Читать книгу Долгий путь в лабиринте - Александр Насибов - Страница 6

1

Лобастый курган – четкое полукружие на ровной, как заштилевшее море, степи. Будто вдавили в землю гигантский шишак чудо-богатыря да так и оставили здесь на вечные времена. И прижился он, порос ковылем, ржавой щетиной перекати-поля…

На кургане двое пеших – мужчина и женщина, пятеро всадников. Остановились, глядят на село. Оно в полуверсте отсюда, просматривается из конца в конец – церковь и четыре десятка белостенных хат, выстроившихся по сторонам единственной улицы. Каждый домишко будто кораблик в море: село утопает в зеленых волнах вишневых и яблоневых садов.

Двое верховых, дав шпоры коням, устремляются вниз по склону кургана. Остальные конвоируют Сашу и Шагина.

Их вели всю ночь: появившийся у оврага второй бандитский дозор привез приказ атамана – всем, кто в степи, немедленно возвращаться в село.

Саше совсем плохо. Она повисла на руке спутника, едва переставляет ноги. Кажется, больше не выдержать. Но «хорек» заехал сзади, напирает конем.

– Крепись, Саша, – шепчет Шагин. – Во что бы то ни стало надо держаться!

И она делает шаг по склону кургана, еще шаг и еще…

Центр села. Подобие площади перед ветхой церквушкой.

Шагин усадил Сашу на землю. Сам остался стоять, разглядывая собравшихся.

Вокруг было много любопытных, в большинстве – женщины. Они стояли плотной молчаливой группой и с острым интересом наблюдали за пленными. Позади на церковном крыльце расположились бандиты – люди разного обличья, в германских френчах и русских косоворотках, в цивильных пиджаках и даже телогрейках, несмотря на жару, все с винтовками, гранатами и револьверами. Здесь же, на паперти, торчали рыльца пулеметов – «максима» и английского «гочкиса».

К площади подходили все новые люди – сельчане и обвешанные оружием мужчины.

– Фельдшера надо бы, – сказала женщина в сапогах с обрезанными голенищами. – А то беда случится, здесь опростается.

– Где его возьмешь, фельдшера? – возразила другая. – До Николаевки шестьдесят верст махать.

– В Щеглах, слух прошел, тоже фельдшера наняли в прошлом месяце.

– Слух – он слух и есть…

Шагин профессионально запомнил короткий диалог, оглядел женщину в сапогах.

– Воды, что ли, принести, – сказала она, нерешительно посмотрела на конвоиров и ушла.

Толпа раздвинулась, пропуская на площадь группу людей. Впереди шел пожилой поджарый мужчина в синем щегольском френче и лаковых сапогах со шпорами, звеневшими при каждом шаге. Он был при шашке и маузере. На голове лихо сидела квадратная польская конфедератка, но без кокарды. Это был атаман.

В нескольких шагах от пленников он остановился и положил ладонь на рукоять шашки.

Откуда-то сбоку выскочил «хорек», пнул ногой Сашу:

– А ну, подымайсь!

– Я те подымусь! – Шагин решил, что при таких обстоятельствах лучше всего держаться независимо, шагнул к бандиту, гневно сжал кулаки: – Не дам измываться над бабой. Гляди, будет случай, встречу тебя да посчитаюсь. Ух ты, кикимора!

Кто-то из зрителей рассмеялся. «Хорек» вскинул руку с нагайкой.

– Погоди! – сказал атаман.

Переступив с ноги на ногу, он коротким точным ударом свалил Шагина на землю.

– А теперь встань! – приказал он.

Шагин поднялся с земли. Лицо его было разбито. От угла рта по подбородку ползла струйка крови.

– Ты с ним встретишься, – сказал атаман. – В раю свидишься, зараз и почеломкаетесь. Только на том свете раньше него будешь: дюже торопишься туда.

Дружный смех вырвался из десятков бандитских глоток.

«Хорек» глядел на атамана преданными глазами.

«Матрос» вскинул карабин и выпалил в воздух.

– Не балуй! – строго сказал атаман. И прибавил: – С толком расходуй боеприпасы.

«Матрос» загоготал, вновь вскинул к плечу карабин, навел на пленников.

Площадь притихла. Все решали секунды. Саша поднялась с земли, загородила Шагина.

– И меня заодно! – крикнула она. – Разом кончай! Всех троих разом! Ну, чего ждешь, герой?

Толпа загудела. Женщины перешептывались и неодобрительно смотрели на бандитов. Те, что были с мужьями, подталкивали их к атаману.

Шагин обнял Сашу за плечи.

– Твердил же тебе, – сказал он громко, чтобы всем было слышно, – ведь сколько твердил: останемся в городе, не помрем, как-нибудь перебьемся. Так нет же: «В село поедем, до мамы, в степи тоже православные, разве тронут мирных людей?» Вот те и не тронули!

В толпе возникло движение. Женщина в сапогах с короткими голенищами протиснулась в крут, поставила перед пленниками полное ведро, поклонилась в пояс:

– Пейте, страннички добрые!

– Вот спасибочко, – сказал Шагин и шагнул к ведру. – Бабе вовсе невмоготу без воды.

«Хорек» ногой пнул ведро. Оно опрокинулось, вода широкой струей плеснула по земле.

– Ах ты!.. – Хозяйка подняла вывалившийся из ведра черпак с длинной ручкой, в сердцах хватила им до лбу «хорька».

Удар был силен, бандит едва удержался на ногах.

Площадь загоготала. Теперь смеялись все – бандиты и сельчане. И громче всех – атаман. Но глаза у него были серьезные, внимательно оглядывали крестьян. Атаман понимал, что разбросанные в степи редкие села да хутора – единственная его опора и база. Здесь банда хоронится после налетов, зализывает раны, набирается сил, здесь же черпает пополнение и запасает продовольствие, фураж. Стоит ли на глазах у всего села убивать беременную женщину и ее мужа?

Вот и люди, что недавно прискакали из города и переполошили банду, подняв ее на поиски затерявшихся в степи чекистов, одобрят ли они эту спешку с расстрелом?

Нет, по всему выходило, что следует подождать. Сперва надо хорошенько допросить задержанных. А убить их можно и ночью, без лишнего шума…

Атаман поднял ладонь, требуя тишины.

– Кто мы есть? – громко сказал он и оглядел площадь. – Мы есть православное воинство. – Рукой, на запястье которой болталась нагайка, он показал на свое окружение. – Свободное православное воинство, а не якие мазурики. Зараз будем говорить с этим людыной. Спытаем, шо он такое есть. И тогда решим. – Атаман обратился к Шагину: – Покажь документы!

Шагин отвернул полу пиджака, рванул ветхую подкладку. Она лопнула, на землю вывалились бумаги. Их подобрали, отдали атаману. Тот долго вертел перед глазами две тоненькие серые книжечки, потом громко сказал:

– Очки принесите!

– Так ты же разбил их, батько! – крикнул «хорек». – На запрошлой неделе разбил. Ночью до ветру ходил, так ненароком наступил на них и разбил. Неужто запамятовал?

– Верно, – солидно кивнул атаман. – В таком разе позвать писаря Прокопенку!

Подошел рыжий увалень – тот, что грыз морковь, охраняя лошадей возле оврага. Он и сейчас ел – крепкими белыми зубами обдирал остатки мяса с большого бычьего мосла.

– Здесь я, батько, – сказал он и руку с едой завел за спину. – Слухаю вас.

– На-ка! – Атаман протянул ему обе книжечки.

Прокопенко спрятал мосол в карман, сальные руки вытер о собственную шевелюру, затем осторожно взял документы и стал рассматривать.

Пленники были спокойны за документы. Фальшивые эсеровские карточки, которыми они предусмотрительно запаслись перед походом, оказались здесь к месту.

Шевеля губами, рыжий писарь силился разобрать записи. Все ждали. «Хорек» приблизился к Прокопенко и, дыша ему в ухо, с любопытством разглядывал бумаги. Время шло, нетерпение присутствующих нарастало.

В наступившей тишине послышался стук колес и голос возчика, понукавшего лошадь. К площади приближалась подвода.

Саша вздрогнула, осторожно передвинулась за спину товарища. Она узнала и каурую кобылу, и ее хозяина – бородатого биндюжника.

Между тем рыжий писарь закончил наконец возню с документами, вытер рукавом вспотевшую физиономию и ткнул пальцем в сторону Шагина.

– Этот будет Иван Щукин, – провозгласил он. – А баба есть жинка его, Настасья.

– Православные? – крикнул мужик из толпы.

– Должно, так, – сказал писарь, вновь поднося к глазам бумаги.

– Добро! – Атаман хлестнул нагайкой по сапогу. – А шо за люди? Какого звания? Не комиссары?

– Не, батько, – возразил писарь. – Написано: учитель. – Он снова уткнулся в документ, засопел от натуги и с трудом выговорил: – Социал-революционер.

– Так. Значит, эсеры. Ну-ну, побачим. – Атаман посмотрел на пленника: – Эй, одежу скидай!

Шагин снял пиджак, стащил с плеч рубаху, все это положил на землю.

– И сапоги, и портянки!

Пленный сбросил обувь. Помедлив, распустил шнурок на брюках, вылез из них.

Теперь он стоял голый по пояс, в одних кальсонах, стараясь не глядеть на Сашу.

«Хорек» присел на корточки, встряхнул пиджак, вывернул карманы, отодрал подкладку. Затем так же тщательно осмотрел брюки. Ничего не обнаружив, отбросил вещи, выпрямился.

Атаман все видел.

– Зачем ушли в странствие? – спросил он Шагина. – Баба еле ногами двигает, а ты ее по степи мотаешь.

– Голодно стало в городе…

– Голодно… Куда путь держите?

– До ее матери. – Шагин показал на Сашу. – Четвертые сутки в пути.

– А в селе небось заждались вас. – Атаман подбоченился, оглядел крестьян, адресуясь к ним. – Гонцов со всех сторон слали, истомились ожидаючи, все очи проглядели: приезжайте, желанные городские гости, курей наших жрать, да сало, да калачи!

Бандиты негодующими криками поддержали своего главаря. Крестьяне хмуро глядели на пленников.

– Нам сала не надо, – сказал Шагин. – Нам бы картошки да хлеба, какой найдется. Только бы вволю. И за все это я отработаю. – Он выставил вперед руки, раскрыл кулаки. – Много буду работать. Только бы жинка в заботе родила.

– Это где же ваше село?

– Добираться надо через Николаевку, – сказал Шагин, держа в памяти недавний разговор селянок о фельдшере, – а потом… – Он посмотрел на Сашу, как бы приглашая ее завершить описание пути.

– Свернуть треба после Николаевки на закат, – сказала Саша. – Еще верст тридцать – и будет хутор Лесной.

Говорила она механически, почти не слыша собственного голоса. Саша все глядела на бородача в шляпе с пером. Оставив подводу, он пробирался к центру площади.

Атаман задал еще несколько вопросов и умолк. Соображал, о чем бы еще спросить.

– Бабу надо пощупать. – «Хорек» шагнул к Саше, ухватил ее за плечо, намереваясь сорвать платье.

Саша была готова к этому. Отшатнувшись, вскрикнула и повалилась на землю. Падая, сильно толкнула присохший к израненному телу портфель. Она вновь вскрикнула, теперь от пронзительной боли, и потеряла сознание.

Когда Саша очнулась, женщины поили ее водой. Еще две селянки наседали на «хорька», выталкивая его из круга.

Площадь гневно гудела. Атаман размахивал руками, что-то кричал, но его не было слышно. Тогда он выхватил маузер и выпустил в воздух несколько пуль.

Стало тише.

– Раскудахтались, кацапы вонючие, – прорычал он, тяжело дыша. – А ежели то комиссары и мы их упустим?

Женщина в сапогах с короткими голенищами показала на окровавленные ноги пленницы:

– Глядите, люди, якой це комиссар!

– И бумаги у них справные, – поддержала ее другая крестьянка. – Сами же проверяли. Вот писарь говорит: все в полной справе. Не позорь бабу, атаман!

– Помыть ее надо да внести на лежак, чтобы отошла. – Женщина в сапогах приблизилась к атаману: – Дозволь, возьму ее в свою хату. А ты караул поставь, если сомнение имеешь.

Главарь бандитов и сам видел, что хватил через край. Движением руки он успокоил собравшихся. Обратился к Саше:

– Встань, баба!

Шагин помог Саше подняться на ноги. Атаман подошел ближе, упер руки в бока.

– Ежели ты из здешних мест, должен кто-нибудь знать тебя и в нашем селе. Назови этого человека, пусть откликнется, и тогда иди с миром.

Саша ответила, что в селе у нее нет знакомых: с малых лет жила в городе, в услужении, пока не вышла замуж.

– Вона! – протянул атаман. – Что же, наши и в город ездят, на привоз или еще куда. – Он повысил голос, обращаясь к сельчанам: – Кому ведомы эти люди, кто даст ручательство, что не комиссары?

Никто не отозвался.

Молчал и биндюжник, ошеломленно разглядывая Сашу, ее обезображенную фигуру.

Атаман повторил вопрос.

И тогда бородач будто очнулся. Растолкав людей, стал пробираться в первые ряды.

Саше стало трудно дышать. Рука невольно потянулась к вырезу кофточки, где был спрятан наган.

Между тем атаман заметил старика, поманил нагайкой.

Возчик приблизился, стащил с головы шляпу. Все это время он не сводил глаз с Саши.

На церковной паперти появился местный священник – тощая нескладная фигура в длинной, до пят, выцветшей рясе. Прикрыв ладонью глаза, он оглядел площадь, собравшихся на ней сельчан, увидел пленных.

– Ты кто? – спросил атаман биндюжника. – Из каких будешь мест? Чем занимаешься?

– Тутошний я…

– Прозвище?

– Микола Ящук.

– Свой, значит. – Атаман осклабился. – А чего вылез? Может, знакомы тебе мужик и баба?

Все так же глядя на Сашу, Ящук согласно кивнул:

– Трошки знакомы.

– Выкладывай, кто такие!

– Ее знаю, бабу.

– Давай, Микола Ящук. Где видел ее?

– Та в городе, где же еще!

При этих словах возчика поп проворно обежал с паперти, стал пробираться в круг.

– А ты чего? – сказал ему атаман.

– Коня у него отобрали в городе, – сказал священник, положив ладонь на плечо Ящуку. – Доброго коня увели комиссары. А взамен дали дохлятину. – Дернул биндюжника за руку, показал на пленных: – Они и есть те самые каты? Ежели опознал, говори, не запирайся!

– Дрова ей возил, – сказал бородач, исподлобья взглянул на Сашу и отвернулся.

– Какие дрова? – опешил священник.

– Березовые кругляши.

– Стой! – Атаман оттолкнул попа, готовившегося задать новый вопрос. – Куда возил дрова? В комиссариат?

– Не… – Биндюжлик замотал головой. – До дому дрова возил. Она на привозе купила, я и отвез.

– Да кто же они есть?

Ящук скосил глаза на писаря, который все еще держал в руках документы пленников.

– Баба – учительша, – твердо сказал он. – А мужик – супружник ее законный.

2

Пленников привели в хату, стоявшую здесь же, на площади, втолкнули в глухой чулан позади горницы. Дверь затворили, они остались одни.

Когда глаза освоились с полумраком, Шагин увидел ведро воды и брошенный на пол мешок с сеном. Слабый свет проникал сквозь щели в рассохшейся дощатой двери. В самую большую щель можно было разглядеть часть горницы – массивный некрашеный стол и угол комнаты с божницей, традиционным рушником над ней и веточкой вербы. Окно находилось левее, косо бьющий оттуда свет разрезал сумрак плотной сверкающей полосой.

Шагин постарался удобней устроить Сашу – пододвинул сено к стене, усадил девушку на мешок, чтобы была опора спине. Затем оторвал от своей рубахи широкий лоскут, смочил в ведре, прохладную влажную тряпку положил Саше на лоб.

– Да, да, – прошептала она, – сейчас мне гораздо лучше, не беспокойся, Андрюша.

Скрипнула входная дверь. В доме появилась хозяйка. Сперва Шагин разглядел в дверную щель ее ногу в стоптанном сапоге с обрезанным голенищем, потом локоть обнаженной руки и древко ухвата. Вероятно, женщина возилась у печи.

Так прошло несколько минут. В воздухе растекся запах варева. Почти тотчас в чулане померк свет – кто-то подошел к двери.

Вот уже стукнула откинутая щеколда. Дверь отворилась. У входа в чулан стояла хозяйка. Шагин узнал ее – это она принесла воды и напала на «хорька», когда тот опрокинул ведро.

– Борщ я сготовила, – сказала женщина. – Наварила полный чугун. Кушайте на здоровье.

Саша задвигалась в своем углу.

– Мне бы выйти…

Хозяйка нерешительно оглянулась, будто спрашивала у кого-то разрешения.

Шагин наклонился вперед и увидел «хорька». Тот сидел на табурете возле окна. На подоконнике стояла наполовину пустая бутыль. Положив карабин на колени, страж неторопливо тянул из жестяной кружки.

– Бабе можно, мужику нет, – изрек бандит, вешая кружку на горлышко бутыли.

Саше помогли встать. Хозяйка обняла ее, осторожно вывела из дома.

Шагин сел на мешок, закрыл глаза. В памяти всплыло все то, что произошло за последнее время. Итак, бандиты знают о портфеле с ценностями. Секретная информация снова просочилась к противнику. От кого же она получена?

Вспомнился убитый чекист. Да, тот, кто стрелял в Гришу Ревзина, мог знать и о портфеле с драгоценностями.

Резонно предположить, что он здесь, этот человек. Приехал, организовал поиски. Возможно, и сам сейчас рыщет в степи: будь он в селе, обязательно пришел бы на площадь посмотреть на задержанных.

Шагин поежился при мысли о том, что предатель может появиться в любую минуту.

Понимала это и Саша. В этих обстоятельствах выход был один – побег немедленно, сейчас, пусть даже с самыми ничтожными шансами на удачу. С этой мыслью она, поддерживаемая хозяйкой, медленно вышла из дома. Женщина провела ее в дальний угол двора, показала на сплетенную из лозняка загородку:

– Здесь… Может, помочь?

Саша покачала головой, шагнула вперед.

Оказавшись в загородке, осторожно огляделась. Крыльцом дом был обращен к дороге. Там стоял второй часовой – Саша увидела его, когда вышла из сеней. Двор, огород, постройки для скота и птицы – все это находилось позади дома, перед ее глазами. А потом начиналась степь.

Как же быть? Конечно, можно допустить, что Шагин сумеет разделаться с двумя стражами. Ну а дальше? О том, чтобы двигаться пешком, не могло быть и речи. Чтобы уйти за ночь далеко в степь, нужны лошади. Где их добыть?

Саша вышла из загородки, оперлась на руку хозяйки. Попросила немного постоять – подышать воздухом, собраться с силами. Задала женщине пустяковый вопрос. Та ответила, стала жаловаться на судьбу: хозяина нет, год назад проходила через село банда, насильно забрала его вместе с конем, с тех пор о человеке ни слуху ни духу.

Так завязался разговор.

Вернувшись в хату, Саша молча легла на солому в углу чулана – ждала, пока «хорек» запирал дверь.

– Слушай, Андрей, – зашептала она, когда страж ушел на свое место, – хозяйка сказала, что в селе находятся какие-то городские. Офицер с группой солдат. С ними штатский. Атаман величал офицера полковником.

– Величал? Они что, уехали?

– Временно. Группа прибыла позавчера под вечер. Полковник и штатский прошли к атаману, и вскоре тот всех своих людей выставил на улицу, даже помощника и писаря. Видимо, совещался с этими городскими. А наутро были посланы в степь разъезды. Уехали и те двое, из города…

– Скоро должны вернуться?

– Видимо, да.

– Вот какая история, – протянул Шагин. – Штатский, говоришь? Очень интересует меня этот штатский. Но встречаться с ним пока нельзя.

Помолчали.

– А погреб где? – вдруг спросил Шагин. – Ты же все осмотрела, когда выходила из дома. Не заметила, есть ли здесь подпол, погреб?

– О чем ты, Андрей? Какой погреб?

– Ну… обыкновенный: вырыт под домом, снабжен люком, досками накрыт…

– Видела в полу квадратную крышку с кольцом.

– Где?

– В сенях, наискосок от двери. А что?

– В этих местах роют глубокие погреба, – задумчиво сказал Шагин. – Очень глубокие, чтобы похолоднее…

– Не пойму тебя.

– Погоди… – Шагин показал на дверь, за которой был часовой. – Он один сторожит нас?

– Другой на улице!

– Хозяйка куда девалась?

– Сказала, что идет к соседке – они еще с утра замесили тесто. Будут печь хлеб. Поболтала со мной, довела до дому, сдала бандиту и ушла.

– Ты поешь, Саша. – Шагин пододвинул чугун с лежащей на нем краюхой хлеба и ложкой. – Ешь, а я буду рассказывать. Понимаешь, возникла мысль… Конечно, риск. Да что риск – почти никаких шансов на удачу! Но другого не придумаешь. И ждать нельзя; те, городские, вот-вот вернутся. Так что слушай…

Шагин приник к дверной щели. Вероятно, уже смеркается: света в горнице стало совсем мало, часовой едва виден.

– Погляди! – Он поманил Сашу.

Девушка заняла его место, взглянув на часового, усмехнулась. «Хорек» дремал. Временами голова его падала на руки, которыми он опирался на ствол карабина, как на пастушеский посох. И тогда бандит с всхлипом втягивал носом воздух, медленно выпрямлялся, так и не разлепив век. Затем все повторялось.

Шагин ощупал дверь в том месте, где с противоположной стороны была щеколда. Пальцы наткнулись на четыре гвоздя. Они, надо думать, держали запор. Гвозди были загнуты небрежно, выпрямить их и затем выдавить вместе с щеколдой было бы несложно. Впрочем, сквозь широкую щель виднелась и сама щеколда… Может, попробовать?

Он протянул Саше руку:

– Дай наган!

Ствол револьвера осторожно просунулся в дверную щель, поддел щеколду.

Еще усилие – и дверь отворилась.

Шагин оглянулся, передал Саше оружие, шагнул в горницу. Саша шла следом.

«Хорек» замычал, забился, попытался укусить руку, сжимавшую ему рот. Другой рукой Шагин стиснул горло бандиту, повалил на пол. Увидев направленный на него револьвер, страж перестал сопротивляться.

Ему заткнули рот тряпкой, связали собственным же ремнем, усадили на полу возле стены.

Отдышавшись, Шагин показал «хорьку» на окно:

– Слушай внимательно. Сейчас я отворю его. Ты высунешь башку и крикнешь, чтобы напарник твой шел сюда, в хату. Понял меня?

«Хорек» утвердительно наклонил голову.

– Спокойно будешь кричать, без паники, – предупредил Шагин. – Не так сделаешь – пуля. Мы в таком положении, что церемониться не станем. Прикончим – и баста. Это хорошенько уясни… Куда ты?

Последние слова относились к Саше, которая вдруг направилась в сени.

– Надо осмотреть погреб, – шепнула она. – Вдруг не годится или забит так, что не пролезешь? Я скоро, Андрей.

Она вышла. Шагин приблизился к окну, стал наблюдать за улицей. На ней было пустынно. Лишь в отдалении видна была какая-то женщина – стуча топором, подправляла ступеньку крыльца своей хаты. А вот и второй страж – показался из-за угла дома, запрокинул голову и смотрит на ветлу, которую облепила стая скворцов.

Вернулась Саша – едва приковыляла, опустилась на табурет возле стола.

– Проверила. Крышка легко открывается. Глубокий погреб, просторный.

– Лазила туда? – вскричал Шагин. – Одна лазила? Ведь чуть держишься на ногах!..

В сердцах он так рванул «хорька» за шиворот, что тот застонал.

– Давай! – скомандовал Шагин, вытащив кляп изо рта бандита. – Зови напарника. И гляди у меня, чтобы все было как надо, не оплошай!

«Хорек» выставил голову из окна.

– Иващенко! – крикнул он. – Ходи до хаты, Иващенко!

– Зараз! – донеслось с улицы.

Бандита втолкнули в каморку.

Саша осталась с пленником. Шагин поспешил в горницу, стал возле двери.

Почти тотчас в сенях послышались шаги.

Дверь отворилась, появился второй часовой – здоровенный детина в кожаных штанах и рваном смокинге с засаленными атласными лацканами, перепоясанный двойной пулеметной лентой.

Он остановился, недоуменно озирая пустую горницу.

Шагин вышел из-за двери, рукояткой револьвера ударил бандита в затылок.

Часовой стал оседать. Шагин поймал вывалившуюся у него из рук винтовку, прислонил к стене, опустил на пол потерявшего сознание бандита.

Этого пленника он тщательно связал попавшейся под руку бельевой веревкой, крепко заткнул ему рот и уложил на полу, повернув лицом к стене.

«Хорька» выволокли из каморки, на его место водворили второго пленника, заперли дверь на щеколду.

Шагин посмотрел на бандита:

– Грамотный?

Тот неопределенно замычал.

– Трошки могу, – сказал «хорек», когда ему освободили рот.

– Звать как?

– Павло Чванов.

Шагин добыл в печке уголек, крупно вывел по всей длине гладко выструганного стола:

Прощай, чертов батько, тикаем до Червонной Армии!

Павло Чванов.

– Куда девать-то будете? – угрюмо спросил бандит, наблюдая за действиями Шагина. – Не по селу же поведете!

– Помалкивай!

Говорил Шагин спокойно, уверенно. На деле же был близок к отчаянию. Да, пока все шло гладко. Но ведь совершено самое легкое. А что дальше? Шансов на успех почти не имелось.

Итак, они сбросят «хорька» в погреб, спустятся туда сами, захлопнут крышку, затаятся. Очень скоро часовых хватятся, начнут поиски… Вся надежда на то, что вгорячах бандиты поверят в версию, которую им подсунули: пленники склонили часового на свою сторону, обезвредили и заперли второго охранника, а сами удрали. Весь расчет на то, что в поднявшейся суматохе никому не придет в голову лезть в погреб дома, где спрячутся пленники. Ведь второй часовой обязательно расскажет, как «хорек» выглянул в окно и позвал его в дом. Еще одно «доказательство» измены Павло Чванова – запись, сделанная на доске стола. Ну, а задумав переметнуться к красным, он и коней добыл для своих новых дружков.

Только бы поверили бандиты в эту версию, не сунулись в погреб хоть в первый час суматохи!

Спустив в погреб «хорька», Шагин устало выпрямился. Несколько секунд он смотрел на неплотно прикрытую входную дверь в дом. За дверью была свобода… Уже темнеет. Скоро ночь. Может, стоит рискнуть? К тому же теперь они хорошо вооружены – есть две винтовки с запасом патронов, несколько гранат, не считая нагана. И идти совсем немного: два ночных перехода – и будут у цели. Но Саша!.. Вот она стоит рядом: на сером лице живут одни глаза. Ноги расставлены, ее качает от слабости. Нет, нечего и думать уйти от погони, когда самое большее через час степь будет наводнена всадниками. Остается одно – держаться принятого плана…

Он поднял винтовки и боеприпасы, тронул Сашу за локоть:

– Спускаемся.

И осекся на полуслове. Из открытого люка погреба появились руки и вслед за тем голова «хорька».

Саша вскрикнула.

Шагин одним прыжком оказался у люка.

Поздно! Бандит успел дотянуться до стоявшей торчком крышки. Рухнув в погреб, захлопнул ее за собой.

Шагин схватился за кольцо, ввинченное в крышку люка, дернул вверх крышку. Тщетно! Видимо, с той стороны ее держали. Еще рывок посильнее – и кольцо вместе с винтом выскочило из подгнившей древесины.

Он выхватил наган, сунул ствол в дыру от винта. В последний момент задержал палец на спуске. Нельзя стрелять. Все село сбежится на шум.

Выпрямившись, с отчаянием посмотрел па Сашу. За его спиной скрипнула дверь. Он обернулся.

В дверях стояла хозяйка дома. Прижав к груди каравай хлеба, молча смотрела на чекистов. Потом перевела взгляд на винтовки и подсумки, валявшиеся на полу.

– Куда подевали стражников? – одними губами спросила женщина. – Убили?

Саша покачала головой, показала на люк в погреб.

– Обоих?

– Один там. – Шагин кивнул в сторону каморки.

Хозяйка медленно опустилась на ларь в углу сеней.

Был поздний вечер, когда в доме, где содержались пленные, послышались крики, топот. Со звоном лопнуло стекло, из окна грянул выстрел.

Это подняли тревогу караульные, явившиеся сменить «хорька» и его напарника.

В дом врывались все новые группы бандитов. Несколько человек выволокли из каморки связанного часового, освободили его от веревок. Другие метались в сенях, где из подпола доносились глухие крики. Мешая друг другу, бандиты отодвигали мучной ларь, комод, стол, которыми была заставлена крышка люка в погреб.

Наконец крышку подняли. Из люка вылез «хорек». Грязный, со слипшимися волосами, он шатался от слабости. Тут же на него набросился второй стражник. Крича, что это предатель, вцепился в горло «хорьку», оба покатились на пол. Их растащили, поволокли к атаману.

Вбежала хозяйка. При виде разгрома, учиненного бандитами, заломила руки, запричитала. Расталкивая мужчин, стала хватать валявшиеся в беспорядке вещи, складывать на большую кучу тряпья и старых полушубков в углу сеней.

Из ее взволнованной речи, перемежаемой проклятиями в адрес пленников и незадачливых сторожей, можно было понять: она находилась у соседки, где пекла хлеб, видела, как из села задами пробирались в степь два человека – мужчина и женщина. Но, занятая работой, не придала этому значения. Теперь ясно, что это были беглецы.

Слушая женщину, бандиты все больше распалялись. И когда хозяйка дома выхватила у одного из них обрез и кинулась в дверь – все повалили за ней.

Владелец обреза нагнал женщину, вырвал у нее оружие, вскочил на лошадь.

– По коням! – кричали вокруг.

Бандиты разбежались по дворам, стали выводить на улицу лошадей.

И вот уже первая группа всадников устремилась в степь. За ними мчались остальные.

Хозяйка осталась одна. Когда стих топот коней, осторожно оглянулась. Улица была пустынна. Лишь в дальнем ее конце на фоне нависшей над горизонтом большой желтой луны проглядывались несколько движущихся точек. Какие-то всадники въезжали в село.

Женщина вернулась в хату. На пороге вновь огляделась. Убедившись, что вокруг спокойно, поспешила к куче тряпья и рваных одеял в сенях, на которую несколько минут назад сама же навалила всякий скарб, выхваченный из-под ног наводнивших дом бандитов.

– Вылазьте! – негромко сказала она.

Куча дрогнула, зашевелилась. Из-под нее показался Шагин, помог выбраться Саше. Затем они извлекли обе винтовки, подсумки и гранаты.

Все это время хозяйка стояла у двери, прислушиваясь.

– Не мешкайте, – сказала она. – Быстрее ховайтесь!

Саша села на пол, спустила ноги в люк погреба, нащупала стремянку. Вскоре она скрылась в черном квадрате люка.

– Я внизу, – донесся ее голос. Шагин передал Саше винтовки и патроны, рассовал гранаты по карманам.

– Спасибо! – Он обнял хозяйку. – За все спасибо. Жив останусь – вернусь сюда. Год буду работать, два года, а поставлю тебе новый дом, самый красивый дом в селе. Своими руками все сделаю!

– Ховайся! – шепнула женщина, косясь на дверь.

Шагин тоже услышал стук копыт близ дома.

Секунду спустя он исчез в погребе. Хозяйка опустила тяжелую крышку люка.

Стук копыт слышался отчетливее, громче.

К дому старосты, где расположился атаман, подъехали три всадника. Двое спешились и вошли в дом. Третий, солдат, увел коней во двор.

Один из всадников был полковник Черный, другой – Константин Лелека.