Читать книгу Настоящее чудо - Александр Муниров - Страница 19

До моего появления он успел переделать множество вещей – сделать себе бутерброд, переодеться, выпить, для храбрости, еще немного коньяка, умыться, посмотреть, лежат ли вещи в порядке, ничего ли не мешает или бросается в глаза. Достать бутылку с коньяком и поставить на журнальный столик возле дивана, а после еще немного выпить.

Я же стоял под дверью и слушал, как он нервно ходит из угла в угол в этих делах, пытаясь собрать мысли в кучу и определиться с тем, что спросит у меня в первую очередь, а что – во вторую.

Мне требовалось это время на то, чтобы предстать перед ним в самом лучшем виде, таким, чтобы увидев меня, он враз позабыл свою стратегию и не знал, что делать дальше. По истечении десяти минут после восьми, я постучал в дверь и с полминуты ждал, когда он подойдет и посмотрит в глазок, специально встав так, чтобы меня нельзя было в него разглядеть. Ждал, пока замок беспокойно щелкнет, и дверь откроется, неуверенно, но в то же время достаточно гостеприимно, хорошо отражая его состояние. Потом с улыбкой наблюдал, как его глаза расширяются, и на лице появляется выражение одновременно крайней степени удивления и нового страха. Ждал, пока вихрем пронесутся мысли в голове в таком количестве, что он ни одну из них не успеет толком обдумать. А потом сказал:

– Ну так что, я вхожу?

Он не стал сопротивляться когда я, отодвинув его, оказался в квартире и, пройдя до кресла за журнальным столиком, упал в него.

– Этого не может быть, – произнес он, по прежнему стоя у двери.

– Знал бы ты, сколько раз я слышал это «не может быть», – ехидно заметил я, – человек удивляется всему не типичному только потому, что сам ведет себя чересчур типично и предсказуемо и ждет того же от окружающего мира. Я думал, что после похода в тот дом, ты уже подготовился к разного рода странностям. Хотя, признаюсь, такого от тебя не ожидал. Садись, нам есть что обсудить.

Он послушно и медленно закрыл дверь и направился к дивану. Осторожно сел на край и, наклонившись, внимательно посмотрел мне в лицо.

– Кто ты такой? – еще один банальный вопрос. Его руки снова дрожали: когда он потянулся к стакану с коньяком, то едва его не расплескал.

– Послушай, – я откинулся в кресле и положил ногу на ногу, – ты пьешь и пьешь, день за днем. Пусть и понемногу, но твой мозг получает дозу яда, уже скорее незаметную, и организм к ней давно привык. Скажу больше, в человеческом теле всегда содержится некоторое постоянное количество алкоголя, а в твоем теперь, при гипотетически трезвом состоянии, он ниже естественного значения, соответственно меняется и уровень гормонов в организме, которыми у тебя регулируется все, в том числе и настроение. Кстати, алкоголь – это продукт жизнедеятельности дрожжевых бактерий, ты знал об этом? Впрочем, неважно. В таких условиях мозг начинает работать не так, как должен, а, стало быть, в какой-то момент обработка информации от нейронов, при измененном состоянии сознания, может сложиться в иную картину мира, как у человека, скажем, склонного к депрессивным состояниям. Так, возникает, например, белая горячка.

– Ты хочешь сказать, что у меня белая горячка?

– Я хочу сказать, что сейчас ты в своем обычном состоянии, восполнив недостаток гормонов до нормы алкоголем. Пьян, напуган, растерян, да еще и ходил в дом напротив, но в состоянии нормальном… Кстати, ты правда веришь в то, что катаясь на лифте можно попасть в другой мир?

Он поставил стакан на стол, так и не отхлебнув и посмотрел на жидкость в нем.

– Ты знаешь кто та женщина?

– Знаю. Могу даже сказать, что она – не человек.

– А кто?

– Вообще-то я пришел говорить не о ней, а о твоей жене, – я вздохнул и, с искусственной, теперь сочувствующей, улыбкой, посмотрел на него максимально теплым, как умел, взглядом. Порыв ветра с мрачным гулом дунул в окно, словно отвечая на его тяжелые хаотичные мысли, – ты, вот, не знал, что семь месяцев назад она приходила сюда и забрала пистолет.

– Какой пистолет? – предсказуемо не понял он.

– Вот видишь, даже не знаешь, что у нее есть свой собственный пистолет, – я хмыкнул, – твоя жена не стала проституткой, не переживай на сей счет. И я готов показать то, что успел о ней узнать. Как ты на это смотришь?

– Ты хочешь сказать, что она ушла по какой-то другой причине?

Скажи, Жонглер, почему люди, в твое время, стали так односложно общаться?

– Первое время ты думал, что она – творческий человек. После оказалось, что это не совсем так, но ты уже принял ее со всем враньем и отступать не хотел, потому и женился. В юности, кстати, возможно она и мечтала стать фотографом, но когда выяснилось, что для этого нужно больше сил, чем просто щелкать камерой: рассылка работ на выставки, обработка, бесконечная конкуренция, негативные отзывы, – то стала откладывать это и затянула до тех пор, пока не оказалось, что, в некотором роде, начинать уже поздно. Но образ по прежнему поддерживала, потому что на тот момент ей так было нужно. А нужно для того, чтобы никто, в том числе и ты, не узнал настоящей правды. Когда ты стал скорее мешать, чем поддерживать ее образ – она ушла. Я так считаю и имею достаточно оснований для своей точки зрения.

Мы смотрели друг на друга. Я ему улыбался, он мне – нет. Я продолжил:

– Покинув свою маленькую компанию чудиков ты растерял последнее от человека, которому хоть что-то было интересно и с головой ушел в работу. Спору нет, работать у тебя получается неплохо, но ты – типичный середнячок, качественный профессионал, та трудовая лошадка, на которых держится человечество. Тем и гордишься, хотя это – сомнительная ценность. И все-таки, сегодня ты увидел чуть больше, чем видят другие. А я могу показать еще больше. Твоя бывшая жена – непростой человек и это стоит знать.

В тот вечер от него шел тусклый, грязный свет, которого, в отличие от твоего, совсем не хотелось касаться, но все же даже он был лучше, чем полное отсутствие света, свойственное многим другим людям или, тем более, чем то аномальное слепое пятно, какое было у его бывшей жены.

– Я по прежнему не понимаю, кто ты такой, – сказал он, – и почему это нужно именно тебе. Ты – это я?

И я впервые, за много лет, расхохотался.

– Ты понял? В смысле, шутку, что я – любовник твоей жены, правда? Я ведь имел ввиду именно это! Ох, прости меня, человеческое свойство смеяться такое приятное!

На самом деле, конечно мы выглядели не одинаково, но он этого не отрефлексировал, так как перед своим внутренним взором, глядя в зеркало, всегда представлял себя именно таким, каким перед ним появился я: не уставшее лицо с опущенными уголками губ и мешками под глазами, с вечно отсутствующим взглядом в то время, когда он не думает о работе, – нет! Живой умный взгляд и слегка взъерошенные волосы, вовсе не для того, чтобы скрыть лысинку на макушке, но чтобы выглядеть привлекательнее. Не нездорово-бледная кожа от малого количества солнечного света, а обычная и чистая. Никаких морщинок в районе глаз, никаких выступающих щек. Не стал я копировать и его грушевидное тело, про которое он сам себе врал, будто, втягивая живот, выглядит неплохо. Дряблые, пусть и довольно большие руки, которые он все пытался выдать за мускулистые, у меня были подтянутыми. И одет был хоть и почти также: в джинсы и чуть более демократичный, «пятничный» пиджак, но, вместо мерзкой коричневой рубашки под пиджаком, которую ему как-то подарила жена, декларирующая художественный вкус, у меня была футболка.

В общем, для тридцати трех лет я выглядел куда достойней. Однако сейчас он смотрел на меня, а видел свое собственное лицо.