Читать книгу Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 2 - Александр Кваченюк-Борецкий - Страница 8

Командир строевой роты старший лейтенант Папахин, побагровев до самых корней волос, смотрел на Красногубова испепеляющим взглядом.

– Рядовой!

– Я, товарищ старший лейтенант!

– Йа-а-а! – передразнивая солдата, гнусаво протянул Папахин. – Головка… от морковки! Значит, ты, говоришь, ефрейтору-то Кружилину чуть последние мозги не вышиб? Впрочем, у него их никогда не было. Но, по крайней мере, всегда оставалась хотя бы слабая надежда на то, что со временем появятся. А теперь человек, можно сказать, инвалидом на всю жизнь остался!..

– Так, ведь…

Но лицо офицера задергалось точно от нервного тика.

– Молчать!!! Здесь я – командир!

Старший лейтенант Папахин подошел вплотную к Виктору и, погрозил кулаком перед самым его носом. Красногубов, который примерно на полторы-две головы возвышался над офицером, даже не поморщился. Он равнодушно взирал на него сверху вниз, как могучий исполин на злобного карлика, в силу своей особенной природы выходившего из себя по всякому поводу, а порой и при отсутствии такового.

– Ты меня понял, а?! Я тебя спрашиваю?!

– Никак нет!

– Да, ты!.. Да, ты знаешь, наглая твоя физия, что стоит лишь мне подать на тебя рапорт командиру полка, и ты тотчас окажешься за решеткой?

Папахин был вне себя от ярости. Даже средней величины родинка на его правой щеке из коричневой сделалась черной.

– Рядовой Иванов получил по заслугам! Больных надо лечить, а дураков учить!

Что именно имел в виду Папахин, одному лишь богу было известно. Но Красногубов даже не пытался ему возразить. И, все же, офицеру показалось, что это не так.

– Молчать! – снова пригрозил он, тем самым, давая понять, что всякое слово, сказанное рядовым, обернется лишь против него. – Ну, чего ты от меня хочешь, изверг? Карьеру мне испортить?

От возмущения ноздри Папахина раздулись, брови, взметнулись к основанию козырька офицерской фуражки, словно норовя спрятаться под ней.

– Я?! – с удивлением спросил Виктор так, как будто до сих пор речь шла вовсе не о нем, а о совершенно другом военнослужащем, невесть, как возникшем в воображении Папахина на его месте.

Вероятно, Воркута и его сообщники, выгораживая себя, представили командиру недавние трагические события, происходившие в роте, совсем иначе, а не так, как все случилось на самом деле.

– Ну, не я же? Жучкин, ты, сын!..

На улице стояла июльская жара, и, видимо, во время уборки форточку в командирской комнате распахнули настежь. В окно виднелся плац. За ним находилась столовая. До обеда оставалось примерно с полчаса. Порыв свежего ветра ворвался в кабинет ротного и донес вкусные запахи из столовой. Красногубов с жадностью втянул в себя аромат борща, жаркого, сладкий дух компота из сухофруктов.

– В последний раз спрашиваю, рядовой!.. Ответь, только – честно! Может быть, ты Кружилина неспроста сковырнул?

Но, видя, что Красногубов не совсем понимает, о чем идет речь и куда клонит его непосредственный начальник, тот пояснил.

– Видишь ли, Воркута был мне хорошим помощником! Он действовал строго по моим указаниям. Страх правит миром!.. И, если солдаты не будут бояться и уважать своих командиров, то они и не станут им беспрекословно подчиняться. Поэтому я вынужден был назначить себе такого помощника, каким являлся ефрейтор Кружилин. Конечно же, один, без моей и поддержки старослужащих, он не справился бы. И мы оказывали ему такую поддержку.

Видимо, с трудом сдеживая скопившееся в нем раздражение, Папахин резко повернулся спиной к Красногубову.

– Солдаты совсем распоясались… И в этом виноват не Кружилин, а ты, Красногубов!.. Ты избавил их не только от деспота Воркуты, но и от всяких обязательств по службе тоже!.. Поэтому его место должен занять другой!..

Снова в помещение ворвался влажный и удушливый июльский ветер, донося со стороны столовой аппетитные запахи, и Красногубов в предвидении того, что обед – не за горами, жадно сглотнул слюну. Офицер внимательно посмотрел на него. Видя, что этот солдат, напрочь лишен какого бы то ни было честолюбия и властности, Папахин переменил тактику.

– Ну, ладно, Витя, присядь!..

Виктор послушно сел на предложенный ему стул.

– Скажи, тебе нравиться служить в Советской Армии?

Чистосердечный солдат на секунду задумался.

– Никак нет, товарищ старший лейтенант!

Папахин презрительно фыркнул.

– Так, ты не любишь свою Родину?!

– Никак нет! Родину я люблю!

– Тогда почему же защищать ее не хочешь?!

Красногубов ощутил, как щеки его загорелись оттого, что Папахин выставил его каким-то дезертиром и предателем.

– Да я, если надо, жизнь за нее отдам!

– Кхе! – усмехнулся офицер. – Почему же дисциплину нарушаешь?! Без дисциплины, сам понимаешь, подразделение будет не боеспособно!

– Я не нарушаю! И потом стройбат – это не линейные войска!

Папахин нервно забарабанил пальцами по столу.

– Так, вон оно – что! Значит, ты служить намеревался в боевом подразделении, а тебя – хлоп и обломили?! К нам сплавили небо коптить, дерьмо месить и, получая довольствие за казенный счет, большего не спрашивать! Так, что ли, получается?!

– Никак нет!

Офицер встал из-за стола и нервно прошелся по кабинету.

– Что-то никак не пойму я тебя!.. Очень сложный, ты – человек, рядовой Красногубов!..

Папахин чувствовал, что этот солдат был у него, как кость в горле. Но избавиться от него одним росчерком пера он не мог…

– Ладно! Пока что, свободен! После договорим…

И офицер небрежно кивнул на дверь.

Отбыв наказание в десять суток на гауптвахте, где кормежка была еще более скудная, чем обычный солдатский рацион, Красногубов вернулся в свою роту. Находясь в своеобразном заключении на территории полка, Виктор не подозревал, что, на самом деле, его ждала гораздо более суровая участь. И, если бы – не ротный Папахин, который имел весьма влиятельных покровителей в штабе дивизии, то его просто-напросто засадили бы лет на пять за тюремную решетку. Ведь фактически он нанес тяжелое увечье ефрейтору Кружилину. Но за выслугу лет и успехи в строевой службе Папахина представили к очередному званию капитана. Чрезвычайщина испортила бы ему весь праздник. В конце концов, если бы дело дошло до штаба армии, то повышения по службе старшему лейтенанту не видать, как морщин на собственном лбу. Если только в зеркале… Он, как и многие другие офицеры не жаловал солдат сочувствием и, тем более, любовью. И вообще не считал их за людей. Смотрел на них, как на дармовой рабочий скот. В этом смысле все солдаты были для него совершенно равными. И в критической ситуации, тем более, в ущерб собственному продвижению по службе, он никогда бы не предпочел кого-либо из них в назидание остальным. «Почему одна свинья должна сидеть в тюремной клетке по вине другой? – хладнокровно рассуждал Папахин. – Не слишком ли много чести – для таких вот Кружилиных, чтобы ради них суды устраивать?! Да, вся армия по локти в крови! На то она и – армия! Что – ее, за это судить, что ли? Поэтому ни о каком криминале в его роте и речи быть не может! Просто, выясняя отношения, ребята немного повздорили». Такая точка зрения вполне устраивала Папахина. А, значит, придерживаясь ее он, прежде всего, отстаивал собственные интересы. У него не мелькнуло даже тени сомнения, что его карьера при любых самых неблагополучных обстоятельствах, которые порой сопутствовали его судьбе, все равно, сложится удачно. Офицер хорошо понимал, что испокон веков все люди выясняли отношения между собой. И каждый из них всеми силами пытался доказать, что он – лучше и достойнее своего соперника. И к одному из них приходил успех лишь потому, что на голову второго сваливалась неудача. Папахин потому и выбрал армейское поприще, что оно давало ему главное преимущество – власть над людьми.

Вслед за одним наказанием Красногубов неизвестно за какие грехи тут же получил новое – наряд на работу в столовой. Он мыл посуду, драил полы, чистил картофель. Его было такое множество, что любому-другому это напрочь отбивало всякое желание браться за кухонный нож. Но Виктору работа пришлась по душе. Ведь теперь, что касалось картофеля, некоторых других овощей и круп, которых на кухню доставлялось всегда в избытке, он ел столько, сколько его душе было угодно. Нужно было только не полениться их приготовить… За первым нарядом Красногубов схлопотал второй, потом третий. Он нарочно грубил товарищам по службе, имевшим более высокое звание и неохотно выполнял их приказы. Имел неряшливый вид. Папахин пользовался всякой возможностью, чтобы Виктор находился в роте, как можно, меньше. Так офицеру было спокойнее. В конце концов, он добился того, чтобы по приказу командира полка Красногубова перевели в хозяйственный взвод на постоянное место службы. От этого оба: и командир, и подчиненный только выиграли. Первый оттого, что избавился от плохого солдата. Второй – от чрезмерно деспотичного военачальника. Виктор получил то, чего хотел. Он теперь не особенно страдал от голода. И до конца службы так раздобрел, что прибавил к своим ста десяти еще килограммов тридцать с гаком. При этом он не выглядел толстым. Просто слегка раздался в плечах. Да, лицо его лоснилось от сытости.

Папахин назначил себе нового помощника на место Кружилина, и тот, используя всевозможные непопулярные методы, добросовестно нагонял страху на солдат. Ведь Папахинская рота претендовала на то, чтобы получить звание отличной в политической, боевой и строевой подготовке. Тем не менее, за два года службы учебные стрельбы из табельного оружия Папахин проводил лишь однажды.