Читать книгу Би - Александр Иванович Шимловский - Страница 5

Через день принц вольных кровей агукал в бревенчатом замке на три окошка. Мать встретила дочкин приплод не совсем приветливо, но упускать, по крестьянским понятиям, огромные деньжищи посчитала транжирством. Оставила.

«Нехай орёт, под присмотром прабабки, покуда жива ещё маманя. Там посмотрим… Чей бы бычок ни прыгал, а телёнок, поди, наш.»

Ветреная мамаша, утаив изрядную толику известной только ей суммы, укатила обратно.

«Известно дело, сама ишо ребёнок, куды ей с дитём податься, в городе то.»

Накупила баба в раймаге разных пелёнок, распашонок, атласное одеяльце, да плюшевую шубку на зиму, да две пары туфлей кожаных, себе – на выход, матери – на погребение. Оставшиеся деньги пересчитала, перевязала бечёвкой, положила в металлическую коробку из-под индийского чая, заложила в потайную нишу под русской печью и, замазав глиной, успокоилась, так оно сохранней. Спустя некоторое время записала Льва Леонидом, себя матерью, переврав и день, и месяц, и год его рождения.

«Неграмотны мы, что с нас взять?»

Изба-то на отшибе стоит, без надобности месяцами никто в сени не вступит, вот и придумала баба закавыку, перед регистрацией подушку под сарафан затолкает и ходит по ферме, будто на сносях. Обошлось.

«Спасибо совецкой власти, рожать не запрещат, а от пересудов никуда не денесси – деревня».

Рос Лёнька на парном молоке, воспитывался на скотном дворе, певческий опыт набирал на сцене клуба, запевая: «Пионерия шагает…» «За фабричной заставой…». Национальные особенности «русского шансонье» зарождались в глуши лесов и на просторах колхозных полей, когда со товарищи во всю глотку орал матерные частушки. Надо отметить, что, на деревне Леонид был далеко не самым голосистым. Однако зазря не тужил, жилось ему легко и привольно. Мать в сыне души не чаяла, учиться не принуждала, работой не неволила, страстей не нагоняла. А как баба Фёкла преставилась, так зажили вдвоём без забот, разве что старшая дочь, сестра Лёнькина, издалече нагрянет, поругает да и уберётся восвояси.

«Скатертью дорога!… Кажный год ездит да ругат, халда… Ишь ты придумала – „христьяне нечесаные“, больно городская стала, на сраной козе не подъедешь. А мы то, деревенские, себе на уме, где сядешь там и слезешь…»

И всё б ничего, и, может, получился бы из мальчонки толковый дояр или скотник, а того гляди, бригадиром назначили, али на зоотехника выучил бы колхоз… Не судьба, не случилась престарелой матери опора на старость. Прилетела городская птица – директор магазина, расшумелась, раскричалась и увезла Лёньчика с собой. Закручинилась мать-старуха, да поздно.

«Рази с ей, с халдой-то, поспоришь? Вся важная, расфуфыренная, в голосе суровость, глядит презрительно, на деревне не здоровается. Чужая, совсем чужая стала и Лёньчика испохабит на свой манер. Зря, ой зря отдала!… А мо пусчай, мо Лёньке с ею – то лучше буде? Мо она и его на дилехтора выучит, дай-то Бог…»

Встанет баба ночью перед образами на колени и просит у Бога талану для дитятка любимого. «Мужа и двоих сынов смерть унесла, энта пошатущая от рук отбилась, одна родная душа на белом свете – Лёньчик. Помоги ему, Господи!»

Помог. При развитом, ну очень развитом социализме уважаемые граждане предпочитают затовариваться со стороны подсобного крыльца, да не у каждого смертного директор торговой точки в знакомцах числится. Устроили Леонида на учёбу в индустриальный техникум. Вступительные экзамены он сдавал вместе со всеми абитуриентами. Математические задачки решил с одним хитрым, деревенским, ответом – «четыре», то есть намекал проверяющему, какой бал следует поставить. На что настраивал, то и получил, а уж по какой причине не важно. Поселили студента в благоустроенном общежитии. Сестра недавно развелась с четвёртым, сильно несамостоятельным, мужем и встретила нового самостоятельного. В её квартире зарождалась то ли любовь, то ли первичная ячейка общества и брат, естественно, был лишним. Нет, она не гнала взашей, даже предлагала остаться… Далековато только, пять остановок, а общежитие рядом с учебным корпусом…

«Да уж конечно, нешто непонятно. В общаге то лучше.»

Лёнька устроился как по блату. Комнату дали тёплую, на две койки, с умывальником. Сосед Вовка – племянник секретаря горкома партии, тоже деревенский, малость тормознутый, но с амбициями. После сельской вольницы учёба им давалась трудновато. Вован вскоре перевёлся на вечернее и ушёл работать на завод, а Лёня, закусив удила и учил, учил, учил. Второй семестр закончил с одной тройкой, немецкий подвёл. Впоследствии разъезжая по заграницам, он с лёгкостью освоил на бытовом уровне почти половину европейских языков, но один навсегда остался камнем преткновения. Видимо тринадцать преподавателей, сменявшие поочерёдно друг друга, заложили в голове Леонида непреодолимую стену между русским и немецким языками. По остальным предметам никаких проблем не существовало, особенно хорошо давались «Сопротивление материалов» и черчение. Сергей Владимирович Шмунис, преподаватель сопромата, с ярко выраженной картавостью, говорил: «Вокуев, пьгинесите мне на стой свои чергновики и уходите, не мешайте остайным, ясчитывать байку, защепённую на одном конце. Что это за каякули? Скажите мне на ухо свои езуйтаты… Пъявйно, идите». Чертилиха – Майя Михайловна, красивая женщина с чёрными блестящими волосами, волоокими глазами, несчастной судьбой и восхитительной, по мнению однокашников, дочкой, наоборот заставляла Вокуева объяснять всей аудитории, как переносится та или иная точка с одной проекции на другую… Дочь Майи была моложе Лёньчика, платонически влюблена в него и, обладая маминым несчастливым тарсом, страдала от безответности. Леонид упорно игнорировал страстные взгляды, на кой ему смазливые малолетки!

Взгляды, флирт, кокетство озабоченных девочек – хорошо, но первые шаги в ВИА индустриального техникума, куда лучше. Сначала Лёня молотил на ударнике: «Бум – ч, бум – ч, бум – ч – ч…», потом освоил гитару, наконец, запел. Запел в силу сложившейся необходимости, солист техникума недавно «выпустился», и ребята из ансамбля искали замену. Вокуев не обладал необходимыми способностями, пел робко, гнусаво, бесталанно, но поскольку плеяды Лемишевых в технарях не наличествовало, отдали микрофон посредственности. «Пой, ласточка, пой…», все равно на танцевальных вечерах не до вокала, лишь бы звук погромче, свету поменьше, да народу побольше. Лёня, подражая мэтрам советской эстрады и, пробивавшимся сквозь рёбра рентгеновских снимков, забугорных исполнителей, шлифовал певческие приёмы. В творческом угаре певца и прилежном постижении тайн индустриальной науки пришло время подведения итогов. Дипломный проект на тему: «Расчёт зубчатых передач многошпиндельного сверлильного станка» защитил на «отлично». По прошествии многих лет, Леонид, наткнувшись на найденный заботливыми поклонниками «Проект…», поразился эрудиции дипломанта в вопросах углов заточки резца, состояния диаграммы «Железо – мартенсит», «Допусках и посадках», прочих машиностроительных тонкостях.

Однако, былое – дань вечности.