Читать книгу Шахматный клуб - Александр Мирошниченко - Страница 19

Дорогу Ольга почти не запомнила. Перелёт она проспала, да и поездка из аэропорта в Алушту на троллейбусе тоже не оставила в памяти следа. До санатория уже вечером Ольга добралась пешком. Дежурная медсестра, на бейджике которой значилось Анна Петровна, попричитала, мол, могла бы и пораньше приехать, чтобы врачей застать, а также возмутилась, что «у этих из минюста никогда санитарные книжки не оформлены». Однако делала это беззлобно, как бы по необходимости: есть отдыхающий – нужно его на место поставить, в смысле приучить к дисциплине.

– Что лечить будем? – в заключение поинтересовалась медсестра.

– Сердечные раны, – ответила без пяти минут отдыхающая.

– Это проще всего, – обнадёжила местная жительница. – У нас эти лекари табунами на набережной в любое время года. И отдыхающие, и наши, прости господи, кобели. Значит, в графе «на что жалуетесь» пишу «на мужиков», – уже по-доброму засмеялась медсестра.

Номер Ольге достался двухместный, но она в нём была одна и заснула, как только добралась до кровати.

На следующее утро уже другая медсестра предупредила Ольгу о том, что лечащий врач ей будет назначен только в понедельник, так что пока она совершенно свободна. То есть можно было просто погулять по городу. На набережной вопреки уверениям Анны Петровны почти никого не было. Не сезон, и, похоже, все дамы с собачками в бессчётном своём количестве гуляют по набережной в соседней Ялте, каждая в поисках своего Гурова. А здесь безлюдно, шторм, волны бьют о берег и брызги взмывают едва не выше ротонды с надписью «Алушта». Стихия завораживала, и Ольга наслаждалась этим зрелищем, пока не почувствовала, что замёрзла.

Здесь же, на набережной, она нашла уютный ресторан, где можно было согреться. Внутри посетителей оказалось больше, чем прохожих на улице. Официант проводил за столик и, оставив меню, ушёл, дав время обдумать заказ. Она еще блуждала взглядом по названиям блюд, а другая официантка уже принесла минеральную воду, щи и бефстроганов. Ольга немного растерялась, потому как не могла вспомнить момент, когда все это заказала, хоть мысленно с выбором и определилась, а принесённое этому выбору соответствовало. Ситуацию прояснил знакомый голос, который послышался за спиной:

– Я не ошибся с заказом?

Обладатель этого голоса и был причиной того, почему Ольга здесь оказалась.

– Мне однокашник, местный прокурор, посоветовал этот ресторан, – присаживаясь на соседний стул, рассказывал Стас. – Я захожу, и тут ты. Надо же, какое совпадение. Ну я решил, так сказать, ускорить процесс: знал, что ты выберешь. Угадал?

– Угадал, – почти обречённо ответила Ольга.

Правда, к своему удивлению, отметила, что встреча не только не вызвала отрицательных эмоций, но было даже приятно, что приятель, который чуть не стал любовником, всё бросил и примчался за ней. Пообедав, они ещё погуляли по набережной, любуясь бушующим морем. Стас поведал о своей личной жизни, вернее, об её отсутствии. Некоторое время назад начальник Стаса обратился со странной просьбой – оформить брак с его дочерью. Причина, как можно догадаться, проста: дочь беременна и прокурор района не хочет пересудов. От Стаса ничего не требуется. Когда его переведут в его любимый Ленинград, чему начальник поспособствует, они так же тихо разведутся. Понятно, что никто этой истории не в курсе, а ей он рассказывает лишь затем, чтобы она не считала его негодяем.

Пустынная набережная, штормовое море, а может, и мускат белый Красного Камня заставили поверить в то, что дружба между мужчиной и женщиной всё же бывает.

Вот только в результате проснулась она следующим утром в номере гостиницы в постели со своим коллегой.

А утром исполняющий обязанности прокурора поведал еще кое-что интересное: его тесть не уходит на заслуженный отдых, а его снимают за неблаговидные деяния. И нет никаких гарантий, что Стаса назначат на это место, что может означать: карьера вдребезги, прощай Ленинград. И чтобы такого не произошло, ему крайне важно выиграть дело, которое распределили Ольге.

Узнав истинную причину приезда своего, как она считала, друга, Ольга испытала такое отвращение, будто босой ногой вступила в дерьмо. В санатории она долго стояла под душем в надежде, что вода смоет воспоминания о последних событиях.

Сегодня опять дежурила Анна Петровна. Взглянув на новенькую, заключила:

– Похоже, кто-то бередил, а не лечил сердечные раны. Ну тогда тебя, сестрёнка, к дяде Паше определим. Он и душу тоже лечит.

На двери в кабинет, куда отправили Ольгу, висела табличка: «Павел Степанович Чехов. Терапевт». А в кабинете сидел настоящий доктор Айболит с обложки детской книжки. И прежде чем посетительница что-то сказала, он пояснил, предупреждая обычный вопрос:

– Не родственник.

Павел Степанович был из той категории врачей, увидев которого больной если и не излечивался, то понимал, что выздоровление не только обеспечено, но даже неизбежно.

Доктор, записав всё, что требовалось, в санаторную карту, внимательно посмотрел в глаза посетительнице. Потом, сняв очки и откинувшись в кресле, спросил:

– И что за трагическая трагедия вселила печаль в столь юное создание?

Доброта и соучастие вернули вроде бы приглушённое осознание предательства, иначе поступок Стаса не воспринимался, и Ольге потребовались усилия, чтобы не расплакаться.

– Но-но, – увидел её состояние доктор. – Понимаете, дружочек, любая проблема кажется трагедией, когда она близко. А отойди от неё немного – и видишь её истинный размер. Простой способ увидеть настоящие масштабы бедствия – это посмотреть на него из своего собственного будущего. Вот и представьте, что лет через двадцать вы счастливы в семейной жизни и успешны в работе, вспоминаете сей неприятный случай.

Доктор отодвинул в сторону документы, подчёркивая тем самым, что не врач и пациент, а просто собеседники ведут разговор и не о болезнях, а о жизни.

– А пока вы представляете, я вам про другой случай из собственной практики расскажу. Я не очень люблю его рассказывать, но именно он заставил меня изменить представление о жизни и о том, что такое несчастье. Я прямо из мединститута попал на фронт. На санитарный поезд. Объяснить, что это такое, человеку, не пережившему подобное, невозможно, но я не об этом. Оказалась в составе раненая женщина-офицер. Красавица, каких ни до, ни после, не в обиду всем остальным женщинам, не встречал. У неё ранение в ногу, разворотило так, что только ампутация. На следующий день прихожу, и лежит эта красавица, а на месте, где должна быть нога, под простынёй пусто. У меня, а я к тому времени уже год прослужил в госпитале на колёсах, всё равно глаза на мокром месте. Это ж какая несправедливость! А она улыбнулась и говорит: «Что вы, доктор? Вы же мне ногу ампутировали, а не сердце. Так что ещё есть чем любить».

Дело, про которое просил исполняющий обязанности прокурора, он выиграл. Там ситуация была спорная, но адвокат оказался очень слабым. Вполне возможно, что кто-то этому поспособствовал. Можно было, конечно, и вернуть на доследование, но Ольга Петровна чувствовала, что любая позиция кроме нейтральной будет выглядеть некрасиво. Лично для неё.

Место тестя Станислав Аркадьевич не занял, а перевёлся в областной центр. Но и там с карьерой не заладилось, поэтому в итоге со временем всё же вернулся прокурором района, когда его ровесники работали уже прокурорами областей, а то и вовсе в Генпрокуратуру перебрались.

Иван Моисеевич и Ольга Петровна сидели в кафе. Кофе остыл в обеих чашках. Женщина почти закончила свой рассказ.

– Всё это время Яворский предпочитал поддерживать слух о наших якобы неслужебных отношениях. Он выступал в суде, когда я председательствовала, только со стопроцентными делами. Вы можете их посмотреть…

– Уже посмотрел, – извиняясь, заметил адвокат, пожав плечами, показывая, что, мол, работа такая.

– Вот и получается, что все решения в пользу прокуратуры. А кто будет разбираться в сути. Вывод ясен: Морозова любовнику помогает дела выигрывать. Не будешь ведь всем объяснять, что это сплетни.

– Но мужу-то придется объяснить? – задал совсем личный вопрос адвокат.

Ольга Петровна улыбнулась:

– Если бы я лет сто-двести назад жила, то мой муж всё бы про меня знал: от предметов туалета до девичьих фамилий каких-нибудь дальних родственниц. Но времена сейчас не те, ему неинтересно. Он учёный-краевед. И, знаете, меня это устраивает. Хватит в семье и одного, кто про настоящее много всего и про всех знает.

– Я смотрел ваши дела, – поделился адвокат. – Не все, но достаточно, чтобы сделать вывод, полностью подтверждающий ваши слова. Поэтому к вам и обратился, так сказать, лично. Может, мне сделать вам отвод? Я придумаю обстоятельства, которые не затронут вашу репутацию.

– Это ваше право, – отозвалась судья. – Но в моём суде, кто бы ни разбирал дело, всё будет по закону.

Иван Моисеевич закончил свой рассказ, и повисла пауза. Я прервал ее, спросив, как вообще судья согласилась общаться с адвокатом во внеслужебное время. Всё снова объяснялось просто: лучший друг Ивана Моисеевича был учителем Ольги Петровны. И был этот человек, который и друг, и учитель с большой буквы.

В шахматный клуб потянулся народ. С Иваном Моисеевичем все здоровались как со старым приятелем. Пётр Карпович даже обнял смущённого адвоката:

– Спасибо большое!

– Да ладно вам, – отвечал Иван Моисеевич, слегка краснея. – Дело-то плёвое.