Читать книгу Вся история Фролова, советского вампира - Александр Семёнович Слепаков - Страница 43

Книга первая. Любовь на природе, или Повесть о советском вампире
Глава 41. Субботний вечер у директора совхоза

Оглавление

С подполковником Пушкарёвым мне пришлось познакомиться в своё время, намного позже всех этих событий, когда он давно уже перестал быть подполковником, и брюки от его мундира были с лампасами. К событиям лета 1981-го года он вернулся неохотно, но потом разговорился. Я узнал, как он увидел вампира в первый раз.

…В беседке во дворе перед домом директора совхоза бы накрыт стол. За столом сидели хозяин и его гость – подполковник Пушкарёв. Жена хозяина, Клава, приходила время от времени из кухни, приносила только что приготовленное, присаживалась бочком. Разговор касался важных вопросов сотрудничества дивизии и совхоза, но подполковник прервал обсуждение насущных проблем и произнёс за неё тост. Она раскраснелась и выпила водку, не поморщившись.

Сбор огурцов закончился, но были ещё помидоры, баклажаны, кабачки, яблоки в саду, подходили уже арбузы и дыни, работы было невпроворот. Местные бригады не справлялись, от университетских помощи – сами понимаете, нельзя сказать, чтоб совсем никакой, но они люди городские – с них спрос невелик, и потом – их мало.

С другой стороны, дивизия нуждается в свежих овощах, мясе, молоке, солдаты могут помочь, потому что план по мероприятиям в дивизии выполнен и выделить солдат можно. К тому же директор строил новый птичник, и помощь на стройке была ему тоже очень нужна.

Жена директора ушла в дом, поскольку гость и хозяин были уже на второй бутылке водки, и пришло время подавать горячее. Разговор о деле закончился, всё было ясно.

– Да нет, Николаич, – говорил подполковник, – я не то чтобы не воевал – я рассказать об этом не могу, не имею права. В больших боях я, конечно, не участвовал, авиация меня не бомбила, но тоже видел кое-что.

– Ну его на х**. – Директор совхоза положил вилку на стол. – Мне это снится до сих пор. Кто солдат в атаку на пулемёты не поднимал, просто не поймёт, что это такое, как бы ни пытался – он не поймёт. Есть тут у нас ветераны, из пиджаков иконостасы себе сделали, значков каких-то понацепили, медалей, после войны выданных. В школу ходят, лекции читают – я не против, но сам не пойду. Я всё понимаю, но мне как-то неудобно. Мне жена тоже ордена на пиджак нацепила, я сфотографировался, с тех пор так пиджак в шкафу и висит, я его надеваю только на праздники по обязанности.

– Тебя государство наградило, – сказал подполковник. – Там за здорово живёшь ордена не давали.

– Ты понимаешь, очень много и как-то не то говорят про это, – продолжал директор. – Получается, что оно вроде и правда, но какая-то не такая. У меня однажды от роты одиннадцать человек осталось, а мы не штрафники были. Обычная стрелковая рота. У Твардовского есть стихи: «Ликовать – не хвастливо в час победы самой…» Как-то мы хвастливо ликуем. Я, конечно, не могу осуждать людей, но эти ветераны с иконостасами… Наверное, я не прав. Ссорятся между собой, льготы себе выбивают. Я как вспомню, как мы дрались штыками, лопатками, ножами, лицом к лицу в траншеях, как мы убивали голыми руками, душили, как в нас стреляли в упор… Ты не пехота, ты такого не видел никогда. Вот как я после этого надену ордена и пойду по улице: смотрите на меня – я герой! Этого же всё равно не расскажешь, что с нами было, ну зачем я буду ходить как ёлка, мне неудобно.

– Да в том-то и беда, Николаич, что ты не наденешь, а другой наденет. Ты будешь молчать, а другой будет говорить, выпячивать грудь. И люди будут ему подражать, у него учиться. А учиться они должны у тебя, а не у него.

– Честно сказать, я сам не знаю, – сказал директор. – Вот, говорят, люди с возрастом мудреют и всё понимают, а я чем старше становлюсь, тем меньше понимаю, только об этом сказать никому не могу. Давай, подполковник, выпьем за танковые войска.

У калитки стояла командирская машина, на переднем сиденье солдат, откинув голову, спал. Он очень устал от длинного солдатского дня под палящим солнцем. Ему снилось, как уходит под капот автомобиля грунтовая дорога. Парню было не намного меньше лет, чем директору, когда он делал то, о чем рассказывал сейчас подполковнику. Солдат только в книжках читал, что такое бывает. Но, конечно, реально не представлял себе, потому что представить это невозможно.

Он спал молодым глубоким сном. Ветер через опущенное стекло проникал в кабину. Солдат дышал во сне ровно и спокойно. Он, конечно, не видел, потому что спящий не видит, как мимо него, впрочем, легко и почти бесшумно, проскользнула в темноте фигура мужчины. Мужчина открыл калитку у дома директора совхоза, прошёл через неё и, обернувшись и закрыв её за собой, пошёл по дорожке к беседке.

Директор и подполковник осуществили своё намерение выпить за танковые войска, но закусить они не успели, поскольку в беседку спокойно, как будто так и надо, не спрашиваясь, вошёл мужик, директору совхоза незнакомый, и сел на лавке напротив подполковника с краю, хотя никто сесть его за стол не приглашал.

– Ты что здесь делаешь? – спросил директор совхоза. – Ты кто такой?

Мужик молчал, как будто не зная, что сказать. Подполковник смотрел на директора вопросительно. Мужика вышвырнули бы из-за стола ещё до того, как он сел, если бы не одно обстоятельство. Если бы не было совершенно очевидно, что он считает своё появление абсолютно естественным, вполне нормальным. Такое очень странное поведение наводило на мысль, что, прежде чем мужика выкинуть за калитку, всё-таки не мешало бы выяснить, какого хрена он сюда пришёл и что ему нужно. Было видно, что он не пьяный и не сумасшедший. Но ни директор, ни подполковник никогда его раньше не видели.

– Чего тебе надо? – ещё раз спросил директор.

– Я пришёл подполковнику спасибо сказать. За значок, – сказал мужик глуховатым голосом.

Директор совхоза посмотрел на него тяжёлым взглядом, потом, мотнув в его сторону головой, сказал подполковнику:

– Видал?

Подполковник довольно пристально всматривался в мужика и, слегка растягивая слова, спросил:

– Что – понравился значок?

Ни слова не говоря, мужик раскрыл перед ними ладонь, на которой лежал значок.

– А вы танкист? – спросил мужик.

– А ты что, не видишь петлицы? – ответил вопросом на вопрос подполковник.

– Я вам спасибо пришёл сказать.

– Да нет, – сказал подполковник, также пристально глядя ему в глаза, – это тебе спасибо. Ты мне солдата спас.

– Так это ты, что ли? – спросил директор. – Вот ты какой! Ты чего на людей кидаешься? Нинку Петрову правда ты убил?

– Я, – глухо сказал мужик.

– Ах ты с**а! – выругался директор совхоза.

– Я не с**а, – отозвался мужик, – я волк, я должен кровь пить, я зверюга. Только я больше людей не убиваю.

– Какой ты добрый! – прищурился директор.

– Я не хочу, чтоб на меня облаву устраивали, – сказал Фролов.

– Это правильно, облава тебе ни к чему! Так, может, тебя сразу пристрелить, если ты зверюга? На всякий случай? – Рука у подполковника ушла вниз к кобуре, висевшей на спинке стула. Фролов видел, конечно, но не отреагировал, как будто это его вообще не касалось.

– А вдруг меня нельзя пристрелить? Я ж вообще-то неживой, а вдруг ещё хуже будет? – отозвался он. – Придёт кто-то вместо меня…

– У меня пистолет на поясе, и он заряжен, не беспокойся, – предупредил подполковник.

– И вы не волнуйтесь, я танкиста не трону никогда, – заверил Фролов.

– Спасибо, что успокоил, – ответил подполковник довольно холодно.

Он смотрел на мужика прямо, просто, как-то пытливо, без тени страха.

– Нет, это хренотень какая-то, – сказал тут директор совхоза. – Ты и на Фролова вообще не похож. Тебе больше сорока не дашь. Фролов-то старше тебя лет на двадцать. Что ты нам голову дуришь?

– Я – Фролов, – подтвердил тот. – А почему у меня внешность такая, я не знаю. Это всё само получилось, меня ж не спрашивал никто.

– Да, может, ты жулик какой-то ненормальный? – предположил директор.

– Если я жулик – куда я днём деваюсь? Жулики и днём тоже живут.

– А кто тебя знает, куда ты деваешься! – сказал директор.

– Пётр Николаевич, можете не верить, мне так даже лучше, – заверил Фролов. – Вот вы были на войне, а товарищ подполковник не был. Но он танкист, а у меня с танкистом случай был. Нашу батарею разбомбили, немцы в атаку идут, восемь танков. У нас ничего, ни одной целой пушки. Пехота вперёд ушла – прикрыть нас некому. Ну, я с жизнью попрощался, смотрю в бинокль, жду, что будет. Тут на пригорок въезжает «тридцать четвёрка». И прямо с ходу по головному танку лупит из пушки. Положил снаряд прямо под башню, башню оторвало к е**ней матери. Тут ещё две «тридцать четвёрки» въехали и с ходу пошли на немцев – в лоб. Ещё два немецких танка загорелось – и один наш. Танкист из него выпрыгнул, вроде раненый. Нам особо некогда смотреть. Мы по пехоте огонь ведём. Я потом к ручью спустился, а тот танкист лежит весь обгоревший, видно, что умирает. А над ним какой-то капитан сидит, откуда взялся – непонятно. И вроде в шею его целует. Я глаза протираю, что такое? Капитан голову поднял, а у него всё лицо в крови, и рот в крови, и зубы в крови, а глаза как у пьяного. Тут снаряд прилетел, взрывом меня оглушило, я в себя пришёл, смотрю, капитану голову оторвало осколком, а танкист как лежал, так и лежит, только видно, что уже мёртвый. Я тогда успел привыкнуть на войне, и мне так сильно страшно не было. Но этот капитан, я понял, он у танкиста кровь пил, это было страшно! Я с тех пор к танкистам по-особенному отношусь, они нас спасли в том бою. А капитана этого, которому голову оторвало, я потом опять видел. Вполне вроде бы живого. Стал я думать, как он себе голову назад приклеил. И вот до сих пор и думаю, придумать ничего не могу.

– А ты бы сообщил про него в НКВД, – сказал подполковник.

– Да в том-то и дело, – почти крикнул Фролов, – я его видел с оторванной головой, какой НКВД?

– А ты не обознался? – спросил подполковник.

– Нет, не обознался, – мрачно отозвался Фролов. – Я его и сейчас бы узнал. Я б его, гада, собственными руками придушил за того танкиста. Но как его придушишь, если он себе оторванную голову назад приклеивает?

– Когда ты воевал, если ты моложе меня? – не мог поверить подполковник.

– Я двадцать третьего года рождения, – ответил Фролов.

– Иди ты… – подполковник скептически сощурился.

– Подожди, – директор вдруг как-то даже подался вперёд, – у Фролова на спине шрам был от раны осколком. А ну-ка, повернись спиной и рубашку задери.

Фролов послушно повернулся спиной, сев на лавку верхом, и задрал рубашку. В свете лампы на спине Фролова под правой лопаткой был отчётливо виден рубец, довольно длинный.

– Ну что, – спросил Фролов, – есть или нет? А то я сам не проверял.

– Ну есть, – негромко сказал директор.

– Значит, я правильно всё чувствую.

– Охренеть, – подвёл итог подполковник, он смотрел на Фролова с новым любопытством.

– Я потом этого капитана видел, он сапёрами командовал. И он меня видел. Долго-долго так на меня смотрел. Я его узнал. Я б его из тысячи узнал. Это был он. Как-то он себе голову назад приклеил и ходил, командовал. Смотрел на меня. Я этого взгляда никогда забыть не мог. Закрою глаза и вижу, как он на меня смотрит. И тогда что-то со мной стало. Я после этого случая изменился. Я всё время его вспоминал и потом, после войны, а особенно после того, как жена умерла. И всё время какой-то странный голод чувствовал. Как будто от этого капитана что-то на меня перешло.

– Но это же всё днём было, – сказал директор, – а ты говоришь, ты только ночью ходишь. Он, получается, мог днём ходить?

– И я смогу, только потом. Когда привыкну.

Из дома вышла жена директора Клава с тарелкой чего-то дымящегося в руках. Она подошла к столу, поставила тарелку, это было тушёное мясо с луком, сказала:

– Кушайте на здоровье, – и пошла обратно в дом.

На появление третьего за столом вообще не отреагировала.

– Она меня не видела, – объяснил Фролов, – я могу так сделать, что на меня внимания не обращают, как будто меня нет. Зачем её пугать?

– Да, наверное, – отозвался директор, – вот явление природы… Слушай, а ты чеснока боишься?

– Как это? – удивился Фролов.

– Ну… запах чеснока отпугивает тебя или нет? – спросил директор.

– Нет… неприятно, конечно, но не отпугивает, а что вы спрашиваете? – удивился Фролов.

– А я понял, кого ты имеешь ввиду, – засмеялся подполковник.

Вдруг Фролов вскочил и, ни слова не говоря, побежал к калитке, причём оказался у неё в два прыжка.

– Ты что? – крикнул директор, но в ответ ему только хлопнула калитка.

Какое-то время они сидели молча. Потом директор спросил:

– Миша, ты тоже всё это видел и слышал – или мне по пьяни показалось?

– Не показалось, – отозвался подполковник.

– Ну, тогда мы с тобой, как марксисты-ленинцы, должны признать, что вампиры существуют на самом деле, – директор развёл руками.

– Да, может, он и не вампир.

– Он сам сказал.

– Я всё равно не верю, – уверенным тоном сказал подполковник. – Своими глазами вижу, а не верю.

– Фролов при жизни был точно не в себе, что-то такое его мучило, он странный очень был мужик. – Директор как будто думал вслух. – И ещё этот шрам.

– И значок, – добавил подполковник. – Это тот, что я участковому дал. Неужели передал? Надо его завтра спросить.

– И как его Клава не заметила? Как его можно было не заметить? И в два прыжка до калитки! Тут не меньше десяти метров. Так люди не ходят.

– Не ходят, – подтвердил подполковник.

– Но ведь это же дурость какая-то, – не мог успокоиться директор.

– Значит, нам показалось, – подвёл итог Пушкарёв. – Давай выпьем на посошок. И пойду солдата будить. Время уже вон какое.

Вся история Фролова, советского вампира

Подняться наверх