Читать книгу Сочинения в трех книгах. Книга первая. Повести - Мария Беседина, Александр Горохов - Страница 22

Тамары на работе не было. Направили в поликлинику проходить обязательную медкомиссию.

Суть этой комиссии сводилась к проходу без очереди в кабинеты разных врачей и немудреному диалозу «на что жалуетесь – ни на что – пригоден». А также к продырявливанию дырки в пальце и выжиманию из него крови в стеклянную трубочку.

Во время очередной медкомиссии Филя имел глупость пошутить по этому поводу, строго глядя медсестре в глаза:

– Так это вы высасываете кровь у христианских младенцев?

Та оказалась дурой, побежала жаловаться, и Филе чуть не закатали в медицинской карте: «Непригоден». Повезло, что главный врач оказался мужиком с юмором и, оставшись после слезной истерики медсестер и врачих в своем кабинете наедине с Филимоновым, подмигнул ему, достал из сейфа пузырек со спиртом, налил в две рюмки, сказал:

– Ну что, младенец, кровь христианских детей, говоришь, пьем? Ну, разбавим по чуть-чуть. Если что, заходи, пока эти стервы не сожрали, помогу, – потом подписал филимоновскую медкарту и отпустил того с богом.

Вспоминая эту историю, Филя, наверное, улыбался, потому что сидевший рядом завгруппой Николай спросил:

– У тебя что, Александр, голова после вчерашнего не болит? У меня так просто раскалывается.

– Ты же вроде почти не пил, – удивился Филя.

– Черт ее знает. Иногда ведро выпьешь и ничего, а иногда, как например вчера, три рюмки – и раскалывается. Какой-то дурдом.

Филя, посмотрев на его измученную физиономию, достал из лабораторной аптечки цитрамон.

– Прими, полегчает.

Тот вздохнул, выпил пару таблеток и отправился заниматься своим любимым делом – покурить.

Филимонов тоже поднялся и отправился в подвал.

Работа в подвале кипела. Татьяна и Галина делали навески новых рецептур. Иван Васильич, числившийся в группе слесарем, а на самом деле занимавшийся абсолютно всеми делами, связанными с проведением экспериментов, прессовал заготовки. Токарь Володя вытачивал из этих заготовок кольца – элементы трения для испытаний на стенде. Вдобавок ко всему стенды равномерно жужжали.

– Александр Петрович, как вам новенькая завгруппой? – сверкая карими глазками, начала Галина.

– Мы слышали, что она не замужем и папа солидный дядя. Почти директор, – поддержала подруху Татьяна, – уж если мы вам безразличны, то хотя бы на нее обратите внимание.

– Вы же замужние, – удивился Иван Васильич.

– Из-за такого завгруппой можно и развестись.

– Гляди, Татьяна, скажу твоему супруху, что пристаешь к неженатым мужчинам, выпорет, – пригрозил Иван Васильич.

– Скорей бы, – подыгрывая ему, Татьяна томно вздохнула.

– Не смейтесь над влюбленным, – укорила их Галина.

Все засмеялись.

– Накаркаете, – отрезал Филя.

Филимонову стало неловко за свою бездеятельность, и он, взяв последнюю партию испытанных на стенде колец, отправился к верстаку вырезать из них образцы для микроскопических исследований.

Дело это было хитроумное. Он сам придумал такую методику, чтобы не испортить поверхность трения и прилегающие к ней слои.

Если делать образец так, как это делали раньше, до Фили, то смотри хоть в световой микроскоп, хоть в электронный, а увидишь все равно не то, что надо. Увидишь поверхность среза, затертую и замазанную. Увидишь следы от пилы, ножа, чего угодно еще. Его методика позволяла, подрезая почти весь образец, скалывать его у самой поверхности трения, предварительно охлажденной в жидком азоте. На таком сколе и можно было при огромном навыке понять, что происходит с поверхностью трения, как влияет на нее рабочая жидкость, и многое другое.

Года два назад Филя торчал все свободное время у электронных микроскопщиков. Подружился с ними. Ребята там работали интересные, фактически научная элита института, и Филе было у них приятно посидеть поболтать не только о микроскопах, но и вообще.

Там он впервые для себя сообразил, что в электронный микроскоп можно увидеть все что угодно. Все, что захочешь. И при научной нечистоплотности подтасовать любые данные и «обнаучить» их. Поняв это, Филя еще больше стал уважать этих ребят. Многие из них были неостепененные, но не поддавались соблазну сделать вместо нормальной диссертации скороспелую халтуру, надергав плохо проверенные данные и подкрепив их электронно-микроскопическими подтасовками.

К своим данным он тоже стал относиться строже. И это потом, при защите, помогло ему. На каждый вопрос был у него проверенный, обстоятельный и многократно подтвержденный ответ.

Вырезав образцы, Александр отправился в препараторскую. Там подготавливали поверхности образцов для просмотра на микроскопах. Для электронных на поверхность напыляли тончайший слой подложки, делали реплики и прочее, и прочее.

Захватил Филя в стендовом зале и журналы с результатами испытаний.

Разобравшись с образцами, он поднялся в свою комнату, включил компьютер и задумался. Мысли его, к печали начальства, были далеки от обработки эксперимента и выполнения темплана.

– Чокнулись они все, что ли, – ворчал Филимонов, – женись, не замужем, девка красивая, папа богатый. Достали!

Но в голове уже ворочался этот червяк. Уже окукливался.

В комнату вошла Тамара. Прохладный ветерок от открытой ею двери разнес по комнате все тот же приятный запах сирийских духов.

– Привет, – сказала она, снимая плащ, и улыбнулась. – Как дела?

Проходя мимо Филимонова, на секунду остановилась, чмокнула по-дружески его в щеку и прошла к своему столу.

– Как медкомиссия? – спросил Александр. – Жить будешь или крышка?

– Сказали, что пока буду. А еще главрач рассказал, что ты пьешь кровь христианских младенцев натощак, и просил передать привет.

– Помнит, – Филя улыбнулся. – Ну, давай.

– Что давай?

– Привет.

Тамара открыла сумочку, заглянула в нее. Сделала растерянные глаза:

– Потеряла.

– Придется вечером вместе искать.

Александр не ожидал от себя этой фразы, в глубине души не хотел ее говорить и тем не менее сказал.

– Хорошо, – согласилась Тамара. – В семь возле театра.

Александр согласно кивнул.

Время было предобеденное. Начинать обсчет результатов стендовых испытаний было бессмысленно. Пока вникнешь, пока разберешься – обед. Потом все заново начинай.

Филя поглядел на монитор, лениво пошмыгал мышкой по коврику. Экран ожил, зазеленел, засверкал, как генеральский мундир орденами, иконками. Александр вздохнул, подвел стрелку к надоевшему пасьянсу. Щелкнул мышкой два раза. Карты беззвучно разложились в «Косынку».

«Если сразу сойдется – пойду к театру, – решил он. – А если нет – завяжу».

После трехминутного перетаскивания карт «Косынка» сошлась.

– Зараза, когда надо, сроду не сойдется, а тут с ходу.

– Шура, ты обедать собираешься или тебя на банкет повезут в «мерседесе»? – приоткрыв дверь и не заходя в комнату, продекламировал Палыч.

– Иду, родимый, иду.

Филимонов выключил компьютер и отправился догонять приятеля, оставившего дверь полуоткрытой «с целью ускорения процесса выхода Фили из комнаты».

Пробираясь «тайными тропами Вьетконга» между кучами металлолома, железнодорожными путями и лужами, они подошли к месту обитания кота и остановились поприветствовать. Кот мяукнул, потерся грязноватым боком о штанину Палыча и лишь слегка глянул на Филю.

– продекламировал Палыч из Константина Симонова и, подумав, для точности добавил:

– Всем смертям назло.

Филя одобрительно гыгыкнул, и они продолжили путь.

Палыч рассказывал про конференцию по трибологии, на которую только что пришла бумага. Про то, что надо писать на нее тезисы. И выбивать командировку.

– Ехать надо обязательно. Соберутся все. И так встречаемся всего раз в три года. Скоро забудем, как зовут друг друга, – говорил Палыч.

А у Фили в голове была одна тоскливая мысль: идти вечером или нет. И ответ на нее он давно уже знал.