Читать книгу Прозаические истории из операционной (и не только) - Александр Константинович Макаревич - Страница 10

В любом лечении всегда присутствует треугольник. Треугольник общения, взаимодействия, влияния, воздействия, поддержки, как хотите. На вершине треугольника – больной. В левом нижнем углу (если хотите, в правом) – врачи, сёстры, организаторы от медицины и т. д. В другом – группа поддержки: родственники, близкие, знакомые, сочувствующие ( отправляющие СМС со словом «добро», например), дети, внуки или… никого. И все движения в процессе лечения – это общение по линиям этого треугольника. Больной – врач, больной – родственники, врач – родственники. И наоборот: врач – больной, родственники – больной, родственники – врач. Каждая эта линия общения в том и другом направлении – поток информации, часто сложный, эмоциональный, иногда прикрытый, иногда… Но чем дальше я работаю, тем чаще понимаю, что треугольник этот имеет третье измерение, приобретая объем. И этой высшей точкой общения, соединяясь с каждым углом треугольника, являются Высшие силы. Хотите – соглашайтесь, хотите – нет. Это дело личное. Но моя философия – она моя.

…Набираю обратный звонок. Узнаю голос. Рассказываю все наши дела, описываю возможные перспективы. Объясняю, когда встретимся, какие пеленки, памперсы, салфетки и водичку когда и куда принести. Рекомендую по возможности поддержать бабушку обращением к Высшим силам. Ну это каждый понимает по-своему, кому-то этого говорить и не надо, кому-то просто не стоит это говорить. Чувствую на той стороне понимание того, о чем рассказываю. Но глубоким нутром чувствую, что нет понимания тяжелейшего процесса у мамы, сложности прогноза. Есть только глубочайшее убеждение в том, что она должна поправиться. Но согласитесь, это где-то неплохо. Плохо будет при неблагополучном исходе. Эту нОшу отработал, сам – в реанимацию. Стабильная, давление приличное, без вазопрессоров. В программе – фраксипарин. Для профилактики ретромбоза. Подкожные сосуды раны тут же отреагировали кровотечением из раны. Наложили ещё два шва. Их стало пятнадцать. Обратно на отделение. Пересмотрели с ребятами поступивших новеньких. Надо оперировать аппендицит, панкреатит с тяжёлым течением отдать в реанимацию. Ну с аппендиксом ребята справятся без меня, для них это за счастье, сам на топчан в смотровую, в блатных палатах всё занято, не поспишь. Да и спать-то пару часов осталось… Утро. Реанимация. Аппарат показывает, что все стабильно, дофамина не видно, моча есть. Стучу согнутым пальцем по лбу. Конечно, не по своему, а по бабулиному. Никакого отклика. Плохой признак. Если перспектива есть – то начинают морщиться, приоткрывать глаза, шевелиться. Здесь – полный ноль. По первым суткам совершенно чётко можно предсказать, как пойдёт послеоперационный период. Похоже, здесь всё будет нехорошо. Исключения, конечно, бывают. Но редко… Позднее утро (это по отношению к дежурству, а не к обычному дню). Полчаса до конференции. Пришла дочка. Все «кули» передал девчонкам в реанимацию. У неё в глазах надежда и мольба. А я же не бог. Я – только инструмент в его руках. Как это объяснить. Такие болячки зарабатываются годами. А тут – мольба с надеждой на спасение. Перевожу стрелку на реаниматологов. Как бы не так. И это уже пожизненный контакт. Так подсказывает опыт…