круг,

Вспоминали слова, кто какие знал,

Горько плакали,

А потом расходились по домам.

Так об этом сказано у Афинея.


В ожидании варваров

– Отчего народ в перепуге?

     – Идут варвары, скоро будут здесь.

– Отчего сенаторы не у дела?

     – Идут варвары, их и будет власть.

– Отчего император застыл на троне?

     – Идут варвары, он воздаст им честь.

– Отчего вся знать в золоте и каменьях?

     – Идут варвары, они любят блеск.

– Отчего ораторы онемели?

     – Идут варвары, они не любят слов.

– Отчего не работают водопроводы?

     – Идут варвары, спрашивайте их.

– Отчего все кричат и разбегаются?

     – Весть с границы: варвары не пришли,

          Варваров вовсе и не было.

Что теперь будет?

С варварами была хоть какая-то ясность.


Предстоящее

У Аполлония Тианского сказано:

Боги знают грядущее,

Люди настоящее,

А мудрецы предстоящее —

То, что на пороге, всего страшней.


Собрание сочинений в шести томах. Т. 5: Переводы. О переводах и переводчиках

Подняться наверх