Читать книгу Би - Александр Иванович Шимловский - Страница 4

Козёл, он же Семён Игоревич, был, естественно, вовсе не представитель рогатых парнокопытных, а добропорядочный, советский гражданин, к тому же отягощённый наличием семьи и бременем руководящей должности. Торгово-закупочная база, вверенная козлу в управление, изобиловала не только свежей капустой и товарами народного потребления, но выполняла функцию просветительскую – предоставляла учащимся торгово-кулинарного училища места для прохождения производственной практики. Как член партии, член профсоюза, член исполкома никаких насильственных деяний, законопослушный, Семён Игоревич не совершал, он даже мысли не допускал нечто подобное. Другое дело добровольно… Допустим, существовала в стране добровольная подписка на облигации внутреннего займа или добровольный коммунистический субботник. Попробуй, добровольно не подпишись, не выйди, коль жизнь уверяет в обратном? Всех, как говорится, подвергали определённому убеждению… Ну и что, трактовать сложившуюся практику как насилие?.. К тому же, некоторые учащиеся сами стремились угодить. Так и что, отказываться?

Разгорячённая вермутом бывшая практикантка решительно вступила на кровавую тропу войны,… пардон, на ковровую дорожку служебного кабинета:

– Здрасти, Семён Игоревич!

– Я занят. Тебе чего? – Козёл начальственно вылупил зенки.

– Здрасти, Се…

– Вера Владимировна! – Руководитель привычно наклонился к переговорному устройству. – Вера Владимировна, почему пропустили?

– Она ушла, я подглядела, чтоб никто не помешал…

– Работнички, твою мать! Уволю. Как дела, Вокуева, опять на базу пришла проситься? Что ж возьму, но сама понимай…

– Я, Семён Игоревич, не на практику… Я, это, козь,.. я в горком партии пойду, если вы… У меня ребёнок родился, от вас, мальчик. Я, это, вы меня изнас…

– Что-о!? Вон из кабинета! – Семён Игоревич вскочил, приоткрыл дверь в приёмную. Никого. Лицо начальника базы озарилось пафосом гнева и оскорблённой невинности. – Вон! Всякие бля,.. соплячки! Шантажировать? Я сказал, вон!

– Я же только с вами, Семён Игоревич… Вы обещали… – шантажистка испуганно попятилась к выходу.

– Что? Что со мной?

– Это, ну вы знаете…

– Ничего не знаю, не понимаю и знать не желаю. Куда пошла? Закрой дверь, садись. Как твоя фамилия?

– Вокуева.

– Очень хорошо, Кокуева.

– Вокуева.

– Милиция разберётся, сейчас вызову наряд…

– Зачем?

– А ты считаешь, что позорить честное имя члена партии в советской стране позволительно? Ты не знаешь, с кем связалась! Государство на вас деньги тратит, учит, а вы против советской власти выступаете! Почему не на занятиях? И-и-и, да ты пьяна! Понятно – отягчающее вину обстоятельство…

– Извините, я немножко, для…

– Немножко или множко в милиции определят. – Семён Игоревич потянулся к массивному, чёрному аппарату с хищными зубами белых клавиш, нажал одну из них, поднял трубку. – Алё, товарищ начальник милиции…

– Не надо, Семён Игоревич, я больше не буду! – захныкала интриганка.

– Иван Дмитриевич, подскажи, сколько сейчас дают за шантаж? Ого, много, да ещё и с конфискацией. (У кого что болит.) А с отягчающими вину обстоятельствами? Ещё больше, это хорошо… Сядь на место! Нет, Иван Дмитриевич, это не тебе, я тут практикантку воспитываю. Некоторая молодёжь не желает жить по Уставу комсомола, приходится напоминать о безмерном долге перед государством. Нет, наряд пока не высылай, если потребуется, нажму секретную кнопку тревоги, тогда пусть едут, обязательно с наручниками. Да, а женщин в тюрьме стригут?.. Правильно, чтоб вши не заводились. Ну, Иван Дмитриевич, будь здоров… Слышала? За клевету на должностное лицо… Посадят, цацкаться не станут, они не я… И слёзы не помогут. Ну, нельзя же так, к вам по доброму… Я тебе в зачётку «отлично» поставил…

– «Хорошо», Семён Игоревич.

– Значит, не заслужила, по твоей вине семь ящиков шампанского пропало.

– Шесть, я не виновата…

– Опять «не виновата», Вокуева. Скажи спасибо, что я материалы в прокуратуру не отдал, там найдут виновного. Вот они доказательства, поняла? – Его рука нервно похлопала по потёртой картонной папке.

– Я не виновата, Семён Игоревич, меня обма…

– Ладно, не будем вспоминать, до поры. – Начальник внушительно потряс скоросшивателем и, положив на стол, прикрыл пухлой ладонью. – Ты у меня здесь, в папке. Как подам прокурору материал, так и расследует. Зачем пришла?

– Так я,.. так это, ребёнок, Семён Игоревич.

– Только давай, Мокуева, меня в свои дела не впутывай, ясно!

– Да. Как же?

– Помолчи! Никому ничего не докажешь, но навредить,.. себе навредить, успеешь. Ты знаешь, как определяют отцовство?

– Так я с вами,.. впервые, сами видели,.. простыни застирывала.

– Помолчи, сказал! Ой, выгонят тебя из училища, за аморальное поведение. И вашего директора по головке не погладят. Не знаю, чем тебе помочь. Столько натворила: за шампанское года четыре светит, плюс аморалка, шантаж… Ты комсомолка?

– Да.

– Исключат. Нельзя позорить передовой отряд молодёжи… Исключат, потом посадят, обстригут…

– Что же мне делать, Семён Игоревич?

– Не знаю, Вокуева. Разит от тебя портвейном!

– Вермутом.

– Без разницы, из одной дырки цедят. На коньячку… Лимоном закуси.

– Спасибо, Семён Игоревич.

– То-то же, Вокуева, пришла на испуг брать.

– Я не…

– Молчи! Сама соблазняла и, нате вам, разродилась. Откуда мне знать, с кем ты его нагуляла.

– С вами…

– Да помолчи, пока не спрашивают! С кем ты его нагуляла, мне безразлично, но как лицу при исполнении… Родители, где живут?

– Мама в деревне.

– А отец?

– Он, его… Я не знаю, где он, кажись умер.

– Понятно. Яблоко от яблони… Возьми конфету, печенья. На коньяк не смотри, хватит. Где рожала?

– В общаге… Одна, все на танцы ушли.

– Как назвала?

– Никак ещё, Семён Игоревич. Может, вы хотите…

– Я, хочу! Один раз захотел,… поимел заботы. Назови Лев…

– Понятно, Лев Семёнович.

– И не думай! Ильичом запиши. Лев Ильич, нет. Лучше по другому. Твоё какое?

– Отчество?.. Михайловна.

– Так и его запиши. Неплохо звучит – Лев Михайлович, правда?

– Да, но…

– Никаких «но», сделаешь, как скажу. – Семён Игоревич достал пачку денег. – Это тебе, на первый случай. Язык прикуси!

– Никто и не догадывается, Семён Игоревич, честное комсомольское!

– Комсомольским словом не разбрасывайся попусту. На, – Семён бросил деньги на стол, – бери – бери, не стесняйся, но запомни, будешь трезвонить…

– Никогда!..

– Вылетишь из училища прямо в кутузку. Ребёнка отвезёшь матери, скажешь…

– Пьяная была, не помню от кого.

– Как знаешь, может, оно так и было, тебе видней.

– Семён Игоревич! Вы же сами ругались за простыни в крови.

– Ладно, Вокуева, шутка… Теперь вставай и быстрей отсюда. Ребёнок где?

– В обща,… в общежитии спрятала. Никто не знает, Сеня, мамке скажу, что от Мишки Полуянова, его надысь бык забодал, насмерть.

– Но-но, ты не очень фамильярничай. Кому Сеня, а кому Семён Игоревич… Раздухарилась, коза! Смотри мне!

– Извините, Семён Игоревич.

– Давай дуй, не мешай. В конце коридора туалет, умойся… Стой! До конца года, чтоб духом твоим здесь не пахло. Вздумаешь интриговать, раздавлю! Мы с тобой не ровня, поняла? – Шантажистка кокетливо остановилась в проёме двери.

– Где уж, нам уж, Семён,.. Игоревич. А говорят, в постели все равны.

– В гробу, Вокуева, в гробу все равны. Закрой дверь!