Читать книгу Настоящее чудо - Александр Муниров - Страница 3

Из своей большой квартиры в даунтауне, дорогой и солидной, какую и полагалось иметь уважаемому человеку, на работу он выходил в одно и то же время. Квартира располагалась, как ты знаешь, на шестнадцатом этаже – достаточно высоко, чтобы не слышать раздражающих звуков машин с улицы, но, при этом, недостаточно высоко, чтобы видеть из окна что-либо иное, кроме окон других высотных домов.

Я не просто так упомянул «уважение»: оно было тем социальным критерием, за которое он и держался, стараясь соответствовать образу «уважаемого человека». Например, читал по утрам новости, чтобы потом было что обсудить на работе с коллегами: о надуманных проблемах с экологией, нарочно раздувавшихся до мировых масштабов, чтобы люди вкладывали деньги в нерентабельные проекты; о коррупционных и политических скандалах, которые все так любят обсуждать; о военных операциях, ценах на продукты и других вещах. В действительности, он не любил новости и не интересовался даже жизнью соседей в соседних квартирах, не говоря уже о чем-то более удаленном, если оно выходило за рамки должностных обязанностей, но все равно читал, потому что так делали все.

Уважаемые люди читают новости и находятся в курсе последних событий.

До того, как выйти, он наводил порядок в комнате, шел в ванную и скоблил лицо бритвой, стоял, как я уже рассказывал, под душем и после рассматривал себя в зеркале. Проверял погоду и долго подбирал одежду, чтобы выглядеть одновременно привлекательным, современным и солидным – брюки, рубашку, галстук – все должно подходить друг к другу. Уважаемые люди одеваются одинаково, но со вкусом. Радовался тому, что пиджаки шьются таким образом, чтобы скрыть недостатки фигуры, превращая толстых просто в крепких, а худых – просто в стройных. Правда, он не считал себя толстым, хотя, в качестве компромисса между своим видением и объективной реальностью, и признавал за собой некоторую склонность к излишнему весу.

Так было и в тот день, в середине весны, когда ты и я, наконец, познакомились, на исходе года нашего с ним общения: он проделал все заученные, до автоматизма, необходимые утренние действия и вышел из квартиры, держа в одной руке зонт, а в другой дорогой кожаный портфель.

У него была и машина, какой же уважаемый человек без машины? Но на метро из центра города и до работы добиралось быстрее, оттого личный транспорт, чаще всего, просто стоял на подземной парковке, дожидаясь выходных, в которые он ездил по магазинам, покупая продукты на неделю вперед. Для других поездок машина почти никогда не использовалась.

Противные апрельские дожди, раздражавшие большую часть людей, понемногу сходили на нет, но мало кто доверял погоде и потому окружающие продолжали одеваться в плащи, брать с собой зонты и поглядывать на тучи, торопясь поскорее уйти туда, где их не могла бы настичь не зарегулированная разного рода обязательствами природа.

В тот день окружающий мир не обманул их ожиданий, позволив лишний раз убедиться в собственной предусмотрительности. Но об этом позже.

В лифте ему в очередной раз встретилась юная девушка. Да-да, это я уже о тебе.

– Здравствуйте.

– Доброе утро.

Вот как он видел тебя: милое создание, с пшеничного цвета волосами до пояса, одетая очень небогато: светлый плащ, совершенно неподходящий ни старым сапогам, ни джинсам. По утрам вы, к его досаде, частенько встречались в лифте, по вечерам же он не менее часто встречал тебя с другой, более взрослой женщиной – мамой, если вы возвращались назад из магазина.

По правилам хорошего тона, вам уже надо было найти хотя бы одну тему для беседы. Но о чем разговаривать с юными девушками так, чтобы слова нельзя было интерпретировать желанием чего-то большего, он не знал. Ты чувствовала что-то похожее, я подсмотрел это, потому здоровалась и тут же отворачивалась, делая вид, будто погружена в свои мысли.

– Доброе утро! – с недовольным видом сказал портье, выглянувший из-за своего стола. Вечером у него возникнут проблемы, но об этом портье не мог знать, а его недовольство было пока что связано лишь с тем, что в его запасах вышел весь сахар к кофе, и он транслировал свою неудовлетворенную потребность в углеводах окружающему миру в той степени, в какой позволяла должность.

– Доброе утро, – почти хором ответили вы.

И он, и ты шли в одном направлении – на одну и ту же станцию метро, где после разъезжались, каждый по своим делам. Путь на станцию занимал пять минут и для того чтобы не идти рядом с полузнакомым человеком всякий раз приходилось выдумывать повод разминуться. Ты, обычно, останавливалась посреди улицы и смотрела в телефон, делая вид, будто что-то читаешь. Он же, сегодня, как обычно, подошел к газетному киоску и задержался у него, глядя в ничего не значащие заголовки, а на самом деле просто считая до двадцати, прежде чем пойти дальше. За двадцать счетов твой светлый плащ почти всегда успевал утонуть в человеческом потоке.

Далее следовал спуск по кишке эскалатора вниз и вход в кишку метро. Он работал в промзоне и ехал из центра, на этой станции выходили многие, одетые также стандартно – уважаемые мужчины и женщины в деловом, стремящиеся поскорее рассесться по офисам даунтауна; он же шел поперек потока на окраины, взамен не престижного расположения работы имея возможность сесть в вагоне. Усевшись, доставал телефон и проверял, как и весь последний год, сообщения от подруги:

«Ты знаком с ними, признайся. Каждый день видишь их на улицах и в метро…»

Подруга была единственной, из известных ему людей, кто писал нечто подобное, по меньшей мере так, чтобы было интересно читать. И единственной, кто писал ему постоянно. Это эпистолярное мастерство и манило, сильно выделяя ее среди других людей, включая и его самого, предпочитавших куда более конкретное общение:

«Не хочешь сходить куда-нибудь выпить?» – писал он, например, какой-нибудь знакомой даме, с которой можно было бы рассчитывать на романтическое продолжение.

«Пошли.» – могла бы ответить она (но чаще отказывала) и, вроде как, разговор считался законченным.

Или:

«Видел новость об очередном убийстве?» – обращаясь к какому-нибудь коллеге, – «Опять мужчина из твоего района».

«Ага. Ужас.» – вот и весь ответ. Разговор окончен.

Конкретно и точно. Скучно и сухо.

«…Ведь если я могу разглядеть в их глазах безропотную серость, то и они наверняка смогут разглядеть в моих что-нибудь иное, верно? Кто же тогда меня спасет?»

В тот день он поднял глаза и оглядел скучный, с обшарпанным пластиком «под дерево», пронизанный тусклым светом, вагон. Напротив сидела женщина под сорок в, уже несколько не по сезону, черном пальто с белым воротником из жиденького, искусственного меха, делающего, вопреки замыслу, ее верхнюю одежду еще беднее на вид. Поймав взгляд, она тут же потупилась, хотя до того тоже его разглядывала пусть и без особого интереса – просто скуки ради. Рядом, опираясь на поручень плечом, стоял молодой человек в спортивном костюме, держа в руке телефон, от которого к голове тянулись наушники. Голова ритмично качалась в такт неслышимой музыке, как у копеечных собачек на панелях автомобилей. По другую сторону от женщины, поставив на колени портфель, сидел человек в костюме, почти точная копия нашего героя, разве что волосы на голове были еще более редкими. Рядом с ним – подросток, казавшийся старше на десять лет из-за модной ныне бороды, бездумно смотревший в окно на пучки кабелей, ползущих вдоль стен тоннеля.

Ничего необычного. Он не видел того, о чем писал ему я, и это неудивительно, потому что он и сам – обычный. Не видел, и не хотел видеть до самого вечера.