Читать книгу Гладиатор. Возвращение - Алекс Чер - Страница 11

– Нет. Не Полина.

Я слышу этот голос или он мне мерещится?

– Вика?! – От лекарственной сонливости в глазах плывёт, но, чёрт побери, это она! – Девочка моя!

Она бросается мне на шею быстрее, чем я успеваю подскочить.

– Алекс!

И я слышу её дыхание, частое, прерывистое. Чувствую её духи. И словно пахнет весенним городом, и зеленью юной листвы, и клубничным вареньем, и сеном, и домом, и счастьем, и свободой – всем, что я так люблю. И немного жареной капустой. Но это явно из коридора.

– Ну-ну, – глажу её по спине. По такой худенькой спине, с выступающими позвонками, словно её год не кормили. – Не надо плакать, сокровище моё. Всё хорошо. Теперь точно всё хорошо. Ай! – дёргаюсь от ледяных пальцев, которыми она меня ущипнула.

– Это тебе за Полину! – отстраняется она, вытирая слёзы.

– Это медсе… – Чёрт, да зачем я вру-то! – Она…

Но тонкий пальчик накрывает мои губы.

– Тс-с-с! Всё потом.

«Ну, потом так потом», – целую я этот любимый пальчик. И этому миру словно добавили красок. Белоснежная белизна потолков. Слепящая яркость ночника. И этот вечер за окном или ночь… господи, какая разница, когда она рядом. Рядом!

– Ты вернулась? – перехватываю её руку и прижимаю к щеке. Но моя девочка морщится от колючей щетины, поэтому спускаю её пальцы ниже, к горячей шее.

– Я не могу без тебя.

– Я тоже, – тяну её за руку к себе, укладываю на груди, целую в макушку, но она поднимает голову и тянется к губам.

«Девочка моя! В этом мире есть что-нибудь слаще твоего поцелуя?»

Они нежные, мягкие, такие желанные, её губы. Я так по ним скучал! По их влажности, податливости, сочности. Они как живой источник. Я прижимаю её к себе и растворяюсь в ней… Но она снова отстраняется.

– Кстати, давно хочу тебе сказать: ты не умеешь целоваться, Алекс Берг.

– Что?! Я не умею целоваться? – я отодвигаю её от себя, чтобы посмотреть в эти бесстыжие глаза. – Да, я… Да у меня…

– Ну, видимо, просто ни одной из твоих Полин не хватило смелости сказать тебе правду, – нагло лыбится она и не думая извиняться.

– Ах так? Ну-ка иди-ка сюда, – я пытаюсь её поймать, но момент упущен. Дёргаюсь, но боль в едва заживших рёбрах заставляет только что не взвыть. Хватаюсь руками за живот, а эта зараза и не думает меня жалеть. Нет, ну надо же! Я, оказывается, не умею целоваться! Ладно, я поправлюсь и покажу ей, как я это не умею!

– А уютно тут у тебя, – обходит она палату, заглядывает в ванную, поправляет одеяло у меня в ногах. – Я привезла телефон и одежду. Но зачем они тебе?

– Ты была в своей квартире?

– Да, Алекс. Сволочь ты всё-таки, – садится она мне на ногу.

– Я сделал всё, что мог, – развожу руками и едва сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться и не сморщиться. Больно, костями-то, сколько бы бараньего веса в ней ни было. И понимаю, за что я её так люблю. Вот за эту независимость. За упрямство. За непокорность. За адский адреналин, на который я подсел однажды и, видимо, навсегда.

– И скрыл. И промолчал, – ёрзает она и явно специально, зараза.

– Я люблю тебя, дурочка! Я бы никогда не позволил потерять то, что тебе так дорого.

– Но если ты думаешь, что я сейчас растекусь лужицей, или надеешься получить снисхождение, потому что болен, – она всё же сползает на кровать с моих ног и наклоняется, всматриваясь в моё лицо. – То сильно ошибаешься.

– Если бы я хоть на секунду поверил, что имею на это право, на твою пощаду. На жалость. На помилование, – сжимаю я её плечи двумя руками и тяну к себе за тонкие косточки.

Боже, как я по ней скучал! Я это понимаю только сейчас, когда она рядом. Когда так взлохмачены её длинные каштановые волосы. Так невыносимо пронзителен её взгляд. Дикая. Сумасшедшая. Моя.

– Поехали домой, а? – я умираю от её близости. И первый раз за последние два месяца чувствую свои яйца. Их словно оторвали, когда она уехала. И вот они снова здесь – болят, сжимаются, мечтают разрядиться не просто где-нибудь под душем, а в её теле. В её долгожданном теле.

– Хитрец, – замирает она в нескольких сантиметрах от моих губ. Так близко, что я чувствую её дыхание. – Ну уж нет. Я хочу насладиться этим зрелищем сполна: как ты лежишь под капельницей. Обработать твои раны каким-нибудь едким раствором. Поставить тебе утку. Покормить с ложечки.

– Жестокая. Нравится видеть меня страдающим?

– Никогда. И только от моих рук. Я люблю тебя, Алекс. Больше жизни люблю. Но унизительной жалости от меня ты не дождёшься. Одевайся, если хочешь домой!

Она не вырывается. Я просто её отпускаю, и она встаёт, чтобы подать мне одежду. Чтобы поцеловать меня в плечо, когда я снимаю больничную тряпку. И во второе, когда я перевожу дыхание, так как любые движения, а особенно взмахи руками, пока даются мне непросто. Я сделаю всё, что она скажет, я пойду за ней как крыс за волшебной дудочкой Нильса, не спрашивая зачем, не думая о том, куда мы идём. Она – смысл моей жизни. Её соль, её свет. Без неё темно и невкусно. Без неё – смерть. Но с ней… я хочу жить.