Читать книгу Я русский. Вольная русская азбука - Александр Образцов - Страница 17

Уже в Киевской Руси существовал, как во всех громадных странах, стресс пространства. Однако если громадные страны древности имели хотя бы дороги в песках или по морю, то на Руси, как известно, дорог нет до сих пор.

И стресс пространства явился основной силой, которая гнула русский характер. Народы, населявшие Россию – грузины, эстонцы или каракалпаки – компактно жили на своей территории и великодержавные заботы их не трогали. Русские же, а также евреи и, в меньшей степени, украинцы и белорусы, испытали это чувство бессилия перед громадной молчащей сушей сполна.

Можно спросить, а как же якуты, казахи, чукчи? Почему их не затронул этот стресс? А потому что у них не было цивилизационной сверхзадачи, которая появляется у всех громадных расширяющихся государств. Они жили и до сих пор живут в состоянии мира с окружающей природой, в то время как стресс пространства возникает из-за необходимости ее обустройства, в чем бы это не выражалось: в нефтяных фонтанах или национальных заповедниках.

«Надо!» – стучит в мозгу первопроходца, и он устанавливает диктатуру сложившегося равновесия с одной только мыслью – только бы не распалось, только бы не рухнуло, только бы не придавило.

Во многом идиотизм русской жизни, о котором любили рассуждать посторонние и пострадавшие, проистекает именно из-за страха перед самопроизвольным развитием событий.

Почему Россия так болезненно восприняла девяностые годы двадцатого века? Только потому, что все начало сыпаться. Иногда банальности вроде «не хлебом единым» получают мощное подтверждение. Я уверен, что при мгновенном и бескровном распаде КПСС люди генетически вспомнили Смутное время. Разрыв пространства, географической карты начался еще до возникновения угрозы разрыва.

В сущности, мы пропустили мимо сознания и процесс отключения ядерного реактора СССР. Кто его заглушил? Путин? Ельцин? Горбачев? Губернаторы? Библиотекари? Лесорубы? Шахтеры?

Никто этого никогда не узнает.

Это сделали люди, которые взяли на себя смелость остановить распад и отключить рубильники.

Сейчас мы уже в другой ситуации. Сейчас можно рассуждать о национальной идее и прочих вкусностях. В частности о том, чем отличается стресс громадного пространства от стресса перенаселенности типа Гонконга или Бангладеш. И там, и там человек ощущает себя букашкой. С той лишь разницей, что у нас остается возможность для безмерного роста.

Но как незаметно и всеохватно начинает подминать нас под себя государство!

Мы еще вспомним, каждый по-своему, сатанинское десятилетие девяностых.