Читать книгу Дни силы и слабости - Юлиана Яроцкая - Страница 8

Матильда внимательно изучала лицо брата. Оно было вроде бы каменным, но она видела, чувствовала, угадывала, сколько эмоций скрывает эта каменность.

– Сгорел, значит. – Сенк распрямился, взирая на квакегер сверху вниз.

– Что будешь делать?

Он прошелся по кухне в одну сторону, потом – в другую. Потом снова остановился у стола.

– Вот же ж черт.

– Это не ответ на мой вопрос! – резонно заметила Матильда.

Сенк считал с максимально доступной ему скоростью время. Сегодня суббота. Работы нет. Потом – воскресенье. До среды остается три дня. А в понедельник его ждут на работе. Работа несовместима с подготовкой к бегству. Если взять отгул? За свой счет? На эти три дня? Или рискнуть? Исчезнуть без предупреждения? В голове зародилось мерное гудение. Если сейчас не выпить обезболивающее – начнется катастрофа.

Он еще раз перечитал записку и нахмурился.

– Ты нахмурился! – это прозвучало как обвинение.

– Я знаю, – свою невольную слабость он компенсировал ровным, даже скучным голосом. Еще буквально вчера, сидя в своем офисе, он прочел статью о «напряженной ситуации на востоке», которая грозила взрывом. Вечером того же дня Берта принесла записку, которая дублирует смысл статьи. А сегодня он прочел об этом еще и в газете. В бумажной газете. Сегодня суббота. Денег хватит на несколько дней, но ведь предполагалось, что они пойдут на другое. Сейчас гудение стихнет.

Доставать деньги буквально из воздуха Сенк очень хорошо умел, но это было хлопотно и порой опасно. В данном случае необходимость в непредвиденных расходах тянула за собой необходимость в непредвиденных доходах. И на этот раз коммерческие махинации его не спасут: во‑первых, потому что суббота как базарный день уже почти закончилась, а во‑вторых, потому что таких сумм с кондачка не достанешь даже на Черном Рынке.

В последний раз крупные деньги в один присест были нужны на похороны родителей. Сенк чуть умом не тронулся, когда за два дня ему пришлось где‑то раздобыть двадцать шесть тысяч франков. Ему было двадцать с лишним лет. Он работал перегонщиком автомобилей из‑за границы. Его шеф подыскивал среди обитателей города Ж богатых бунтарей, которые хотят ездить на редких иномарках, сдирал с них втридорога и с помощью таких, как Сенк, доставлял товар из любой точки континента. Отправляясь за автомобилем, Сенк всегда обходился только своим рюкзаком. Носки, трусы, квак и дорожная шоколадка. Он возвращался буквально через несколько дней. Мама ворчала, что это небезопасно и рано или поздно он попадется.

В один прекрасный день случилась катастрофа. Шеф опять нашел орду богатых клиентов, поручил Сенку собрать с них плату и отправляться за машиной. В Швецию. Тот послушно пригласил клиентов в бар, мило побеседовал с ними, забрал деньги, передал шефу и поехал забирать авто. Все было, как всегда. Но, как только Сенк добрался до пункта назначения, оказалось, что никакой машины там нет. Его там не ждут. А шеф загадочным образом пропал – естественно, вместе с деньгами.

Сенк представил, как является на встречу с «богатыми‑капризными» покупателями и говорит, что вот, мол, ни денег, ни машины вы не получите. «Шеф и все – пропало». Представил, как они побледнеют. Возмутятся. Начнут угрожать. Потом сделают вид, что прощают и молча выйдут из бара. А вечером, когда он будет возвращаться домой, его подстерегут в каком‑нибудь переулке двое сильных и злых мужчин – и все. Конец Сэмюэлу Реймеру.

Но этого не произошло. Клиенты действительно возмутились и стали угрожать, но Сенк честно пообещал, что отдаст им долги из своего кармана. Они, разумеется, не поверили – потому что такую сумму гражданин города Ж и за две жизни не заработает – но поутихли. Смирились с поражением и послали Сенка на все четыре стороны. (Согласитесь, это лучше, чем смерть в подворотне от рук неизвестных.) Но он честно следующие несколько лет работал по шестнадцать часов в день только для того, чтобы отдать долги.

В тот же день в автокатастрофе погибли родители Сенка. Дома его ждала пятимесячная Матильда и письмо из больницы, в которой констатировали смерть. В конце письма печатными буквами на него смотрела сумма, в которую выльются эти две смерти. Сенк выругался, попросил соседку посидеть с Матильдой и пошел искать работу, а лучше – две. Государство уже спешило выставить счет. Две тысячи – отвезти тела в морг, тысяча – раздеть, тысяча – омыть, тысяча – обработать, две тысячи – отвезти на кладбище, по две тысячи социальным работникам на чай (при средней зарплате сто франков на человека), пять тысяч – место на кладбище, полторы – на венок… «Мы слишком бедны, чтобы умирать», – подумал Сенк.

Он продал родительскую квартиру, поселившись с сестрой в хостеле, и несколько лет работал, чтобы раздать все долги. Аккаунт под чужим именем на апворке, липовое резюме, наивные клиенты. За это время он успел обрасти в сети репутацией программиста, который умеет все что угодно – на деньги нынешних заказчиков, чтобы расплатиться с предыдущими.

С тех пор прошло восемь лет. Еще ни разу ему не приходилось повторять тот опыт. Даже сейчас положение дел было не таким критичным. Ему опять нужны деньги. Много и сразу. И добыть их надо сверхоперативно. Если верить, что написанное на этом листочке, – правда.

Тишину раздумий оборвал резкий звонок в дверь.

– Посмотри, кто это.

Матильда послушно помчалась в прихожую. Меньше всего Сенк сейчас хотел отвлекаться на ненужные визиты.

– Это жена почтальона.

Сенк поднял брови.

– Серьезно? Открывай.

Он машинально убрал со стола квакегер и спрятал в ящик рядом с раковиной. Он всегда делал это, когда в квартиру стучали посторонние. Незачем им знать.

– …спасибо, Матильда.

Из прихожей послышался мягкий женский голос, и в комнату вошла невысокая пожилая женщина с маленьким, подвижным лицом. Высокие скулы. Чистая светлая кожа. Мимические морщинки в уголках губ. Мешковатое пальто, белая вязаная шаль. Она напоминала зверька из добрых детских сказок.

– Сэмюэл, доброго времени суток! Я как раз к вам.

– Здравствуйте, Берта. Присаживайтесь, – Сенк вежливо пододвинул к ней табуретку.

– Нет‑нет, я буквально на пару минут. Вы прочли записку?

– Да, и, я полагаю, вы тоже ее прочли. – Сенк говорил своим фирменным каменным голосом.

– Это моя обязанность, – она опустила глаза, но сразу же подняла обратно, – я, собственно, по этому поводу и пришла. У меня еще одна, такая же. На ваше имя. И письмо. Может быть, я могу вам чем‑то помочь?

Сенк взял у почтальонши записку и конверт, поднес к глазам и внимательно рассмотрел.

Матильда тем временем рассматривала пожилую даму, словно забывшую переодеться после спектакля актрису. Шаль заколота старинной брошью. Брошь явно княжеская. Во времена бывшей империи подобные украшения были симптомами хорошего вкуса и богатства, но сейчас на них и внимание мало кто обратит. Тяжелая сумка через плечо. Седые волосы собраны в узел. И при всем при этом – совершенно детский, растерянный взгляд.

На Берту Фриман даже пес никогда не лаял.

– Помочь? Мне? В прошлый раз вы принесли мне анонимную депешу о том, что в стране начинается война. А в позапрошлый – уведомление об обвинении в саботаже, потому что я не хожу на выборы. Не обижайтесь, Берта, но ваши визиты ничего хорошего нам еще не сулили.

– Война?! – лицо старушки вытянулось, глаза округлились. – Ох, Сэмюэл…

– Пустяки. Чья‑то глупая шутка.

Сенк решил заранее предвосхитить все нехорошие мысли в его сторону.

– Нельзя так шутить…

– Ну, я тут и ни при чем. Это ж не я писал.

– Я понимаю. Но и вы поймите, что же мне делать с вашими записками. Сейчас‑то на мне забота о хлебе насущном. Муж мой совсем плох стал со своей мигренью. Да и возраст уже не тот. Вы мне лучше скажите, как у вас с деньгами‑то. Разберетесь?

– Да уж как‑нибудь разберусь, – буркнул Сенк. Его удивила фраза о мигрени. Она ведь не передается воздушно‑капельным путем. Она вообще никаким путем не передается.

– Да еще эти шутники, чтоб им скисло. Так и до инфаркта недалеко. Может, мне попросить социальных работников…

– Не может.

– Но вам же надо…

– Не надо. – Он был резок. – От социальных работников, извините, еще меньше добра, чем от вас.

– Вы мне вот что еще скажите, – она медленно приблизилась, блуждая взглядом по сторонам, – от кого все‑таки записка? Меня начальство спрашивает, а что я отвечу?

– Отвечайте, что это не их собачье дело.

– Бог с вами, нельзя же так, – почтальониха была образцово‑показательной.

– Берта, родненькая, ну неужели вам так сложно соврать что‑нибудь своему начальству? Что, все эти студенты, которых они нанимают на треть ставки, как и вы – юродиво честны? Или вам доплачивают за честность? Я не прав? Кто там у вас страдает параноидальным синдромом? – все это Сенк говорил неприступным, словно крепость, голосом. Ровным, решительным. – Тем более, это ж такая мелочь.

Жена почтальона снова отмахнулась.

– Ну поверьте мне, – он смягчился, – нету здесь никакой уголовщины. Уймите свое криминалистическое воображение! Разве я похож на мафиози?

– Да что вы, но…

– Вот и супер. Всего вам доброго, Берта. Хорошего вечера. – Ему не терпелось избавиться как можно скорее от Системы, не в меру навязчивой, даже в лице этой милой пожилой мадам. Гнев из‑за несправедливости. Кому там на почте не понравились его записки? Их текст никого не касается.

– До свидания… – жена почтальона, расстроенная и растерянная, медленно побрела к двери. Чувство, что ее только что выгнали такие добрые с виду люди, целиком охватило ее. Она начала чувствовать приближение головной боли. Наверное, мигрень.

Сенк уважал стариков. Но когда в них зарождалась возрастная слабость духа (то бишь сила предрассудков), его утомляло даже непродолжительное общение с ними. Если сравнивать его сестру и Берту, то скорее уж восьмилетняя девочка узрит Истину, чем почтальониха с накопленным годами мусором. Доверчивость Матильды позволяет беспрепятственно видеть правду. Доверчивость Берты позволяет ей слепо верить в ложь. Разница не только в возрасте, но и в чем‑то еще…

Дождавшись, когда дверь за Бертой закроется, а ее шаги на лестнице стихнут, Сенк, уставившись в центр стола и расфокусировав взгляд, продолжил ход своих мыслей.

– Вторая, говорите…

Он расковырял клеевой слой, развернул бумажный лист. Его содержание, как и в прошлый раз, было более чем претензионным: «В среду, 12 сентября, начнутся военные действия в черте города Ж». И все. Ни подписи, ни печати, ни древних рун.

– Как я люблю немногословных людей.

Сенк начинал чувствовать раздражение.

– Что там? – спросила Матильда.

– Пока не знаю. – Он согнул бумажку, подошел к столу, где уже была небольшая стопочка корреспонденции от Берты, положил рядом. – Почему именно в среду? Почему не во вторник? Кто так решил?

– Что – в среду? – не унималась Матильда.

Сенк очень не любил делать выводы без достаточных причин. А в данном случае – делать выводы на пустом месте. Ни одно событие, и уж тем более – такое масштабное, как военные баталии, не может начаться только потому, что кому‑то пришла записка.

Он читал об этом сегодня в газете. Вчера он тоже слышал об этом. Но слышал совершенно по‑другому. К полудню в пятницу он пришел в офис – Big Data Analyst является на работу последним. Ему от дома минут двадцать пешком. Опаздывать сам бог велел.

Контора, в которой трудился Сэмюэл Реймер, была маленькой. Все друг друга знают. С шефом здороваются за руку. Программисты, сисадмины и дизайнеры встречаются на общей кухне и пьют кофе. Сенк редко участвует в их болтовне. Приходя на работу, он минует кухню, уворачивается от предложений выйти покурить, не останавливаясь здоровается с коллегами. Пока не дойдет до своего стола и не поставит на пол рядом с ним рюкзак. Стол аналитика больших данных – островок порядка в океане других столов. Соседи по отделу имеют странную привычку вываливать на свои столы всякий хлам. У системных администраторов столы завалены запчастями техники всех мастей, проводами и инструментами для манипуляций с ними. Носителями информации. Навигационными блоками от чужих кваков, которые эти люди разбирают каждый божий день, доводя до такого совершенства, что сам черт в них ногу сломит и ни за что не соберет «как было». Воистину, чужой квак – потемки.

На столах дизайнеров полно всякой бесполезной чепухи. Растения в вазонах. Резиновые лягушки. Стопки бумаги, карандаши, блокноты. Бумажные самолетики. Кубики‑рубики‑сломай‑зубики. Дизайнеров с их столами начальник отдела благоразумно посадил как можно дальше от общей зоны – чтобы их птичий гомон не отвлекал от работы взрослых. У последних, кстати, столы выглядели пристойнее: наушники, тарелки с печеньем и ряды немытых чашек.

Стол аналитика больших данных был пустым. Всегда.

Сенк очень тщательно следил, чтобы в его пространство не вторгались посторонние люди, предметы, слова, звуки – вообще все постороннее. Наушники – с шумоподавлением, как для стрельбы. Самые‑самые. Он доставал их из ящика, надевал на голову, а в конце дня снимал и клал обратно. Монитор, висящий в сантиметре от поверхности стола, Сенк лично протирал от пыли. На выдвижной полке внизу – клавиатура и тачпад. Все.

Коллеги удивлялись, как он обходится без привычных офисных вещей. Без бумаг, ручек, стикеров. Это же невозможно! Раньше ему советовали – заведи ежедневник. Или блокнот. Или списки дел. Считалось, что это повышает производительность, делает рабочий день организованным. Сенк в первую очередь смотрел на тех, кто ему это советует. И молчал. Все они казались посредственностями. Обычные менеджеры, обычные рекрутеры, ничем не примечательные аквариумные рыбки, которым нравятся списки дел. Сенк не прислушивался к советам, исходящим от неинтересных ему людей.

Однажды он поддался и таки завел себе ежедневник – в порядке эксперимента. И носил его каждый день на работу. Пока не выяснилось, что вся информация – в том числе о его собственных делах на Черном Рынке – утекла в почтовый ящик шефа. Сенк подозревает, что этому способствовали именно те, кто советовал ему все записывать. Шуму эта история наделала много. Тогдашнее начальство было суровым и ужасно законобоязненным. Разбирались с полицией. Сенк еле выкрутился. С тех пор, кроме «фиолетового списка» и папки с документами, бумажных носителей в его жизни не было.

В полдень пятницы он, как обычно, дошел до своего стола, включил монитор, сделал себе чай и открыл ленту новостей. День обещал быть ленивым. По пятницам никто не занимается важными делами. Можно почитать новости. Сенк всегда читает новости. И не потому, что ему интересно, какой политик кого избил и кто с кем судится. Ценность – в другом. Очевидно ведь, что новости пишут для того, чтобы их читали. Это продукт, цель которого – приносить доход, а не говорить правду. Сенк читал их для того, чтобы знать, каким видится мир неискушенному потребителю. Во что сейчас верят массы. Чего они хотят и чего боятся. (Чтобы при случае ввернуть острую фразочку – несомненно.) Они верят в это. Они верят в новости, потому что опасаются упустить что‑то важное. Что‑то, что заденет непосредственно их. Хотя, будем честны. Новости задевают лишь тех, о ком они написаны: политиков, спортсменов и звезд шоу‑бизнеса. И то не всегда.

Читая ленту, Сенк наткнулся на репортерскую статью о вооруженном конфликте на востоке страны. Там ситуация тревожная уже несколько лет, но ничего не меняется – поэтому все расслабились, перестали ждать изменений. Ну а что такого? Ничего страшного до сих пор не случилось. Журналисты переключились с этой темы на более резонансные. Министр обороны пинает балду.

Репортерский лепет обещал наступления отрядов противника на столицу и захват прилежащих территорий. Как только все привыкнут к тому, что «на востоке что‑то неспокойно» – это «неспокойно» превратится в большой Бум. Потому что долговая яма, в которой сидит наша славная родина, уже настолько глубока, что выбраться из нее самостоятельно мы не сможем никогда. Даже если в следующие сто‑двести лет будем весь свой доход отдавать на выплату долгов.

Сенк отхлебнул чаю, потер левый висок и открыл следующую новость. (Чего еще ждать от прессы, которой рулят выпускники университета Руссо?) Перед тем, как продолжить чтение, он отвел взгляд от монитора и несколько секунд изучал строгое платье менеджера Клары, которая сидела через два стола от него и смотрела какое‑то видео по сети. Милая девочка.

В офисе стояла солнечная тишина, какая бывает только в пятницу, и все так добры и ленивы в предвкушении выходных.

Вспоминая об этом, Сенк был уверен, что что‑то пропустил. Или чего‑то не заметил. Не может же быть все так очевидно. Он продолжал таращиться на заказную записку, принесенную Бертой. Непонятно, от кого и непонятно, для кого – Сенк не был уверен, что она адресована именно ему. Но игнорировать подобную информацию нельзя. Считать ее достоверной – тоже нельзя. Значит, нужно действовать 50/50. Идти посередине. Чтобы в любом случае не попасть под удар. Нужно сделать так, чтобы не пострадать, окажись эта записка правдивой, и не пострадать, окажись она ложной. Быть готовым к любому варианту, пока ветер не начнет дуть в одну из сторон и не покажет, куда бежать.

После записки Сенк перешел к письму. Его содержание тоже было безрадостным, но касалось оно не войны.

– Матильда, как ты думаешь, здравомыслящему человеку сейчас легко расставаться с недвижимостью?

Матильда заколебалась. Она не была уверена, что это был вопрос, и что он адресован ей.

– Ну, смотря о ком ты говоришь.

– А как ты думаешь, мы сможем найти за ночь покупателя чужой квартиры, от которой у нас даже нет ключей?

Вот теперь Матильда была уверена, что это не вопрос. Это просто мысли вслух. Смелые мысли вслух.

– Сможем… – сам себе ответил Сенк, – но искать надо среди тех, кто поймет специфику жанра.

– Будешь звонить чувакам из «фиолетового списка»?

Сенк с горечью вспомнил о сгоревшем квакегере.

– Ну, позвонить я им уже не смогу, а вот съездить… поговорить по душам… может, выпить… это же сделка.

– Хочешь сказать, что сегодня я опять буду одна?

Сенк помолчал.

– Да. Именно это я и хочу сказать.

Он отвлекся от созерцания стола и подошел к буфету. План созрел, остался пустяк – взять и сделать.

– Чью квартиру ты собрался продавать? Нашу?

Сенк улыбнулся.

– Я не настолько пал, чтобы торговать квартирами, которые арендую. Но я знаю человека, который наверняка сейчас хочет продать свою собственную. Хочет, но не может. А я – могу.

Он достал из буфета записную книгу с «фиолетовым списком». Полистал. Затем очень серьезно посмотрел на сестру.

– Запомни: никогда так не делай.

– Уметь надо, делать – нельзя?

– Именно. Мы так поступаем, потому что по‑другому просто не получится.

Он еще немного помедлил. Поскреб ногтем нижнюю губу, постучал по раскрытой ладони корешком блокнота.

– Как ты думаешь, мы можем наделять себя полномочиями авансом?

– Хватит говорить о себе во множественном числе. Я‑то все равно в твоих делах не участвую. – Матильду обижало, когда с ней не считаются.

– Возможно.

Сенк закрыл буфет, взял записную книжку, затем достал из шифоньера рюкзак и бросил туда «фиолетовый список». Потом достал из ящика мертвый квакегер, упаковал его туда же, застегнул молнию и орюкзачился.

– Ну, я пошел.

– Давай.

– Если я не вернусь, помни: я завещаю тебе в течение завтрашнего дня доесть суп. А то он испортится.

– Возможно.

Сенк с кривой ухмылкой обулся и вышел из дома. До ночи было еще далеко, но настроение уже было таким паршивым, что хотелось запереться в своей ванной, закрыть глаза – и чтобы больше никто не трогал. Никаких соседей, бомжей, черных торговцев, почтальонов с их женами, чужих квартир. Надо было рождаться в другое время и в другой стране – это Сенк понимал как никогда. Не то, чтобы раньше было лучше. Скорее наоборот. Он уже не застал того времени, когда было действительно лучше. Раньше, бывало, приходилось работать по шестнадцать часов в сутки только для того, чтобы расплатиться с долгами. Со своими же долгами. Выбрался. Оглянулся на яму, отряхнул джинсы. Решил больше никогда туда не падать.

Он застегнул темно‑зеленую куртку. Серый предвечерний сентябрь напоминал зиму. Или совсем позднюю осень. В соседнем дворе залаяли собаки.

Начал моросить мелкий, почти воображаемый дождь.