Читать книгу Вся история Фролова, советского вампира - Александр Семёнович Слепаков - Страница 29

Дальше, как я понял, сложилась дикая ситуация. Действительно дикая. Значит, так: по хутору ходит вампир, все к нему начинают привыкать, никаких мер против него не предвидится. Петрову похоронили, родители её приезжали, был вообще какой-то ужас. Сердюкову девку, правда, удалось откачать и привести в чувство. Но состояние её было нехорошее, и её увезли к бабушке в Волгоградскую область.

Петров и Сердюков пришли к участковому и стали задавать ему разные вопросы. Например, такой вопрос: есть ли социалистический правопорядок на хуторе Усьман, или его на хуторе вообще нет? Как такое может быть, чтобы убийца на свободе разгуливал, мужики его видят чуть не каждый вечер, а участковый делает вид, что его это не касается? Участковый не знал, как им объяснить, они к тому же были оба на нервах и выпивши.

Как им объяснить? Посадить человека очень легко, но для этого у него должны быть документы, и сам этот человек должен быть живой. Тогда он сажается в один момент. Но как посадить человека, если он мёртвый и без документов? Паспорт Фролова, пенсионную книжку и что там ещё у него было – участковый сам лично изъял. А дом опечатал. Человек от этих документов лежал на кладбище. Для того чтобы привлечь его к ответственности, надо было его выкопать. Но это же дикий бред. А тот, кто ходит по селу (кстати, участковый сам его не видел ни разу), точно был без документов. Точно. Вампирам не дают паспортов. А может, выдать? Но на каком основании? Кто его родители, где он прописан? Как его фамилия, в конце концов? Фролов? Не-е-ет! Фролов лежит в могиле. А это кто – вообще не понятно. Как его судить? За что? За вампиризм? Так нет в Уголовном кодексе такой статьи.

А с другой стороны, получается, что у нас в Стране Советов ножом человека пырять нельзя, стрелять из ружья нельзя, душить нельзя, бить ногами нельзя. А кровь пить, получается, можно?

– Смотря кому, – возражал участковый. – Комар же может пить кровь, никто его за это в тюрьму не посадит. А вампир – это тот же комар, только очень большой…

От этой мысли участковому сделалось дурно.

Но тут Петров и Сердюков резонно спросили:

– А если комара прихлопнуть, это подсудное дело или нет? А если очень большого комара прибить, это подсудное дело?

Участковый объяснял:

– Будет труп. А раз есть труп, должен быть осуждённый. Такой порядок. И труп как раз может быть без документов. И тогда уже не важно, вампирский это труп или человеческий. Никакая экспертиза этим не будет заниматься. Просто посадят того, кто убил, и всё.

– А что же делать, так и будем смотреть? А если он ещё кого-то убьёт? – спросил Петров.

Вот на этот вопрос участковый ответа не знал. А кто должен знать? Петров и Сердюков спрашивали правильно, участковый понимал, что знать полагается ему. Но он не знал.

Участковый не мог просто сказать мужикам: «Идите по домам». Если они выйдут отсюда, неизвестно, куда они пойдут, кого они найдут и что будет. Любого мужика, которого не узнают в темноте, они могут покалечить.

И ещё в глубине души участковый понимал, что в этом случае за ними стоит правда. Он не может этого не признать. Просто они правы, и поэтому выгнать их участковый не может. Это тот случай, когда нельзя ссылаться на Уголовный кодекс, а думать надо самому. Но объявить охоту на вампира участковый тоже не может. Не будут на его участке пьяные мужики охотиться на вампира, которого они ни разу не видели. Нужно найти какой-то выход.

Участковый открыл ящик своего письменного стола, порылся в нём и бросил на стол две красные нарукавные повязки с надписью «НАРОДНЫЙ ДРУЖИННИК».

– Повяжите на левую руку, – сказал участковый, – сделаем обход.

Он демонстративно пристегнул кобуру, посмотрел на них внимательно – понимают ли они важность минуты? Ведь пистолет заряжен. И все трое вышли из комнаты. Он запер за собой дверь, летняя ночь приняла троих мужчин – двух пьяных, одного трезвого, одного вооружённого и двух безоружных.

– Смотрите в оба, – сказал участковый, – но без моей команды ничего не делать.

Первым встречным мужчиной оказался незнакомый водитель из Багаевки, вторым – очень хорошо знакомый рабочий-скотник Степан. Степану объяснили, куда они идут, хотя участковый и просил этого не делать. Степан воодушевился, что было неудивительно, поскольку он тоже находился в подпитии, и выразил желание идти с ними. Но участковый этому категорически воспротивился, сославшись на отсутствие третьей повязки с надписью «НАРОДНЫЙ ДРУЖИННИК». Степана это обстоятельство убедило вполне, к тому же ему было бы обидно, почему у них есть повязки, а у него – нет.

Так они ходили по деревне около часа, и участковый с глубоким удовлетворением замечал, что мужики почти совсем протрезвели.

Он уже было хотел забрать у них повязки и отправить домой: сегодня, мол, ничего, а завтра – посмотрим. Но вдруг ему показалось, что в пустом доме Фролова, который он своими руками опечатал, внутри было какое-то движение. Они стояли как раз напротив, и в окне вроде бы кто-то прошёл.

– За мной! – скомандовал участковый и пошёл к дому.

Теперь он был рад, что с ним мужики, которых в случае чего можно было использовать в качестве понятых. Они стояли под окном, в доме было тихо. Никаких движений, никаких шевелений. Пломбы на входной двери нетронуты. Он постоял ещё немного и уже хотел уходить, но вдруг увидел, что окно со стороны сада приоткрыто. Мало ли кто мог залезть в пустой Фроловский дом. Но участковый, неожиданно для себя, так проникся мыслью про вампира, что действовал, как будто правда в это верил.

Участковый прижал палец к губам, давая понять мужикам, что надо быть тихо-тихо. Расстегнул кобуру, вытащил «ПМ» и осторожно, поднявшись на крыльцо, неожиданно сильно толкнул входную дверь, так что щеколда замка отлетела и двери распахнулись.

Он вошёл первым, потому что он был вооружён, а они – нет. И ещё потому, что это он был милиционер на службе, а они – гражданские лица. Но никто на него не напал, никто не пытался причинить ему вреда, как никто и не убегал и не сопротивлялся.

Вошедшим предстала такая картина: в комнате, на кровати, освещённая луной, свет которой лился из окон, лежала голая женщина, довольно красивая, и спала. Вторжение не разбудило её. Она лежала, вытянув руки вдоль тела, ладонь правой руки была на правом бедре, голова на подушке, тёмные волосы вокруг лица, одна нога чуть согнута в колене, лежит на другой.

Женщина спит. Её груди с маленькими тёмными сосками поднимаются и опускаются – и отлично видно всё вплоть до самой маленькой складки на коже, до капельки пота между грудями, до последнего волоска. Кажется, что её тело светится в лунном сумраке и от него идёт тепло. Возбуждённые опасностью мужчины ещё сильнее почувствовали, как это тепло входит в них через ладони.

У изголовья, подобрав колени под подбородок, сидит голый мужчина и смотрит на них вообще без всякого страха. Точно так же, как минуту назад участковый, он прижал палец к губам и тихо сказал, указывая на женщину:

– Не разбудите!

Участковый направил на него пистолет:

– Вы задержаны! – сказал он, к своему удивлению, негромко и невольно покосился на женщину.

– А что такое? – удивился голый мужик.

– Я тебе, с**а, покажу, что такое, – начал было Петров, но участковый дал ему знак молчать и сам ответил:

– Разберёмся в отделении. Вы тут не имеете права находиться – дом опечатан, – и опять перевёл взгляд на женщину.

– Да мы сейчас уйдём, – сказал мужик.

– Никуда ты не уйдёшь, а пройдёшь со мной, – повторил участковый.

– Хорошо, – сказал тот.

– Ваша фамилия? – спросил участковый.

– Фамилия – Фролов, – ответил мужик.

– Ах ты, с**а позорная, – зацедил было Петров.

– Отставить, – приказал участковый.

Мужик легко перебрался через женщину и сказал:

– Дайте одеться – не пойду же я с голой задницей по деревне.

– А где твои телеса? – удивился Сердюков. – Что-то ты не похож на Фролова.

Перед ними стоял сорокалетний мужчина, прекрасно сложённый, без всяких признаков обвислого живота и прочих особенностей, свойственных его живому предшественнику. Но человек этот был – вне всякого сомнения – живой, из плоти и крови, нормально с членом, на Фролова вообще не похожий.

– Что ты видишь – то и есть, – отозвался мужик, – все мои телеса.

– Фролов был жирный, в дверь еле пролазил.

– Никогда я такой не был, – спокойно возразил мужик.

Участковый засомневался, может, это вообще не тот, кого они ищут, просто забрался с бабой в пустой дом через окно. Скорее всего, так и есть.

Женщина не просыпалась, он не мог удержаться и всё время косился на неё.

– Кто такая? – спросил он.

– Не знаю, – ответил мужик, – на реке познакомился. Её нельзя будить, если сейчас проснётся – заболеет.

– Что?! – опять зацедил Петров. – Кровь у неё пил?

– Да вы что?! Какую кровь?

– Такую кровь! Как у моей Нинки. Так ты её ещё и того в придачу!

– Я твою Нинку в глаза не видел.

– Врёшь, с**а, – не поверил Петров.

– Зачем бы я врал?

– А шоб я тебя не прибил!

– А ты прибей меня, я слова не скажу, – неожиданно предложил мужик, как будто перспектива быть прибитым совсем его не обеспокоила.

– А ты правда Фролов? – спросил Сердюков. – Что-то не похож.

– Я – не тот, – настаивал мужик.

– А кто? – спросил участковый.

– Дайте одеться, – мужик поднял лежащую на полу рубашку.

«Вроде и правда не он, – подумал участковый, – уж больно не похож, совсем другой человек».

Женщина вздохнула во сне, положила руку себе между ног, слегка придавила и тихо застонала. Но не проснулась. Пальцы её медленно двигались. Она стала часто дышать, губы её приоткрылись, и зубы сияли в темноте, как будто фосфоресцировали. Она чуть отодвинула согнутую в колене ногу, как будто облегчая себе доступ.

Участковый, как и Петров и Сердюков, смотрел на неё, остолбенев во всех смыслах этого слова, включая состояние члена.

Мужик, назвавший себя Фроловым, даже не перескочил, а как-то жутко неправдоподобно передвинулся, как переехал, довольно далеко по комнате к стулу, стоящему у окна, и стал натягивать трусы. От этого передвижения, совсем не человеческого, почему-то стало вообще невозможно терпеть, все трое почувствовали почти боль в натянутых до предела, просто окаменевших членах.

– Вы только на минуту выйдите, а то, пока вы смотрите, я уйти не могу, – пробормотал мужик, выдающий себя за Фролова, – а через секунду вернётесь, меня не будет, а она останется.

На мужиков накатило затмение рассудка. Сейчас он уйдёт, а она останется. Вот сейчас. На всех троих её хватит, ещё ей мало будет. Они послушно вышли из комнаты. Но тут же опомнились и бросились обратно.

В комнате никого не было. Участковый включил свет. Кровать была аккуратно застелена, никаких следов, что на ней кто-то лежал или даже сидел. А больше всего поразил запах. В комнате явно пахло теперь пылью и чем-то кислым. Участковый вспомнил этот запах, который был здесь, когда он приходил опечатывать. Запах жилища больного неопрятного мужика.

Они стояли посредине комнаты. У двоих из троих хмель вышел окончательно. Третий, наоборот, чувствовал себя как пьяный. Милиционер и два народных дружинника. У всех троих болели и ныли яйца. Все трое были прибиты страхом. Все трое молчали, сказать было совершенно нечего.

Так в молчании они вышли из дома. В молчании дошли до отделения.

– Ну… мы… пойдём… – пробормотал Сердюков.

– Повязки снимите, – буркнул участковый.

Назавтра Сердюков с семьёй уехал вслед за старшей дочерью в Волгоградскую область. Расчёта он не взял, отпуска не оформил. Коля Петров, правда, никуда не уехал, но как-то притих и расправы над вампиром больше не требовал.