Читать книгу Шахматный клуб - Александр Мирошниченко - Страница 6

Возвращаясь домой, я не мог не думать про книгу как минимум вследствие её тяжести. Но мысли мои были не столько о весе или дате издания, сколько о содержании. И пусть я с ним ещё не был знаком, но кое-какие вопросики уже имелись:

«Если этим манускриптом пользовались редко, поскольку сами правила были естественными для всех причастных, то почему именно у меня возникла необходимость в их изучении в первый же день? Я что, тупее всех предыдущих кураторов? А знакомы ли с содержимым книженции все члены клуба?»

По дороге домой я очень надеялся, что Петрович поможет мне во всем этом разобраться. Но, зайдя в квартиру, увидел, что чулан закрыт и перед дверцей в него стоит табуретка. Это означало, что мой любимый домовой спит и просит его не беспокоить.

Немного расстроившись, потому что самому придется искать ответы, я присел за письменный стол и включил настольную лампу под зелёным абажуром. Мягкий свет старого антикварного устройства был очень к месту для чтения книги издания неизвестного, но однозначно давнего года. Посему я успокоился и перевернул обложку. Уже титульный лист дал ответ на один из моих вопросов. На нём под названием труда была пометка «для куратора». Значит, для членов клуба имеется другой документ. Или не имеется вовсе.

С лёгким сердцем оттого, что ответы на вопросы находятся так легко, я приступил к изучению. Знакомый мне первый пункт я решил пропустить и начать со второго, но на глаза попалось примечание к пункту один, написанное мелким курсивом. Приписка гласила: «Остальные три тысячи восемьсот сорок девять правил содержат абсолютно естественные и логичные требования поведения, которые можно определить как само собой разумеющиеся, а следовательно, человек, имеющий здравый смысл, чистые помыслы и лишённый осуждаемых обществом пороков, может не изучать остальные правила досконально, а то не изучать их вовсе».

Так нашелся очередной ответ. Вот почему эта далеко не новая книга в таком хорошем состоянии. Скорее всего, многие просто прекращают её изучение после знакомства с примечанием к пункту один. Я бы не удивился, если бы, листая её, встретил склеенные страницы. Несмотря на интерес к старинной книге, я тоже неожиданно вдруг решил, что можно вроде как и отложить дальнейшее чтение на другое время. А как известно, всё откладываемое на потом откладывается навсегда, если обстоятельства не заставят наступить этому «потом» под воздействием определённых условий.

Поэтому я взял себя в руки и продолжил знакомство со сводом правил. Второй пункт гласил: «Нужно иметь в виду, что, когда дело касается шахмат, шахматистов, любителей этой игры, зрителей, а также тех, кто с шахматами вообще незнаком, нет ничего само собой разумеющегося».

Я уже было возмутился наличию противоречия между пунктом один и два, но книга, как услужливый собеседник, представила мне примечание к пункту два: «Если вы заметили, что в правилах имеют место противоречия, то просто примите это к сведению и следуйте требованиям обоих взаимоисключающих правил».

Как всё, оказывается, просто: необходимо выполнять взаимоисключающие правила. Такое положение – отличная мотивация для того, чтобы читать текст дальше. Вдруг и ответ найдётся, как это делать!

Я так увлёкся, что забыл про своего друга. Меня буквально очаровали правила шахматного клуба, который мне какое-то время придётся курировать на общественных началах.

Надо заметить, что в данный момент я не жалел о своём решении взяться за общественную нагрузку, потому что знакомство со сводом правил мне показалось если не полезным, то уж увлекательным точно. Достаточно прочитать третий пункт: «Не суетись, и у удачи будет меньше шансов с тобой разминуться». Это относилось ко мне в полной мере. Сколько раз я слышал советы в свой адрес (и не без основания) о том, что говорить нужно медленнее и желательно хорошо подумав. Получается, что мне указывали на то, что выполнять поручение нужно, разобравшись сначала, что и как делать, и подумать, нужно ли что-то делать вообще.

Примечание к этому пункту заставило меня посмотреть на ситуацию под иным углом и подумать, кому всё это мероприятие больше нужно: нашей домоправительнице или мне самому. Потому что фраза предупреждала о том, что некоторые пункты правил носят индивидуальный характер. В моём понимании сие означало их изменение в зависимости от того, кто книгу читает. Я даже не стал заморачиваться над тем, как это физически возможно с бумажным носителем информации. Просто признал исключительную полезность такого подхода лично для себя.

Но именно в тот момент, когда я уже восхитился перспективами прочтения мудрой книги, прямо за спиной прозвучал знакомый голос, полный недовольства:

– Так-так-так. Книжечки читаем. А дом не прибран, пол не мыт, посуда грязная в раковине. Это значит побоку? Новые интересы у нас появились и на порядок в квартире можно плевать? Правильно я понимаю ситуацию?

Такая реакция на чашку в раковине и брошенную на диван футболку могла быть только по причине серьёзного недовольства исключительно домового. К тому же чулан он покинул без привычного грохота табуретки, оставленной возле дверцы.

А недовольство, как я должен был догадаться, было вызвано моим хорошим настроением после посещения шахматного клуба. Похоже, приемлемым для меня Петрович считал лишь проклятия в адрес Тамары Трофимовны и шахматного клуба. Я решил всё же узнать причину негатива своего друга и предположил:

– Наверное, кто-то не умеет играть в шахматы, и поэтому ему так не нравится моё новое увлечение.

Петрович подскочил от возмущения, но, ударившись о люстру, на мгновение замер в воздухе и аккуратно опустился в стоящее неподалёку любимое нами обоими кресло-качалку, растирая ушибленное место.

– Это я не умею играть в шахматы?! – все еще раздраженно, но уже не так громко произнёс он. – Да я с Васей Смысловым играл ещё до того, как он в первый раз чемпионом Москвы стал. И между прочим, один раз даже вничью сыграл. По шахматной композиции у меня так-то разряд мог быть, если бы я не поленился письмо из редакции журнала «Наука и жизнь» отнести в шахматную федерацию.

Пока Петрович перечислял известные мне факты, я спокойно его слушал, не сомневаясь, что, сообщив это всё, он успокоится. Так и произошло. И пока он восстанавливал дыхание после гневной тирады, я тихо поинтересовался:

– А ты думаешь, почему я согласился? – и, вызвав нужную реакцию, объяснил: – Потому, что рассчитывал на помощь друга.

Петрович, осознав, что в очередной раз попался в ловушку и теперь будет вынужден помогать мне в деле, которое ему не нравилось, безразлично смотрел в окно, а недовольство выражал только вращением больших пальцев сцепленных на животе рук.