Читать книгу Долгий путь в лабиринте - Александр Насибов - Страница 7

Черный так хватил кулаком по столу, что большая бутыль, которую только что внес и поставил перед ним рыжий писарь, подпрыгнула и опрокинулась. Вонючая влага хлынула на стол, оттуда потекла на брюки полковнику.

– К дьяволу! – рявкнул он и смахнул бутыль на пол. – Просамогонили все на свете!

Он с ненавистью посмотрел на атамана. А тот молчал, только тискал пальцами рыхлое, синее от перепоя лицо.

«Батько» считал себя выучеником Черного – больше года провел в его отряде, кочуя по югу России, пока не отпочковался от наставника, чтобы создать собственную банду.

Сейчас он чувствовал себя весьма неуютно. Полковник был скор в решениях, тяжел на руку. Запросто мог пришибить. Шлепнет, и весь разговор.

Взгляд атамана, блуждавший по горнице, остановился на «хорьке». Главарь бандитов по-собачьи оскалил зубы. Вот он, главный виновник!

Рука атамана легла на колодку с маузером, лежащую здесь же, на столе, отщелкнула крышку.

«Хорек» увидел, закричал, повалился на пол.

– Погоди, – сказал Черный, морщась, как от зубной боли. – Чего порешь горячку? Думай, как дело поправить. Остальное потом. – Он обернулся к Лелеке: – Слушай, Костя, может, не они это были, не те самые?

Лелека, шагавший по комнате из угла в угол, покачал головой:

– Ну да, «не они»! Обыскивали «учителя», ничего не нашли. А потом у этого человека вдруг оказался револьвер. Где же находилось оружие? У спутницы, вот где! И прятала она на себе не только наган, но и портфель. Потому и «брюхатая». Вот тебе, Черный, «не они»!

– Э-эх! – Полковник замотал головой, выставил пальцы, сжал их в кулаки. – Здесь были, голубчики!

– Искать надо, – сказал Лелека. – Убежден: не могли уйти далеко. Утверждает же атаман, что все кони в селе пересчитаны, оказались на месте.

– На месте, – подтвердил атаман. – Хлопцы каждый двор обошли, проверили.

– Ну вот. – Лелека сделал паузу. – Сдается мне, они еще в селе. Затаились и ждут. Уж я Шагина знаю, этот умеет. День будет ждать, неделю, а на рожон не полезет.

– Думаю, ошибаешься. – Черный поглядел на атамана: – Хорошо осмотрели дома?

– Еще надо искать, – упрямо сказал Лелека. – Все осмотреть заново. Не могли они уйти в степь пешком. Это было бы глупо. А Шагин умен.

– Ладно, еще разок прочешем село. Люди когда должны вернуться из степи?

– До утра будут там, – сказал атаман.

– Коли так, справимся сами, – решил Черный. – Со мной тридцать сабель, справимся!

Он достал карту, разложил на столе. Отыскал на карте село, заключил его в большой круг.

– Вот тебе район поисков, – сказал атаману. – Вернутся хлопцы из степи, пусть снова туда едут. Никакого отдыха. Пожрут – и тотчас в седла, понял?

– И распределить надо людей так, чтобы охватить весь район, ничего не пропустить, – вставил Лелека. – Каждому дать участок с ориентирами, они не спутают.

– Верно. – Черный обратился к атаману: – Все понятно, разъяснять не надо?

– Чего же яснее… Коней заморим.

Полковник так посмотрел на главаря бандитов, что тот поперхнулся, втянул голову в плечи.

– Все как есть сделаем, – пробормотал он. – Кони что? Свежих найдем, не тревожься… Только сюда не ходим. – Атаман пододвинул карту, положил ладонь на северо-восточную часть очерченного полковником круга: – Не так встречают…

Черный промолчал. Пояснений ему не требовалось. Он и сам не раз натыкался на крепкую самооборону жителей населенных пунктов, нес потери и уводил отряд, ничего не добившись.

– Тебе виднее, – сказал он, – действуй, как лучше. Но пути туда обязательно перекрой. И не теряй времени. А мы здесь поработаем. Константин, бери людей, приступай. Все осмотри, каждую щелку.

Лелека вышел.

Теперь в комнате, кроме полковника Черного и атамана, были только «хорек» да рыжий писарь.

– Можем идти, батько? – набравшись смелости, проговорил «хорек». – Подсобим солдатам.

Атаман мрачно посмотрел на него.

– Да прогони ты их, – сказал Черный.

– Пошукаем в той хате, – продолжал бандит, поняв, что для него опасность миновала. – Все куточки облазим.

– Во-во! – Черный махнул рукой. – Проваливайте!

Когда «хорек» и писарь вошли в дом, где недавно содержались пленники, хозяйка мыла пол в горнице. Стол, табуреты и другое имущество она выволокла в сени, загромоздив дорогу к двери. Бандиты перелезли через домашний скарб, принялись за обыск. Хозяйка попыталась протестовать, но «хорек» молча оттолкнул ее в сторону.

Они быстро осмотрели комнату и каморку. Писарь слазил на печь, «хорек» разворошил единственную в доме кровать, даже заглянул под нее.

Обыск был закончен.

– Двинули на волю, в курятнике пошукаем, в хлеву, – предложил писарь.

– Сидят они там на насесте, тебя дожидаются! – зло проговорил «хорек».

Он понимал, что бессмысленно оставаться в доме. Но еще глупее было шарить в курятнике или хлеву, где все открыто, на виду. Да он и с самого начала не надеялся на успех. Важно было найти предлог, чтобы ускользнуть от атамана. Вот и придумал обыск…

Бандит уже прошел сени и толкнул дверь, как вдруг остановился. Он вспомнил о надписи на столе, которую от его имени сделал «учитель». Что было написано? Ага! «Тикаем до Червонной Армии». «Тикаем» – а его, Павло Чванова, связал и бросил в подпол… Почему? Может, и сам с бабой хотел туда же, а надпись сделал для отвода глаз?

Он обернулся к хозяйке:

– Волоки вещи в горницу!

– Какие вещи? – Женщина всплеснула руками. – Да ты что, очумел?

Бандит длинно выругался, вместе с напарником стал расшвыривать наваленный в сенях скарб. Вскоре стала видна крышка люка в погреб.

– Поднимай! – скомандовал «хорек» писарю.

Тот штыком поддел крышку. Когда она стала торчком, бандиты заглянули в люк. Из квадратной черной дыры несло сырым холодом. «Хорек» вздрогнул, представил, что спускается в погреб, а снизу кто-то хватает его за ноги, тянет…

– Свету дай! – приказал он хозяйке.

Женщина оставила ведро и тряпку, прошла за занавеску, где хранилась посуда и лампа. Долго возилась там – все оттягивала время. Наконец вернулась, неся старенькую трехлинейную лампу с жестяным отражателем.

«Хорек» взял лампу, наклонился над погребом. И снова почудились руки, тянущиеся из холодного мрака… Он поежился, зажмурил глаза. Однажды те руки уже добрались до его горла – до сих пор ноет. Неужто все повторится?..

«Писарю сказать, чтобы лез? Не сунется писарь, знает: у них два карабина, наган… По всему выходит, что самому придется!»

И вдруг его осенило.

– Баба, – крикнул он, – а ну, давай в погреб!

Угрожая оружием, заставил хозяйку спуститься в люк.

– На! – «Хорек» передал ей лампу. – Лезь да лучше гляди: нет ли там кого?

Женщина исчезла в подполе. Бандиты легли у люка, заглянули вниз. Там дрожало круглое световое пятно, виднелось запрокинутое к люку лицо хозяйки, ее широко раскрытые глаза.

– Ну? – крикнул бандит.

– Нема туточки никого, – донеслось из погреба. – Спускайся, сам погляди.

– Жди, – сказал «хорек» писарю. – И карабин чтоб в руках был, мало ли что… Понял?

– Может, еще кого позвать? – нерешительно проговорил тот. – Одним несподручно.

«Хорек» не ответил. Перекрестившись, сунул ногу в люк, утвердился на ступеньке.

Все это время его круглые от страха глаза были устремлены на напарника.

– Не уходи, – прошептал он, исчезая в квадратном отверстии, – карабин держи наготове.

Шаг вниз по шаткой стремянке. Снова шаг. И еще ступенька. Ноги стали как каменные – невозможно оторвать их от опоры. Ладони вспотели – револьвер вот-вот выскользнет, грохнется в погреб.

Внезапно бандит дернулся, охнул, – почудилось, кто то подкрадывается в темноте. Но вместо врага увидел хозяйку. Та возилась с лампой – стекло успело закоптиться, пульсирующий огонек был едва различим.

– Будь ты проклят! – сердито сказала женщина. – Разве ж это керосин! Одна грязь да вода. Не горит, хоть плачь… Да спускайся же, окаянный, а то лампа вовсе погаснет!

«Хорек» вытянул ногу и нащупал пол. Спустил вторую. Отдышавшись, пнул кулаком женщину:

– Лампу давай!

– Осторожно! – шепотом сказала хозяйка.

– А чего? – Глаза бандита настороженно шарили по бочкам с капустой, очертания которых едва проступали во мраке. – Говори, чего молчишь?

Женщина отдала лампу, шагнула к лестнице.

– Куда?

– Крысы, – нервно проговорила хозяйка. – Ох и богато крысюков в подполе! Развелись, проклятые, не уймешь. Вчера одна зверюга набросилась, укусила…

Бандит сглотнул ком, переступил в нерешительности с ноги па ногу.

– Травить их надо, крысюков, – пробормотал он, нащупывая стремянку. – Бурой травить или еще чем. А то вовсе выживут из хаты…

Он не договорил. Хозяйка вдруг прижалась к нему.

– Вон они, гляди, сразу две… Вон же, мимо тебя прошмыгнули!..

Нервы у «хорька» не выдержали. Сунув лампу хозяйке, он стал карабкаться к люку.

Наверху кроме писаря его ждал Константин Лелека. В дверях хаты стояли солдаты.

– Обшарил погреб, – сказал бандит, стараясь говорить ровно, не частить. – Все как есть посмотрел. Крысюков полно, это да. Так и шныряют, проклятые, так и шныряют…

В третьем часу ночи Микола Ящук запряг свою каурую, выехал со двора. Ночь была темная – тяжелые тучи напрочь закрыли луну, сеял мелкий бесшумный дождик. У церкви подвода была остановлена четырьмя вооруженными всадниками. То был патруль из группы полковника Черного.

Первым делом обыскали возницу, затем сбросили на землю весь груз – четыре больших мешка. В них оказалась пшеница. После того как зерно было прощупано штыками, старику учинили строгий допрос. Он показал, что едет в город на рынок и что пшеница принадлежит местному попу. Один из патрульных побывал у священника. Тот все подтвердил и, кроме того, напомнил, что у Ящука красные отняли хорошего жеребца, а взамен всучили кобылу.

– Диковину такую где раздобыл? – спросил биндюжника один из всадников, когда мешки были вновь завязаны и погружены на подводу.

Речь шла о зеленой австрийской шляпе. Биндюжник снял ее, любовно поправил перо, вновь водрузил шляпу на голову.

– На привозе выменял, – сказал он, берясь за вожжи. – Добрая капелюха.

На околице села оказался второй патруль. Бородача остановили и снова перетрясли весь груз.

А через час, уже далеко в степи, на пути подводы возник мужчина.

Ящук ждал этой встречи, остановил лошадь.

Они обменялись несколькими словами.

Появилась женщина. В руках у нее был тяжелый портфель. Бородач развязал один из мешков. Портфель исчез в зерне. Подвода свернула со шляха и потащилась по целине.

К рассвету добрались до каменистой балки. Где-то в нагромождении утесов Микола Ящук заставил лошадь спуститься по крутому откосу. Здесь козырьком нависала серая ноздреватая скала. Это было надежное убежище – обнаружить телегу и людей мог лишь тот, кто приблизился бы к ним на десяток шагов.

Под скалой провели день, отоспались.

И еще одна ночь в степи. Самая длинная ночь: когда знаешь, что близок конец пути, каждая верста тянется бесконечно.

Стали гаснуть звезды, и примолк оркестр цикад, а подвода все ползла и ползла в клубах поднимавшегося с земли серого теплого тумана.

Но вот Ящук остановил лошадь. Некоторое время прислушивался, приставив ладонь к уху.

– Ага! – удовлетворенно сказал он.

Еще через минуту донесся приглушенный расстоянием крик паровоза.

Утром они были на станции. Ехали не таясь – на водокачке весело полоскался красный флаг.

В этот день на долю Саши выпало еще одно испытание.

Они уже распрощались со своим спасителем, кое-как втиснулись в древний щелястый вагон, набитый беженцами, мешочниками, шпаной, как вдруг Саша сжала руку Андрею. Глаза ее были устремлены в противоположный угол вагона. Шагин посмотрел туда. Увидел пожилого мужчину в котелке и легком пальто и рядом с ним миловидную женщину, много моложе своего спутника. Они сидели на больших желтых чемоданах и жадно ели, доставая пищу из газетного свертка, который на коленях держал мужчина.

Шагин сразу узнал Сашиного отца. Спутницей же, вероятно, была та, из-за которой он покинул семью. В свое время история эта наделала много шума в городе.

…Саша молча проталкивалась подальше от этих двоих. Шагин шел следом, прижимая к боку портфель с драгоценностями, который предосторожности ради завернул в свой пиджак.

Свободное место отыскалось в коридоре, возле уборной – дверь в нее была крест-накрест заколочена досками.

Шагин сел на полу, Саша устроилась рядом. Он закрыл глаза – и в сознании отчетливо возникла высокая стройная женщина. На ней черное, ловко сшитое платье, простенькая шляпа с вуалеткой в тон платья. С того дня, как из семьи ушел муж, она надевала только темное. Но все равно – уверенная походка, твердый взгляд…

Гриша Ревзин рассказывал: по утрам Саша всегда провожала мать, работавшую в госпитале фельдшерицей – госпиталь и женская гимназия были по соседству.

Однажды женщина вернулась домой в слезах. Саша пробовала узнать причину, но мать отмалчивалась.

На следующий день Саша пришла к госпиталю, когда там заканчивалась работа, стала в сторонке.

Вскоре из больничных ворот появилась мать, торопливо пошла по улице. Тотчас из-за угла возникли двое, загородили ей дорогу. Один был Сашин отец, другой – известный всему городу пьяница и скандалист. Возник спор, ссора. Саша не слышала, о чем шла речь. Позже узнала: отец требовал развода и раздела имущества… Вот отец что-то сказал спутнику. Тот сунул в рот пальцы, пронзительно свистнул. Это был сигнал. Как из-под земли выросли несколько оборванцев, окружили женщину, обрушили на нее поток ругани.

У тротуара мальчишки играли в ножики. Саша рванулась к ним, выдернула из земли ржавый нож, подскочила к отцу. Она ударила бы, но мать перехватила ее руку с ножом.

…Шагин осторожно выпрямился, посмотрел туда, где сидели владельцы желтых чемоданов. Те уже справились с едой. Мужчина хлопотливо запаковывал сверток с остатками пищи.

Он потер лоб, вздохнул. Очень хотелось курить, а табаку не было. Ну да ничего, можно и потерпеть. Самое трудное осталось позади. Через два дня они будут на месте. Это уж точно, что будут.

Теплый солнечный день в Киеве. Только что прибыл эшелон с юга, выплеснул на привокзальную площадь тысячную толпу. На приехавших набросились перекупщики. Начался торг. Так продолжалось с полчаса. Потом площадь опустела, ветер погнал по ней утиный пух, скомканную бумагу, остатки камышовых корзин…

Тогда появились Саша и Шагин. Правой рукой Андрей прижимал к боку портфель, все так же запеленатый в пиджак, левой поддерживал Сашу.

Огромный город пересекли пешком – они едва не падали с ног под грузом драгоценностей, но у них не было своих денег, чтобы нанять извозчика.

И вот здание Всеукраинской ЧК.

В кабинете председателя ВУЧК Мартына Лациса Саша отщелкнула замки портфеля, вывалила на стол груду сокровищ.

Всего десять дней назад портфель был как новый. Теперь же его черная лакированная кожа потрескалась, пошла зелеными пятнами, а один бок и вовсе прогнил. Словом, портфель уже ни на что не годился.

Саша подержала его в руках, отбросила в угол…