Читать книгу Вся история Фролова, советского вампира - Александр Семёнович Слепаков - Страница 26

Оля Сыромятина приехала и привезла вино своего изготовления. Одиночество Тамары Борисовны в комнате закончилось. Можно, конечно, и пожалеть об этом. Но кто из присутствующих недалеко мужчин мог воспользоваться таким обстоятельством? Конечно, только Валера. Хотел ли он этого? Он не проявлял инициативу, но, конечно, сразу проявил бы её, если бы получил хоть какой-то сигнал, что инициатива не будет воспринята в штыки. Почему Тамара Борисовна не выслала такого сигнала? На самом деле, Валера ей очень нравился, несколько раз она была действительно близка к тому, чтобы выслать сигнал. Она колебалась, хотела Валеру, но не хотела очередного романа. Там ещё вдалеке маячил Виктор-хирург, с ним история не закончена, от этого – тоска. Но если бы Валера проявил минимум настойчивости, она бы не устояла.

В летнем воздухе было что-то такое, что окончательно лишало её спокойствия. Она была в точке бифуркации, когда система находится в состоянии кризиса и воздействие на неё флуктуаций приводит к изменению поведения. Кризис – потеря устойчивости – флуктуация – изменение поведения. Какой-то физик это рассказывал; непонятные слова, по его представлению, должны были пробудить у Тамары Борисовны эротический интерес. Сам физик как-то не запомнился, а слова запомнились. Флуктуацию Тамара Борисовна понимала, как новый воздействующий на систему фактор. К таким факторам можно было отнести особенный какой-то запах земли и травы, отсутствие в комнате Сыромятиной, присутствие Валеры, хоть и не в комнате, но вообще. Так, может, она напрасно поехала в этот совхоз? Но дома была ещё какая-то отвратительная подавленность. А на море Тамара Борисовна всё равно бы не поехала. Скорее уж в Новосибирск к родителям. Как всё грустно устроено, самое плохое для тебя то, чего тебе больше всего хочется. И даже если ты это отлично понимаешь, мучиться от этого не перестаёшь.

Но вот вторая кровать в комнате занята. Здравствуй, Оля Сыромятина, здравствуй, домашнее вино. И, наверное, окончательно прощай, Валера.

И вот тут-то Валера появился неожиданно, как флуктуация. Тамара Борисовна вышла на крыльцо покурить, Оля осталась в комнате. Она не курит. Тут-то Валера и появился. Он был в белых джинсах. «Не буду смеяться над белыми джинсами в совхозе Усьман, мне не до смеха», – так Тамара Борисовна, наверное, подумала. Но на реку пойти согласилась. Наверное, это началось изменение поведения.

Коварный Валера завёл в камыши. Тут островок мягкой травы, ниоткуда тебя не видно, а у Валеры бутылка вина. Фетяска, вполне нормальное вино. Полусладкое. У Оли Сыромятиной вино полностью сладкое, по вкусу немного похоже на повидло. Но от него голова кружится так, что начинаешь понимать – одинокая женщина делала. Стаканы? Не смешите. Ну, вот он, Валера. На расстоянии вытянутой руки. Только указательный палец положить ему на губы, чтобы он не смел возражать. Да и вряд ли он будет возражать. Не зря же он принёс с собой одеяло и заботливо расстелил на траве? Не только же о своих белых джинсах он при этом думал? Но сначала нужно ещё выпить. Чтобы внутренний голос не орал так громко.

Тут что-то вроде островка. «Камыши – это, в сущности, тростник. Мыслящий тростник? А кто тут вообще мыслящий? Я – точно нет. Если бы я была мыслящая, я бы держалась от Валеры подальше».

– Иногда надо напиться, – философски заметил Валера. – Чтобы не думать.

– Дорогой мой мальчик, чтобы не думать, совершенно не обязательно напиваться. Очень многие люди даже не пытаются думать без всякого алкоголя. Экономят на этом кучу денег.

«Это у нас светская беседа. Она непринуждённо перейдёт в поцелуи и так далее. Может, мне просто раздеться, пока я не передумала? Какой ужас! Что он обо мне подумает?»

– Одной бутылкой полусладкого мы не напьёмся.

– Не беспокойся, я уже выпила полбутылки какого-то страшно крепкого вина. Его привезла Оля Сыромятина. Она сделала это вино собственными руками. Это специальное женское вино. Оно называется – «Забудь о последствиях».

– Какие тут большие звёзды, – откликается Валера, видимо желая увести разговор от темы последствий. «А завтра скажет, что хочет жениться. За что мне?.. Но он прав. В том, что касается звёзд, Валера абсолютно прав. Свет фонаря перед общежитием сюда не доходит, небо очень чёрное, на нём гигантские звёздные скопления свисают, как тёмные виноградные гроздья, блестящие росой. И тишина какая-то неестественная. Нет, всё-таки не может это быть остров. Мы же не переходили реку вброд и не плыли на лодке? А мы здесь. Значит, обязательно есть путь по суше. А завтра я ему скажу… Стоп! Никаких “завтра”! Можно просто откинуться на спину. Тогда всё это мерцание будет прямо надо мной, а Валера догадается, что слова уже не нужны, наклонится и будет целовать меня в губы. А завтра… Господи, да что же это такое!»

Валера достал сигарету, закурил. «Идиот он, что ли? Ладно, тогда и я закурю, может, оно к лучшему».

Нет, это не остров, это полуостров. Узкая полоска, по которой идёт тропинка, связывает его с большой землёй. Но Сыромятина слишком много выпила вина своего изготовления и не заметила тропинку, а пошла прямо на свет Валериной сигареты, который было видно с берега. Запутавшись в камышах и попав ногами в воду, она довольно громко выругалась матом, чего от неё никто не ожидал. Значит, идём к ней на выручку. «Такое впечатление, что кто-то невидимый хранит меня от меня самой. Спасибо ему, конечно, хоть и немного жаль».

Да, но то, что Сыромятину вырвало от собственного вина, это уже просто несправедливо. Валера тактично ушёл вперёд. И правильно, раз она может идти сама. В комнате оказалось, что раздевать её не надо, она сама отлично легла на кровать и тут же уснула.

Тамара Борисовна вышла на крыльцо, достала сигарету, закурила. Ну и слава богу. Так даже лучше. Она успела заметить, как Валерины белые джинсы ушли за угол. С ними были чьи-то довольно стройные ноги в мини. Вот и всё. Да, конечно, так лучше. И тут на крыльцо вышел Бадер. Вино Сыромятиной дали и ему, он тоже был пьян.

– Тамага Богисовна, вы не спите? – Специальностью Бадера было задавать вопросы, ответ на которые очевиден.

– Нет ещё. Но собираюсь.

– Посидите со мной минутку.

– Конечно.

– Вот здесь. – Они сели на лавочку недалеко от входа.

– Меня Ольга Ивановна угостила вином, которое она сама делает. Очень, знаете ли, хогошее вино. Оказалось, я немного опьянел. Пгедставляете?

– Представляю. Она и меня угостила.

– И как вам?

– Очень хорошо. Долбит.

– Что?

– Долбит. Так местные говорят, когда пьют свою бодягу. Я в магазине слышала.

– Долбит. Какое хогошее опгеделение. Как точно народ находит слова, чтобы выразить… э…

– Я поняла.

– А посмотгите, какие звёзды! Когда лампа над входом в общежитие гаснет, я смотрю ввегх, на небо. В гогоде нет таких звёзд.

Ну, Бадера трудно заподозрить в какой-то хитрости, про звёзды он говорит без задних намерений, от чистого сердца.

– Как вы думаете, там кто-то есть?

– Думаю, да. Если тут есть, то и там есть.

– И они сейчас тоже смотгят на нас и спгашивают себя, есть там кто-то?

– У них сейчас, может быть, день. Тогда они в поле, собирают огурцы.

– Да… или помидогы. – Бадер улыбается. – А правда, вы думаете, они похожи на нас?

– Думаю, что похожи. Нам отсюда кажется, что они совершенные, летают на своих тарелках, и всё там здорово, и нет никаких проблем. Но вряд ли это так. Думаю, всё, как у нас.

– Вы извините, я хотел спгосить. Как товагищ. Тамага Богисовна, вы чем-то гасстгоены всё въемя. Вы стагаетесь не показывать, но я вижу.

– Так… Ерунда. Разные мелочи. Не обращайте внимания.

– Вы не такая, как все. В вас есть что-то особенное. Послушайте меня. Такие женщины, как вы, очень кгасивые… Они часто остаются одинокие. Как вы думаете, почему?

– Потому что красивые женщины много о себе воображают.

– Вздог. Извините. Я увеген, что дело совегшенно не в этом. Кгасивые женщины очень нгавятся мужчинам, вокгуг них всегда атмосфега немного… подкгучена, что ли. Их это будогажит. Они живут в постоянном стгессе. И в конце концов у них что-то пегегогает внутги. Кгасивые женщины часто вообще пегестают интегесоваться мужчинами. И остаются сами. Я пгав?

– Вы даже не представляете себе, насколько.

– Но вы не должны гасстгаиваться. Вы совегшенно необыкновенная. У вас всё будет очень хогошо. Я увеген. Но в кгайнем случае у вас всегда есть выход.

– Конечно, всё образуется, вы правы. Я не должна раскисать.

– Тамага Богисовна, если вам нужно будет от всех убежать, спгятаться… В общем… Я давно вам хотел сказать. Только не смейтесь. Я буду ждать хоть десять лет, но, если вы газочагуетесь в жизни… Выходите за меня замуж. Я хогоший. Понимаете? Я нелепый, стганный, я всё вгемя говогю какую-то чепуху. Но я хогоший. Я бы ни за что не гешился с вами так говорить. Но это вино. Я гедко пью и напился, по-моему. Послушайте меня. Дгугого случая вам это сказать у меня не будет. Я понимаю, что для вас это неожиданно. Но вы подумайте. Я самый пгеданый. Самый добгый. Я бы думал только о вас. Я бы вас защищал. У меня есть квагтига. Тги комнаты. Что я говогю… Как будто я хочу вас соблазнить квагтигой… Чепуха какая-то… Я вас давно люблю. Я не кгасавец, я понимаю… Но я бы весь, полностью, пгинадлежал вам. А с кгасавцем так никогда не бывает. Я бы… ну, как вам пегедать, что я чувствую… Всё это небо со звёздами не больше, чем моя любовь и нежность к вам.

Да… И тут Тамара Борисовна не выдержала, по её щекам покатились довольно крупные слёзы.

– Тамага Богисовна, что с вами? Я вас обидел?

– Да что же это такое? Да что же это такое? – Она совершенно спокойно это произнесла.

– Извините меня! – Бадер пришёл в ужас.

– Да за что? Не обращайте внимания… Про атмосферу, подкрученную, вы очень правильно сказали. И сами её тут же и подкрутили. Но, Виталий Маркович, вы, оказывается, поэт. Я серьёзно говорю, без иронии. У меня нервный срыв, не обращайте внимания. Как тут люди открываются с неожиданной стороны… Вряд ли я выйду за вас, честно скажу, но… вы – рыцарь. Что-то вроде Дон-Кихота. Я вам так благодарна. Вы… извините, я должна уйти. Простите меня… И ещё раз – спасибо.

Она проснулась под утро, ещё было темно. Сыромятина не храпела, к счастью. Обрывки сна, которые остались в памяти, никому рассказать невозможно и самой лучше поскорее забыть. Совсем неприличный сон. «Как жарко, всё тело мокрое. Никаких шагов не слышно, все уже спят. Вот пойду на реку, искупаюсь, сна всё равно ни в одном глазу».