Читать книгу Подарок фюреру, или В будущем году – в Аушвице! (сборник) - Александр Тавровский - Страница 8

До позднего вечера подружки обесцвечивались перекисью и перекрашивались в ярких блондинок. Для этого Лотта даже осталась ночевать в доме Рут.

Утром, после долгих колебаний, они все же рискнули глянуться в зеркало. Потом друг на друга. Потом снова в зеркало. В итоге они пришли к выводу, что результат превзошел все ожидания. Из двух очаровательных брюнеток они за ночь превратились в двух не менее очаровательных блондинок, настолько похожих на ариек, что, как не без гордости сострила Лотта: можно даже не креститься.

По этому случаю фройляйн решили до салона красоты в центре города доехать на трамвае. Собственно, решила все, как всегда, Лотта. Рут долго колебалась, стоит ли брать на душу еще один грех. Первым, по ее мнению, было их чудесное преображение: грех одинаково непростительный, как с точки зрения иудаизма, так и национал-социализма. На что Лотта безапелляционно возразила, что одним грехом больше, одним меньше – грешить так грешить!

К тому же поездка на трамвае в таком виде совсем не опасна, а что касается «облондинивания», то, во-первых, даже звери меняют окраску накануне весны, а во-вторых, при этом она ехидно поджала губы, сама Магда Геббельс, как говорят, крашеная блондинка! Конечно, жена доктора Геббельса – вне подозрений, но ведь она стала блондинкой навсегда, а они с Рут – пока не почернеют корни волос. К тому же, тут Лотта снова, но теперь уже загадочно поджала губы, – они перекрасились в блондинок вовсе не для того, чтобы не быть похожими на евреек, и уж тем более не для того, чтобы стать арийками.

– А для чего? – не менее загадочно поинтересовалась Рут.

– Как для чего?! – возмутилась Лотта. – Хорошенький вопросик: для чего?! Спроси об этом свою разлюбимую Магду! Для чего она перекрасилась? Если и так… арийка!

В салон красоты они таки поехали на трамвае. Звезды были приколоты за лацканами жакетов, чтобы в любой момент можно было без проблем переместить их на грудь. А чтобы контролеры не застали их врасплох, сразу же прошли в середину вагона.

Сесть вместе не получилось. Рут оказалась рядом с высоким парнем рабочего вида, а Лотта – с немолодой, бедно, но опрятно одетой женщиной, как-то весьма подозрительно поглядывающей по сторонам. Парень же, наоборот, всю дорогу смотрел в окно, как будто видел город впервые.

В феврале сорок третьего Берлин еще не утратил своего апломба «столицы мира». За все бомбардировки погибла всего тысяча человек. Для четырехмиллионного мегаполиса это было так же незаметно, как и отдельные разрушения. Полностью разрушенные здания еще не резали взгляд, как в городах на западе Германии.

Правда, после поражения под Сталинградом Берлин как-то сразу поблек и осунулся, словно человек, только что узнавший о тяжелой болезни. Вот в августе прошлого года – а кажется, не прошло и дня! – когда германские армии с блеском сорвали в общем-то авантюрную попытку англичан под Дьепом высадиться на континенте, когда армия Листа стремительно продвигалась к Кавказу и казалось, что немцы вот-вот соединятся с японцами, а окончательная победа уже буквально за первым углом, Берлин пережил свой самый волнующий, но, увы, последний ренессанс.

Зажиточные берлинки, как в старые добрые времена кайзера, снова могли купить в хороших магазинах русскую икру, скандинавскую водку, карибскую кабанину, датское сливочное масло, греческие маслины, югославские и голландские консервы. А норвежские шпроты, арденская ветчина, паштеты из гусиной печенки продавались повсюду.

Хозяин столицы доктор Геббельс постарался, чтобы бакалейные лавки ждали берлинцев через каждые сто метров и в шикарных ресторанах солдат, отпущенных в увольнительные, их приятели могли угостить настоящим французским шампанским. Все пили за победу под Дьепом, за провал открытия второго фронта и, конечно, за себя любимых.

С Украины вереницей шли доверху груженные продуктами составы. По личному указанию гауляйтера Берлина партийные чиновники бесплатно раздавали зерно на берлинском вокзале. Сбылась мечта простых людей – возвратиться из магазинов с полными сумками говядины по 4 марки за кило и батонами белого хлеба по марке.

– Партия столько раз сообщала гражданам плохие известия, – по радио доверительно обращался к берлинцам Геббельс, – столь многого требовала от них, что будет только справедливо, если на сей раз она сделает для них что-то приятное.

Детям – пикники в лесах вокруг аэропорта Темпельхоф, женщинам – шелковые ткани и духи по самым низким ценам. Везде народные гулянья, похожие на бесконечные рождественские праздники.

Всего полгода назад Берлин ощущал себя центром новой великой империи – от Норвегии до Африки, от Бретани до Волги! Ведь был Дьеп, где авангард английского десанта не смог даже высадиться на берег! Был Африканский корпус – в нескольких переходах от Суэца, и, самое главное, армия Паулюса, подумать только! – была на правом берегу Волги!

Но очень скоро великий Роммель, который совсем недавно с 50 тысячами немцев и 50 тысячами итальянцев наголову разбил 750-тысячную британскую армию, доверившись каирскому шпиону Джону Эплеру, которого союзники благодаря дешифровальной машине «Ультра» вычислили и заменили на своего человека, заблудился в районе зыбучих песков, навсегда потеряв шанс выйти к Суэцкому каналу. Армия Паулюса, одного из авторов плана Барбаросса, в степях под Сталинградом превратилась в мираж, а победоносный Дьеп оказался лишь утешительным призом коварных арийских богов уже обреченной на гибель Германии.

Еще мало кто отказывался от завтраков в кафе, от пива в теплой компании камарадов, от легких ужинов в домашней обстановке. Еще уезжали на уик-энд в Потсдам, еще женщины садились в вечерних платьях в трамваи и провожали до самого вокзала, до «поездов смертников», возвращающихся на фронт друзей. Еще в берлинских особняках приличных кварталов сохранялся запах паркетной мастики, красные ковры на лестницах, а каменные балконы поддерживались мощными кариатидами…

Но берлинцы все чаще прикидывали, в каких подвалах спрятать ценный фарфор, а немецких служанок сменили русские горничные – расторопные и неприхотливые, которым даже Геббельс и Гиммлер не без кокетства говорили «гутен морген!», когда те приносили им в постель завтрак. И все больше берлинцев видели в кошмарном сне призрак нового шефа гестапо Мюллера и с ужасом чувствовали, как их родной город медленно, но неуклонно превращается в город одиноких женщин и руин.

Вот по такому Берлину 22 февраля сорок третьего года в подрагивающем на стыках трамвае и ехали в салон красоты две свежеперекрашенные блондинки – Рут Лебрам и Лотта Шюфтан.