Читать книгу Долгий путь в лабиринте - Александр Насибов - Страница 3

1

Последний луч заходящего солнца скользнул по лесной опушке, высветил легкие кроны нескольких березок и дубков.

Солнце село, и в лесу сразу сделалось сумрачно и тревожно, хотя небо на западе еще было багровым. Потом к горизонту спустилось облачко и совсем погасило день.

На опушке появились двое, мужчина и женщина, задержались у развалин древней халупы.

– Здесь, – негромко сказал Шагин, озираясь по сторонам. – Место приметное, уединенное. Верст на десять ни одного жилья. Думаю, отыщешь его, ежели возвращаться будешь… одна.

– Вместе вернемся, – резко сказала Саша. – Вдвоем будем искать.

Шагин не ответил. Отцепив от пояса плоский австрийский штык, с сомнением поглядел на блестящее лезвие.

– Лопаты не взяли, – посетовал он, с силой вонзая штык в мягкую землю.

Саша помогала – поначалу откладывала в сторону срезанные пластины дерна, потом горстями отбрасывала взрыхленную жирную землю.

Яму копали около часа.

Взошла луна, стало светлее. Закончив работу, Шагин отправился к кустам, принес тяжелый мешок. Хотел было сбросить его в яму, но передумал и опустил на дерн.

– Ты чего? – сказала Саша.

– Клади сюда и документы. Здесь сохранятся лучше, чем прямо в земле.

– Верно, и разыскать будет легче.

Саша развязала мешок. Содержимое его заблестело в мягком свете луны: мешок был набит серебром – слитками и посудой, сплющенной, смятой.

Шагин передал девушке свои документы – партийный билет и чекистский мандат.

– Карманы выверни, – сказала Саша. – Посмотри, не завалялась ли какая бумага: вдруг прорвалась подкладка? Внимательно осмотри, Андрюша.

Шагин понимающе кивнул, тщательно ощупал свой старенький суконный пиджак, брюки, промял подкладку, швы.

– Чисто, – сказал он, для верности сбросил и сильно встряхнул пиджак.

– Давай и револьвер. – Саша показала на наган, который у Шагина был заткнут за пояс.

– Я бы зарыл и его, – нерешительно проговорил Шагин. – Кто знает, как все обернется…

– Давай, – повторила Саша.

Она положила револьвер на траву, стала заворачивать в платок документы Шагина, свои собственные бумаги. Затем порылась в мешке, извлекла большой кувшин с широким горлышком и золоченой ручкой, запихала туда платок с бумагами. Кувшин занял свое место в мешке.

– Ну вот, – сказала Саша и принялась завязывать мешок.

– Погоди. – Шагин тронул Сашу за руку. – Портфель с ценностями надо сюда же. – Он просительно заглянул ей в глаза. – Пойми, мы скоро вернемся, очень скоро и все разыщем. Не надо упрямиться.

Саша прервала работу, подняла на собеседника напряженное лицо:

– А шифровка?

Шагин знал, что она скажет об этом. Шифровка из центра пришла в день, когда в городе началось восстание эсеров, а на окраинах застучали выстрелы спешивших на подмогу эсерам белогвардейских отрядов.

Конечно, городской ревком и ЧК знали о сложившейся обстановке. Знали, но не могли что-либо изменить. Слишком неравны были силы. Почти все оружие, последние запасы продовольствия, все до единого отряды и группы вооруженных большевиков, даже батальон ЧОН, – все это было отдано фронту. Сейчас городу никто не мог помочь. Красная Армия была далеко – напрягая все силы, сдерживала вооруженные и экипированные интервентами войска Колчака и Деникина, корпуса и дивизии немцев и белополяков, американцев и англичан, французов и итальянцев, соединения и части некоторых других держав.

Вот по этой-то причине город, которым за последние два года кроме большевиков попеременно владели войска германского кайзера, меньшевики, эмиссары Петлюры, объединенные отряды французов и греков, многострадальный полуразрушенный город вновь подпал под кровавую пяту врагов, на этот раз – эсеров и белогвардейцев.

Последними из города уходили чекисты. И в час, когда Шагин с горсткой помощников грузил на линейку важнейшие следственные дела и архивные документы, оружие и конфискованные ценности, в тот самый час нарочный из центра, невесть какими путями сумевший прорваться сквозь многочисленные кордоны противника, доставил шифрованный приказ председателя Всеукраинской ЧК Мартына Лациса. Шагину предписывалось немедленно отправить в Киев все отобранное у буржуазии и контрреволюционеров золото, валюту и драгоценности…

Сотрудники уездной ЧК на лодках переплыли реку, углубились в лес. Здесь они разбились на пары и разошлись – у мелких групп было больше шансов прорваться сквозь кольцо врагов и выйти на соединение с Красной Армией.

Шагин проводил всех и только потом, оставшись вдвоем с Сашей, стал прятать архивы УЧК и ценности: тайна, если о ней знают многие, перестает быть тайной…

К тому же у председателя уездной ЧК были и другие причины для соблюдения сугубой осторожности. Последнее время нередко случалось, что срывались операции, казалось бы весьма тщательно подготовленные и спланированные. Последний факт – обыск на квартире врача Белявского. Шагин не сомневался: у врача ценности были – не свои, а главным образом чужие. Так почему же их не обнаружили? Почему стекляшки лежали вместе с золотыми монетами? В случайность не верилось. Тогда, может быть, имелся расчет: чекисты клюнут на липу, дальнейшие поиски проведут менее тщательно? Похоже, что так. Но если принять эту версию, надо идти дальше и признать, что врачу стало известно о предстоящем обыске. Выходит, Белявский знал о секретнейшей операции, которую готовили чекисты? Какая-то чепуха! В этом случае он вынес бы из дома все самое ценное – и дело с концом. Но поступил он по-другому: зачем-то вместе с поддельными ценностями чекистам было отдано и настоящее золото.

Итак, знал врач о предстоящем обыске или нет? В конце концов Шагин стал склоняться к мысли, что для Белявского обыск не явился неожиданностью. Следовательно, он был предупрежден. Но кем? Чекистом? Да, разболтать мог только кто-нибудь из аппарата уездной ЧК.

Чтобы проверить догадки, требовалось время. А его-то уже не было. И, покидая город, Шагин никого не посвятил в свои сомнения…

Яму с мешком быстро забросали землей. Шагин потоптался на ней, утрамбовывая грунт, затем аккуратно уложил на место куски дерна. Саша принесла охапку валежника, разбросала его поверх дерна.

Некоторое время Шагин придирчиво оценивал маскировку тайника. Саша сидела в сторонке и отдыхала.

– Годится, – сказал Шагин. – Ты запомни эти развалины и березки.

– Ладно, – сказала Саша. – Не беспокойся. А теперь неси главный груз.

Шагин помрачнел. Постояв в нерешительности, снова ушел в темноту. Вернувшись, положил возле Саши туго набитый портфель из черной лакированной кожи.

– Тяжелый, – сердито сказал он. – Будет около пуда, а то и больше. Как понесешь – не представлю.

Портфель раскрыли.

– Сокровища Али-Бабы, – усмехнулся Шагин, перебирая бриллиантовые колье и перстни, нитки жемчуга, броши, золотые портсигары, подвески…

– Посиди со мной, Андрюша. – Саша чуточку подвинулась, освобождая удобное место возле ствола березки.

Шагин сел, уперся спиной в деревце, расслабил вытянутые ноги. Было тепло. Сами собой закрылись глаза. Он задремал.

– Андрюша, – вдруг сказала Саша, – будь добр, дай мне твою нижнюю рубаху,

Шагин очнулся. Он будто и не удивился странной просьбе девушки, сбросил пиджак и косоворотку, стащил с плеч желтую бязевую сорочку.

Всю дорогу он только и думал о портфеле с драгоценностями. Что с ними делать? Конечно, конфискат должен быть доставлен по назначению. Но как его пронести? Идти с портфелем по степи в открытую? Ведь на каждом хуторе – банда или агентура бандитов. Тяжелый портфель тотчас привлечет внимание. Их задержат, обыщут – тогда конец… Пожалуй, решение, которое предложила Саша, – единственно правильное. Хоть какие-то шансы на успех…

Между тем Саша, разорвав рубаху на полосы, стала заворачивать в них драгоценности. Шагин помогал ей. Вскоре работа была закончена и груз плотно уложен в портфель.

– Отвернись, – попросила Саша.

Шагин угрюмо повиновался. Он знал, что сейчас будет делать Саша, и не одобрял этого.

И думал он не о себе. Невыносимой была мысль, что смертельной опасности подвергается его спутница. Но он ничего не мог изменить. Сидел и прислушивался к напряженному дыханию Саши, к шороху ее платья.

Вот шорох стих.

– Погляди!

Обернувшись, Шагин озадаченно наморщил лоб. Губы сами собой сложились в улыбку – так нелепо выглядела сейчас Саша: этакая простоватая баба с уродливо вспухшим животом, равнодушная ко всему молодуха.

– Ну? – нетерпеливо сказала Саша. – Какой эффект? Говори же, не томи!

– Вообще-то неплохо. Однако малейшее подозрение, первый же обыск…

– Условимся, что обыскивать будут тебя, – усмехнулась Саша. – А вообще постараемся избежать обысков и проверок. На это вся надежда.

Она неуклюже присела, подняла с земли револьвер Шагина, спрятала его на груди. Потом тронула товарища за плечо:

– Андрюша, ты… немного ухаживаешь за мной, правда? Так вот считай, что объяснение состоялось. Теперь я твоя законная супружница. Ребеночка ждем. Отчаявшись прокормить жену в городе, ты увел ее прочь от злых большевиков. Путь держим в Крым, где на одном из хуторов проживает мамаша. Там жена твоя оправится от невзгод, там и родит… Документы у нас подходящие. Думаю, все обойдется… Ну, идем, Андрей. Уже ночь, нам пора в путь. И дай, пожалуйста, руку. Мне действительно тяжело.

2

Тем же вечером, но по другому участку леса двигались еще двое сотрудников ЧК. Один шел впереди, другой – поотстав на десяток шагов.

Вторым был Григорий Ревзин. Полчаса назад он оступился на вылезшем из-под земли корневище сосны, сильно повредил лодыжку. Боль была дикая. Но Ревзин шел – подобрал жердь и, опираясь на нее, шаг за шагом продирался в густом подлеске, стараясь не очень отставать от спутника.

Тот, что был впереди, вышел на поляну. Оглядевшись, остановился возле поваленного бурей дерева, достал из кармана щепоть махорки, стал сворачивать папиросу.

Минуту спустя приковылял Ревзин, почти упал на зеленый от плесени ствол, осторожно вытянул больную ногу.

– Аж взмок, – проговорил он, с трудом переводя дыхание. – Ступня ни к черту.

Спутник был занят тем, что добывал огонь кресалом. Наконец трут затлел.

Ревзин тоже скрутил цигарку.

Они молча курили.

Время от времени Ревзин поглядывал на спутника. Тот сидел вполоборота, заложив ногу за ногу.

– Версты четыре прошли? – не меняя позы, вдруг спросил спутник.

– Пожалуй, больше будет.

– Хоть кричи, не услышат. Хоть стреляй, а?

– Не услышат, – подтвердил Ревзин. – Глухомань, помощи ждать неоткуда.

– Вон как, – проговорил собеседник.

Он медленно повернул голову. Их глаза встретились, и Ревзину стало не по себе.

– Ты иди, Лелека, – вдруг сказал Ревзин, хотя секунду назад и не думал об этом.

Спутник молчал.

– Иди, – повторил Ревзин и закашлялся. – Один выбирайся. А я сам. Сам как-нибудь. Отлежусь малость и двину… Иди же, не медли!

Лелека глядел на сидящего рядом с ним беспомощного человека пристально, не мигая. Но вот лицо его дрогнуло, губы сложились в улыбку:

– Тебя не оставлю.

Он затоптал окурок, помог Ревзину встать.

Не видел Ревзин, как, поддерживая его левой рукой, Лелека правую сунул себе за пазуху, осторожно вытянул револьвер.

Это был офицерский наган-самовзвод. Ствол револьвера уперся в спину чекиста, точно под левой лопаткой.

Тут же ударил выстрел.

Убийца постоял, прислушиваясь.

– Вот и все, дорогой товарищ, – пробормотал он, последний раз оглядев распростертое на земле тело, спрятал оружие и шагнул в чащу.

3

Вдоль лесной опушки тянулся кустарник – такой плотный, будто лес специально отгородился им от бескрайней степи. Пробираться в этих зарослях было очень трудно. Поэтому Шагин шел впереди и прокладывал дорогу. За ним осторожно двигалась Саша. Было сыро, безветренно, тихо. Пахло стоячей водой, тиной – в стороне простиралось большое болото, его-то и обходили путники.

Внезапно Шагин замер, сделал Саше знак остановиться.

– Выстрел? – сказал он. – Ты не слышала?

– Где-то там. – Саша показала рукой. – Недалеко, не более версты.

– Из револьвера, мне кажется.

– Точно. Надо бы взглянуть, Андрюша.

– Погоди, я мигом!

– Возьми-ка. – Саша протянула наган. – Будь осторожен.

Шагин скользнул в кусты.

Придерживая подвязанный под платьем портфель с драгоценностями, Саша неуклюже опустилась на колени, нашарила рукой местечко поудобней и с наслаждением привалилась спиной к толстому трухлявому пню. Пройдено совсем немного, но тяжелая ноша уже порядком утомила.

Саша взглянула на небо, пытаясь определить время. Видимо, далеко за полночь: луна миновала зенит, мрак сгустился. Вот и легкий ветерок прошелестел высоко в кронах деревьев – верный предвестник приближающегося рассвета.

Она задремала.

Очнулась, когда в лесу было почти светло. Рядом неподвижно стоял Шагин.

– Ревзин, – глухо сказал он.

– Убит?! – вскричала Саша.

Шагин кивнул.

– Кто убил?

– Не знаю…

Саша поднялась на ноги:

– Идем к нему!

Чекист Григорий Ревзин лежал ничком, разбросав руки в стороны. Будто очень устал и прилег отдохнуть.

Саша опустилась на колени возле погибшего. Шагин пальцами коснулся бурого пятна на левой лопатке Ревзина.

– Гляди, били в спину, в упор, рубашка обожжена. – Он посмотрел на Сашу. – Тебе не кажется странным? Он же не один был. С товарищем шел. А кто-то подкрадывается сзади, стреляет. И тот, второй, не помешал убийце. Даже не ответил выстрелом на выстрел. Вот как все неправдоподобно.

– Кто шел с Гришей?

– Не знаю. Люди сами разбивались на пары, кто с кем хотел… Ну, это мы выясним!

Шагин перевернул труп на спину, осмотрел карманы одежды Ревзина. Они были пусты. Осторожно поднял твердый от подсыхающей крови подол рубахи убитого. На животе поблескивал засунутый под брючный ремень никелированный кольт.

Коротко вскрикнула Саша. Она показала на ноги Ревзина. Левая лодыжка сильно распухла, была иссиня-черной.

Теперь стало понятно, почему возле убитого валяется длинная палка.

Шагин мысленно нарисовал картину случившегося. Ревзин повредил ногу, стал хромать. Подобрал где-то посох, но все равно двигаться было трудно. Напарник ушел вперед. И тогда к отставшему подкрался враг… Все ясно. Все, кроме одного: как же тот, кто был впереди, не слышал выстрела, не поспешил на выручку товарищу? А может, вернулся, но убийца уже успел скрыться?..

Те же вопросы задавала себе и Саша.

Снова пущен был в дело австрийский штык. Григория Ревзина похоронили.

Шагин сунул кольт под приметный камень, штык забросил в кусты, последний раз огляделся, чтобы лучше запомнить место.

– Клянусь, что найду убийцу! – сказал он. – Найду и сам его расстреляю!

4

На рассвете Лелека вернулся в город, прокрался по улицам, стараясь не попасться на глаза бандитским патрулям.

Вскоре он оказался у особняка Белявских, звонил хозяевам требовательно, властно.

Горничная не хотела впускать незнакомца, но Лелека отстранил ее и вошел.

Минуту спустя появился хозяин. Он был в смокинге – веселый, раскрасневшийся, с сигарой в зубах.

Лелека невольно взглянул на большие часы, занимавшие весь угол комнаты.

– Удивлены? – воскликнул Белявский. – Конечно, конечно, раннее утро, а я уже! – Он щелкнул себя по горлу.

– Когда же успели? – Лелека оглядел собеседника.

– Все очень просто. Мы со Стефанией провели последние дни, так сказать, в добровольном изгнании. В родные пенаты вернулись только вчера вечером. И сразу нагрянули гости. Они и сейчас здесь!

Лелека только покачал головой.

– Не одобряете? – Белявский упал в кресло, сделал попытку раскурить погасшую сигару. – А я хотел предложить… Идемте к ним! Коньяк, пунш. Весело, черт возьми!

– Коньяк, пунш… Я не спал двое суток. – Лелека сделал паузу. – Ну-ка, несите мой куш.

Белявский перестал возиться со спичками, швырнул в угол обслюнявленную сигару и расхохотался:

– О, это не так просто!.. Я хотел сказать: они не здесь, не в этом доме. Спрятаны, и притом довольно далеко, так что сегодня мы…

– Хорошо! – Лелека встал с кресла. – Тогда я отправляюсь к Харитону Базыкину.

– О-ля-ля! – Врач раскурил новую сигару, выпустил густой клуб дыма. – Молодой человек должен знать: до Базыкина еще надо дойти!

– Что вы хотите сказать?

– Дом Базыкина в двух верстах отсюда. И на каждом углу патрули, караулы…

– Базыкин у вас!

Лелека сказал это неожиданно для самого себя и почувствовал, что попал в точку.

– Да, у меня, – пробормотал Белявский. – Только кому он поверит – своему доверенному врачу или большевику, чекистскому комиссару, которого весь город знает как…

Он не докончил. Гость схватил его за грудь, рванул с кресла.

Но отворилась дверь. Через порог шагнул краснолицый грузный мужчина, в расстегнутом кителе с полковничьими погонами, с бокалом в руке.

– Господа, – сказал он, тяжело ворочая языком, – позвольте мне, господа… – И вдруг закричал: – Лелека? Костя Лелека, сукин ты сын!

На глазах у ошеломленного Белявского сотрудник ЧК и командир казачьего белогвардейского отряда, самого крупного из тех, что минувшей ночью ворвались в город и стали его полновластными хозяевами, кинулись друг другу в объятия, что-то кричали, целовались, обнимались снова и снова.

Потом казачий полковник ринулся в комнаты, таща за собой «чекиста». Но Лелека вырвался, зашептал ему на ухо.

– Вон оно что, – пробормотал полковник, удивленно качая головой. – Ты, брат, оказывается, и вовсе ловкач. – Он обернулся к хозяину дома: – Иди-ка, Станислав, в гостиную: я друга встретил, у нас разговор.

Белявский понимающе закивал, исчез за дверью.

– Там я нахожусь уже год, – сказал Лелека, продолжая конфиденциальную беседу. Он тонко улыбнулся. – Рекомендация самого Александровича[5].

– Погоди, погоди, но ты никогда не был эсером!

– Тем более левым, – подтвердил Лелека, улыбаясь.

– И Александрович знал об этом?

– Он все знал.

– На кого же ты работаешь, Константин, чей хлеб ешь, как дошел до жизни такой?

– На себя работаю. – Лелека гордо выпрямился. – На себя, чтобы ты знал, Черный, только на самого себя, и ни на кого другого!

– Трудно приходится?

– В моей жизни легкого никогда не встречалось. Все в трудах и заботах.

– Так иди ко мне.

– Хватил! – Лелека презрительно скривил губы.

Но вот изменилось выражение его лица. Будто родилась новая мысль. Он испытующе оглядел собеседника, борясь с какими-то сомнениями. И вдруг спросил:

– А денег у тебя много, Черный?

Полковник запахнул китель, неопределенно повел плечом. Вопрос его насторожил.

– Да я не о том, – рассмеялся Лелека. – Твоих капиталов мне не требуется. Тут другое дело. Сам-то желаешь заработать, скажем, полпудика…

– Полпудика чего?

– Золота и камешков. Да, полпудика будет. Может, и больше. Ну, желаешь?

Долго тянулась пауза. Полковник молчал.

– Уж больно ты щедр, Константин, – наконец проговорил он. – А с чего щедрость – не пойму. Таким я тебя не знал. Не темнишь?

– С тобой всегда был честен.

– Был. А теперь?

– И теперь, Черный. Оттого щедрый, что один не дотянусь до того клада. Партнер нужен. Надежный компаньон, которому можно во всем довериться. И вдруг тебя встретил. На счастье, думаю. На наше с тобой счастье. Теперь понимаешь?

– Это уже интересно.

– Условие: все, что возьмем, поровну, до последнего гроша, честно, по-братски.

– Идет!

– Поверь, Черный, дело стоит того, – продолжал Лелека, все больше волнуясь. – Но мне нужно твое слово.

– Даю! – Полковник приложил ладонь к сердцу. Тогда Лелека рассказал о конфискованных чекистами золоте и драгоценностях.

– Так вывезли же их! – воскликнул Черный. – Тю-тю камешки вместе с твоими чекистами! Исчезли, не оставив следа. Ищи теперь ветра в поле.

– Вот и я говорю, что надо искать, – спокойно заметил Лелека. – Ну-ка, давай разберемся. Что нам известно? Знаем, кто унес ценности, куда с ними направляется. Знаем, эти двое только ночами будут идти: не рискнут по степи в светлое время, не дураки.

– Так с мешком и поперли? В мешке серебра, говоришь, пуда три? И портфель – на полтора пуда?

– Все точно.

– А мне не верится. На липу смахивает. Сам подумай: дотащат ли? Разве что лошадь у них.

– Лошади нет.

– Как же тогда?

– Мешок, конечно, бросили или, скорее всего, запрятали. Ну, а портфель… Не думаю, чтобы выпустили его из рук. Не могли оставить золото и камни – на этот счет пришел приказ Мартына Лациса. Портфель должен быть с ними, Черный.

– Да куда же они с таким грузом! – упрямо твердил полковник. – Степь нашпигована бандами и отрядами. Жди засаду на каждом кургане.

– Я знаю.

– Вот и они знают не хуже нас с тобой, эти твои «дружки». Не выставляй их глупцами.

– Хорошо, пусть так! – Лелека повысил голос, рубанул ладонью по колену. – Пусть по-твоему: спрятали клад! Но председателя ЧК и девицу можно достать? Добудь их, прижми, как ты умеешь, они и расколются, заговорят. Ты же здорово это делаешь, Черный!

Лелека видел: его доводы начинают действовать. Он и сам распалился, хоть сейчас был готов пуститься в преследование Шагина и Саши.

Полковник встал и принялся застегивать китель.

– Ладно, – сказал он. – Ладно, Костя, попытка не пытка… Пойдешь со мной?

– Конечно! И не будем терять времени. Каждый час на вес золота. – Лелека улыбнулся собственной остроте. – Поднимай людей, вели седлать… Стой! О ценностях и нашем уговоре – ни единой душе.

Черный кивнул. Сделав знак приятелю подождать в комнате, он вышел.

– Белявского ко мне пришли, – успел крикнуть вдогонку Лелека.

Вскоре дверь вновь отворилась. Вошел хозяин дома, ласково улыбнулся гостю.

Лелека тотчас уловил перемену в поведении Белявского.

– Вот что, – сказал он. – Терпение мое истощилось, жду две минуты!

– Конечно, конечно, – заторопился Белявский. Косясь на дверь, вытащил из кармана пакетик. – Как видите, я все приготовил. Извольте!

В пакете оказался литой золотой браслет, брошь с крупным алмазом и алмазные серьги.

Это были великолепные вещи, очень дорогие, и у Лелеки дрогнуло сердце. Но он ничем не выдал волнения. Небрежно оглядев драгоценности, опустил их в пакет, бросил на стол.

– Что такое? – прошептал врач.

– Выходит, расщедрился пан Белявский, – усмехнулся Лелека. – Отвалил, чего не жаль…

– Ровно треть, как мы и условились, – заторопился хозяин дома, пытаясь вложить пакет в руки собеседнику. – Клянусь господом богом, что я…

Лелека пренебрежительно дернул плечом, но пакет все же взял и спрятал в карман.

– Не о том речь. Верю, что не обманываете. Дело в другом. Видите ли, обстановка изменилась, и теперь одной трети базыкинских ценностей мне уже недостаточно. Урок вам, Белявский. Впредь будете знать, к чему приводит медлительность при расчетах с партнерам. И обманывать тоже поостережетесь на дальнейшее.

По лицу Белявского прошла судорога.

– Чего же вы хотите? – простонал он.

Лелека наклонился над креслом, в котором лежал побледневший собеседник.

– Ровно половину! И учтите: я знаю, что именно оставил вам на хранение Харитон Базыкин.

Худой, с длинным костистым лицом, узкоплечий в сутулый, Лелека насмешливо глядел на Станислава Белявского.

– Вы и сейчас медлите, – прошипел он. – Медлите и на что-то надеетесь. Не оставили надежду облапошить того, которому всем обязаны в этом деле. Крайне глупо. Время работает против вас. Подумайте, что случится, если сейчас сюда пожалует атаман Черный. Он мой друг. С ним я не умею фальшивить. А Черный тоже любит алмазы. И он мужчина решительный… Ну!

Через несколько минут Лелека, теперь уже с нескрываемым удовольствием, рассматривал платиновый перстень и нитку крупного жемчуга, которые дополнительно передал ему Станислав Белявский.