Читать книгу Подарок фюреру, или В будущем году – в Аушвице! (сборник) - Александр Тавровский - Страница 15

– Мой фюрер! Недопустимо оставлять в самом центре Германии, в Берлине, сорок тысяч смертельно опасных врагов Рейха! – стоя прямо напротив Гитлера, как всегда без обиняков, начал Геббельс.

Под палисандровым, распростертом на десятиметровой высоте фигурным потолком любой, даже двухметровый, гвардеец СС, широкоплечий, белозубый, белокурый и голубоглазый – из «непорочных архангелов», как полушутя называл эсэсовцев Шахт, – даже он казался пигмеем!

Геббельсу кабинет фюрера в рейхсканцелярии категорически нравился. В нем рост человека не имел никакого значения.

Встреча была строго конфиденциальной. Поэтому в кабинете кроме Гитлера и Геббельса никого не было.

– Мой фюрер! Они легко могут войти в контакт с миллионами военнопленных, работающих на оборонных заводах. И разве не вы сами в своей гениальной книге «Майн кампф» предупреждали немцев о чудовищных организаторских способностях этих монстров, способных подчинять себе любой стоящий на их пути народ и стравливающих разноплеменные массы ради собственной выгоды?! После катастрофы под Сталинградом мы должны любой ценой уничтожить этот дьявольский оплот евреев в Берлине!

Гитлер жестом пригласил Геббельса пройти к гигантскому камину, в котором в любое время суток горели пихтовые дрова. Они присели на стоящее напротив камина канапе. Такого внимания в этом кабинете удостаивались немногие.

Над камином – портрет Бисмарка. Гитлер любил в трудную минуту посмотреть в глаза «железного канцлера».

За стеклянными дверьми – сад, где посменно дежурят «архангелы» СС, неподвижные, как глаза Бисмарка.

И в этот раз Геббельс смотрел на Гитлера, а Гитлер – на Бисмарка. Бисмарк же, как всегда, был неприступен и выглядел на 1000 марок. А вот Гитлер…

Сталинград, как огромная доза снотворного, перевозбудил его до полного нервного истощения. Даже романтическая челка на лбу, скопированная его личным фотографом Гофманом с прически дирижера популярного оркестра Никисле, выглядела сегодня совсем не романтично.

Фюрер был явно растерян и подавлен. Геббельс уже не раз видел его таким… неромантичным. Точно так же выглядел он и в день своего триумфа, когда старый фельдмаршал Гинденбург вопреки всему все же назначил его рейхсканцлером – растерянным и запуганным.

Геббельс знает, что именно в такие минуты от Гитлера можно добиться невозможного. Но именно такой, неромантичный, Гитлер нравился ему меньше всего.

– Дорогой Йозеф! – глухо заговорил Гитлер и снова пристально посмотрел на портрет Бисмарка. – Вы даже не представляете себе, какому чудовищному давлению я подвергаюсь в последнее время со стороны… всех этих господ. Им легко судить! Они понятия не имеют, что сейчас в действительности происходит на Востоке, в мире и что сейчас творится в моей душе! Геринг занят своими дурацкими картинами, коллекционирует замки, завел себе молодую львицу! Ставит ей на спину ноги и всем хвастается, что она в него влюблена! А англичане бомбят Берлин уже чаще, чем соколы Геринга Лондон! Гиммлер увяз в Гималаях! Ему некогда заниматься такими пустяками, как «Красная капелла»! И вот пока они все там развлекаются, Шахт и Шпеер пророчески каркают у меня над ухом! Еще в… ноябре сорок первого Шахт прислал мне возмутительное письмо, где накаркал поражение в России. Тогда я ему не поверил. И вот он – Сталинград!

– Мой фюрер! – вскочил с канапе Геббельс. Гитлер поморщился: он не терпел резких телодвижений посторонних. – Верьте мне: Сталинград – лишь скорбная веха на пути к нашей окончательной победе!

– Победа, победа! – Гитлер судорожно вскинул голову, и глаза его истерично потемнели. – Крушение никогда не бывает так близко, как в момент победы! Так говорят мои астрологи! Все начинается Парижем, а кончается Сталинградом! Кому же мне прикажете верить, Геббельс? Вам? Герингу? Шахту? Шпееру? Безоговорочно я верю только себе, своему внутреннему голосу! Но вам, Геббельс, я верю больше, чем остальным! Вам одному чужды их детские забавы или холодный бухгалтерский расчет. Мы с вами – последние романтики нацизма! И только я и вы знаем, кто на самом деле настоящий враг Германии!

– Мой фюрер! Одно ваше слово – и мы очистим Берлин от этой скверны раз и навсегда! И тогда наступит перелом в войне. Евреи – наше проклятье!

– Да, Геббельс, евреи – наше проклятье! Но с евреями Берлина мы не будем… торопиться. Мне докладывают, что лагеря переполнены, Шпеер клянется, что без евреев экономика Германии рухнет… Представляете, они, шайсе, уже успели опутать всю нашу экономику! А Шпеера – просто околдовали! Евреи снова чувствуют себя в Германии незаменимыми! И самое страшное, Геббельс, что это – правда!

Голос Гитлера заметно ослаб и потускнел.

– Но у нас есть миллионы военнопленных с Востока! – не удержавшись, перебил фюрера Геббельс.

– Рабы, Геббельс, рабы! Тупые, ленивые и подлые! Рабы погубили Рим! Тут Шпеер прав! Ему нужны высококвалифицированные специалисты, а русских я бы не взял даже в похоронную команду! После стакана водки они легко могут зарыть друг друга! Есть и еще кое-какие важные обстоятельства. Мне предлагают сохранить евреев Берлина на самый крайний случай. Они могут стать нашим золотым запасом, живым щитом! Среди них много тех, за кого Запад даст любую цену. Но если мы их тронем, там завопят, что мы перешли последнюю красную черту, и тогда нам с вами, Геббельс, уже не будет спасения. Но разве не этого добивается мировое еврейство! Я уже отлично вижу, как они на Манхеттене потирают от радости свои потные, пропахшие чесноком руки! О нет, Геббельс, я никогда не буду петь под дудку их Крысолова! Не дождутся!

Гитлер встал с канапе, давая понять, что аудиенция окончена.

– Мой фюрер! – в отчаяньи воскликнул Геббельс. – К несчастью, мне не дано переубедить вас! Душа истинного немца бессильна против бездушного рационализма таких, как Шпеер! Но, возможно, вас убедит другое! Одну минуту! Только одну минуту!

Гитлер согласно кивнул головой.

Геббельс выхватил из папки заранее заготовленный лист с крупно отпечатанным текстом. Гитлер настороженно ловил каждое его движение, как больной в стоматологическом кабинете ловит каждое движение дантиста. Сперва со свойственным ему мелодичным рейнским акцентом, а потом все более надрывно Геббельс начал читать, не называя имени автора письма.

«К сожалению, даже сейчас многие продолжают утверждать, что евреи тоже «творенья Божьи» и поэтому их надо уважать. Но ведь мы говорим, что и мухи тоже творенья, но при этом уничтожаем их. Еврей – это гибрид. Он унаследовал признаки арийцев, азиатов, негров и монголов. Единственное, что есть у него хорошего, – это белая кожа. Среди жителей южных островов бытует поговорка: «Белый – от Бога и черный – от Бога, а вот гибрид – от дьявола».

Иисус сказал однажды евреям: «Ваш отец не Бог, а дьявол». У евреев есть порочная книга их законов – Талмуд. Кроме того, евреи считают нас животными и поэтому так плохо к нам относятся. Они отбирают у нас деньги и имущество жульническим путем. Уже при дворе Карла Великого командовали евреи, и поэтому было восстановлено римское право. Но оно не годилось ни для немецкого, ни для римского крестьянина, а было выгодно только евреям-торговцам.

Евреи виноваты даже в смерти Карла Великого. В Гельзенкирхене еврей Гринберг продавал человеческое трупное мясо. Это разрешено книгой его законов. Евреи подстрекали к восстанию и к войне. Они обрекли русских на страдание и горе. В Германии они поддерживали коммунистов и платили убийцам. Мы были на краю гибели, когда пришел Адольф Гитлер. Теперь заморские евреи агитируют против нас. Но мы не дадим провести себя и позаботимся о нашем фюрере. Каждый грош, который мы даем евреям, убивает кого-либо из наших близких… Хайль Гитлер!»

– Что это? Что это? Что это? – фюрер пришел в страшное возбуждение: кулаки судорожно сжимались и разжимались, а зрачки, как у умирающего, закатились за верхние веки. – Кто это написал? Кто? Кто? Кто? Вы меня разыгрываете, Геббельс! Я не читал этого ни у одного из пророков! Так о евреях мог сказать только один человек! Я!!!

– Это – сочинение школьницы Эрны Листинг, опубликованное в «Дер Штюрмер», – неожиданно спокойно ответил Геббельс. – Устами младенца глаголет истина. И эти уста обращены к вам, мой фюрер!

– Геббельс! – Гитлер забегал по кабинету, потом резко остановился и застыл в горделивой позе. – Это – зов наших потомков! Они взывают к нам! Это – голос германской крови! А голос крови сильнее голоса разума!

Вдруг Геббельс заметил, что Гитлер смотрит вовсе не на него. Его взгляд снова был устремлен на портрет Бисмарка над камином. Но самое поразительное – фюрер улыбался, даже как-то по-детски смеялся. Впервые бросилось в глаза, что в этот момент у него как-то странно стала подрагивать левая нога ниже колена. И когда Гитлер наконец обратился к Геббельсу, голос его, недавно хриплый и раздраженный, зазвучал чисто и проникновенно.

– Мой дорогой Геббельс! Вы тронули меня до глубины души! Вы одним ударом меча разрубили страшный гордиев узел моих сомнений. О, вы как никто другой владеете этим редким даром! Так вы полагаете, что это возможно? Что, наконец, пришло время осуществить мою заветную мечту – одним ударом очистить Берлин от инородной нечисти? Да будет так! Обсудите этот вопрос с Эйхманом. Пока только с ним. Он – специалист по решению такого рода проблем. И пользуется моим безусловным доверием. И когда же, по-вашему, можно начинать? Операцию нужно провести молниеносно и бесшумно. И вот еще что… пусть название операции ничем не выдает ее суть. Что-то абсолютно нейтральное, отвлеченное.

– Мой фюрер! Благодарю за доверие! Я завтра же встречусь с Эйхманом! Начать можно в конце февраля, в крайнем случае в начале марта.

Геббельс на секунду задумался, и голос его стал торжественен.

– И, если вы позволите, пусть это будет подарок нации к вашему пятидесятичетырехлетию!

Глаза Гитлера восторженно заблестели.