Читать книгу Матрица пространства времени. Исповедь призрака - Александра Андреевна Крючкова, Александра Крючкова - Страница 24

Я проникла в комнату со сваленными вещами через окно.

На подоконнике лежали чёрные чётки с серебряным крестиком, на котором отчётливо виднелся Николай Чудотворец. Да, я помню, на обратной стороне – молитва Святому.

Чёток было две пары. Я купила их на Афоне. Одни – для сына, с Чудотворцем. А вторые – с обычным крестом и Весами с двумя чашами. Для кого я покупала их в подарок?

Будильник на подоконнике. Стрелки застывшие.

Сколько лет назад?

Когда здесь остановилось Время?

На стене – иконы, в том числе «Моление о Чаше».

Почему я их «закрыла»?

– Привет, Алис, – произнёс Рэй, проявившись на мешке с вещами. – Что нового?

– Ничего … – печально вздохнула я. – Рэй, почему ты не можешь мне подсказать, что я должна сделать?

– Вспомни икону Лестницы, ангелы на ней молча молятся, стоя в стороне, а черти утаскивают прямо в Ад. Я, как ты понимаешь, далеко не ангел. Но и они не могут за тебя выбор сделать.

– Выбор?

– А разве это не твой выбор – не помнить?

– А ты, случайно, не чёрт, который хочет утащить меня в Ад?

– Я и при жизни не пытался затащить тебя в Ад. Ты гораздо выгоднее мне в Раю! Поразмышляй логически. О сроках, например.

– Почему после 40-го дня я не смогу этого сделать? Либо я на 40-ой день попаду к тебе в Ад, либо мне откроют дорогу в Небо?

– Неа. Ты можешь застрять тут на много лет, если не захочешь всё вспомнить. Но доделать дело – только до 40-го дня. Почему?

– Рэй… Ну откуда мне знать, почему? Это ты тут давно обитаешь, а я – всего 10-ый день!

– В чём разница между сроком до 40 дней и после? Ты это прекрасно знаешь с детства.

– С детства? А что было со мной в детстве? Почему в детстве я должна была думать о смерти? – я чуть ли не заплакала от бессилия.

Рэй подошёл ко мне, обнял за плечи и резко развернул лицом к стеллажу с книжками. Я окинула стеллаж взглядом и на нижней полке заметила фотоальбомы. Я попыталась мысленно достать один из них, но тщетно – слишком тяжёлый.

– А кому легко без тела-то? – усмехнулся Рэй. – Но другого выхода отсюда, возможно, и нет. Сканируй на расстоянии, дурёшка!

Фотографии в альбоме были исключительно чёрно-белыми. На одной из них я увидела гостей в старой квартире и обратила внимание на пакеты с вещами у шкафа.

– Рэй!!! – воскликнула я от прозрения. – До 40 дней нельзя трогать предметы умерших!!! Вот! На этой фотографии! Смотри! Здесь, в этих пакетах, я помню: в них лежат вещи кого-то, кто умер в том доме! Не помню, чьи вещи, но помню эти пакеты!!!

– Отлично… – вздохнул Рэй. – И… выводы?

– И… значит, то, что я могу сделать здесь только до 40-го дня, как-то связано с тем, что находится в этой квартире – с вещами!!!

– Наконец-то…

Я окинула взглядом комнату, и радость сменилась отчаяньем:

– Но как это всё перебрать и вспомнить!!! Что это за вещь? И что я должна с ней сделать???

Рэй покачал головой и подошёл к подоконнику, задумчиво разглядывая чётки с Николаем Чудотворцем.

– Может, он тебе поможет? В сотворении маленького чуда? Сходи к нему, попроси.

– Но… его мощей нет на Афоне! – воскликнула я.

– Но ты же можешь перемещаться, куда угодно… Ты была у него?

– Да… Не помню, когда, но была…

– Ну тогда есть два варианта: простой и сложный.

– Простой – это захотеть сейчас переместиться к его мощам, так?

– Так. Но тебе полезней второй вариант.

– Вернуться в Прошлое, в тот день, когда я была у него?

Рэй кивнул.

Я зажмурилась и…

***

Бари, Италия

Я открыла глаза, стоя на коленях на каменном полу перед решёткой, за которой находилось мраморное надгробие, увешанное неугасимыми лампадами, с мощами Николая Чудотворца, украденными в 1087 году предприимчивыми барийцами у турков из Мир Ликийских. Тогда за мощами отправлялись и венецианцы, но барийцы их опередили. Однако барийцы вынесли 4/5 мощей. Впоследствии венецианцы забрали оставшуюся часть и разместили на венецианском острове Лидо, назначив Святого Николая покровителем Венеции наряду со Святым Апостолом Марком.

Я держала в руках раскрытый акафист Святителю и читала его, предварительно положив на нижний выступ раки серебряное кольцо с Николаем Чудотворцем, купленное в местной иконной лавочке, и масло. Он помогает путешествующим, детям-сиротам, ученикам, девушкам, а также людям, которых оклеветали, и невинно осуждённым. Два года назад он спас меня в аварии. Хотя меня тогда многие спасли…

Начиналась служба на русском языке – здесь часто служат из русского подворья в Бари. В этой маленькой крипте в «подвальной» левой части католической базилики, у мощей Святителя Николая, потрясающе наэлекризованное пространство: стоя к раке лицом, ты оказываешься в потоке, проходящем сквозь тебя – от мощей и до ниши с изображением Святого, находящейся за твоей спиной, куда люди бросают записки со своими сокровенными желаниями.

Прочитав акафист, я дотянулась рукой до раки, чтобы забрать кольцо и масло, встала, подошла к нише и оставила своё желание, записанное на маленьком клочке бумаги.

Всю службу я находилась в крипте, а затем ещё раз подошла к мощам и вышла из базилики на площадь, где… благополучно сделала шаг в сторону от себя самой, там, в Прошлом, но проследовала за «той я» до момента, пока «я – та» не скрылась за дверью в Патриаршем подворье Святого Николая Чудотворца на улице Corso Benedetto Croce, 130.

Я присела на лавочку у подворья: как и когда я оказалась здесь?

– Что ты чувствовала в «своём сердце» и о чём мыслила «своей головой», когда «слилась с собой» у мощей? – спросил внезапно проявившийся рядом Рэй.

– Я просила любви…

– А не помнишь, какой судьбой он привёл тебя к себе?

– Нет… Но в моей «той» голове проскользнула мысль, что он спас меня в какой-то аварии…

– М-да… Сейчас не об аварии речь. Хотя и авария имела к этому косвенное отношение. Ты должна была полететь в Венецию, там тоже находится часть мощей Николая Чудотворца. Какая борьба за него между Венецией и Бари, обрати на это внимание. Но за два дня до вылета ситуация мгновенно изменилась, и ты оказалась в Бари. Тебя вместо Венеции отправили в Бари. Не ты сама так решила, а тебя туда Свыше послали. А ты даже не помнишь, что произошло.

– Но что произошло, Рэй?

– Цепочка определённых событий, которую ты в очередной раз увидела в Скрижалях и записала в виде романа, сломалась.

– Да? А почему?

– Как и во многих твоих рассказах, включая «Мертворождённую», это был один из сценариев Будущего, приводящий тебя к досрочному возвращению в Небо. Тебе эту цепочку настолько ярко и чётко показали за три месяца до вылета в Венецию, что ты ещё месяц говорить ни с кем не могла. Но усердно молилась, после чего Пространство мгновенно стало меняться, каждое звено рушилось, одно за другим. И началось всё, казалось бы, с маленькой детальки – премьер-министр не приехал на открытие. В итоге человек, который собирался лететь с тобой в Венецию… Ну, ты помнишь?

– Нет, но я помню, что в последний момент организаторы поездки заменили Венецию на Бари.

– И жила ты там со своей делегацией в…

– В Патриаршем подворье… – с дрожью в голосе произнесла я.

– Молодец. Кстати, та твоя фотография, которую сделал Михаил Талалай, организатор поездки в Бари, сослужила тебе службу… на чаше Весов во время посмертного Суда – Мытарств.

– Фотография? – удивлённо воскликнула я, вспоминая. – Та, где я стою у Башни?

– Да… Казалось бы, что такого – обычная фотка девушки у осеннего моря на фоне Башни, в которой ты выступала… А в итоге – новая цепочка событий, образованная в результате ломки предыдущей, могла бы привести тебя к совершенно иной судьбе.

– Могла бы? Ты говоришь загадками, Рэй. Что случилось потом?

– То, что ты написала в записке Николаю Чудотворцу. К сожалению, люди формулируют свои желания вкривь и вкось, а те имеют особенность сбываться в точном соответствии с формулировками.

– Я… не видела, Рэй, что там было написано… Она, то есть я, бросила записку уже скомканной. Она написала её до того, как я с ней слилась…

– Теперь это уже и не столь важно, – мрачно произнёс Рэй, тая на моих глазах, – а «последствия» той фотографии ты когда-нибудь вспомнишь. И, возможно, даже грустно улыбнёшься…

***

Урануполи, Афон, Греция

– Алиса! Наконец-то! А я уже думал, что ты уехала, – воскликнул отец Кирияки, обнимая меня у своего «мороженого» прилавка, когда я возвращалась с очередной прогулки на границу с Афоном для чтения акафиста. – Как дела? Не надоело ещё отдыхать? Может, поможешь мне поторговать мороженым? Так, гляди, и принца своего встретишь?

Я засмеялась. Кирияки вышла к нам из иконной лавочки:

– Принцы хороши до того момента, пока не берут тебя замуж!

– Молись Николаю Чудотворцу, – улыбнулся отец Кирияки. – Он даже всех бесприданниц успешно выдавал!

– Да, я знаю! – кивнула я. – В Бари его изображают с мешочками золотых монет, которые он подкинул в окошко бедной женщине, потому что её дочерей не хотели брать замуж из-за отсутствия приданого.

– Да кому оно нужно, приданое! Главное, чтобы душа в душу, – отец Кирияки подбадривающе подмигнул мне. – Настоящее счастье оно не в золоте. Вот иконы, например. Ты любишь иконы в золоте?

– Нет, – призналась я.

– Вот и я не люблю. Потому что это уже – ювелирное украшение. Хочешь золота – ступай в ювелирный магазин, купи себе колец или цепочек. Ну или в банке слитки закажи. А икона – это душа Святого, которая на тебя смотрит. Душа не нуждается в оправе из земного золота.

– А кто, помимо Николая Чудотворца, помогает с замужеством из Святых? – спросила Кирияки. – Я слышала, у католиков – Святая Екатерина.

– В России любят Ксению из Петербурга. Она была юродивой, родилась в начале XVIII века, но канонизирована лишь в 1988 году. После смерти мужа стала говорить, что он – это она, а сама она будто умерла, одевалась в его одежду и откликалась только на его имя. Пожертвовала свой дом. Скиталась по улицам. По ночам строила храм, принося в него кирпичики. Обрела дар пророчества и исцеления. В основном помогала женщинам с женихами и детьми. Над её захоронением построена часовня, оттуда все пытаются чуть-чуть земли с собой забрать. Но я думаю, земля тут ни при чём. Ксения моей крёстной всю жизнь помогала. У крёстной день рождения 7 июня, а у Ксении день памяти 6 июня. Крёстная обращалась к Ксении и с квартирными вопросами, и с работой, и с другими проблемами. Интересно, что людей, которые приходили ей на помощь, звали Ксениями.

– Ничего себе! Надо заказать её икону, чтобы она нам помогла с продажами. Раньше на Горе иконы не продавали особо, и все у нас покупали. А теперь иконные лавки – в каждом монастыре. Люди, которые приезжают в Урануполи для посещения Афона, покупают там, а не у нас, дороже покупают, потому что мы те же иконы дешевле отдаём…

– Я знаю, мне Димитра и Янис уже рассказывали, – кивнула я.

Я сделала шаг в сторону, чтобы удалиться в Башню к Джойс, оставив себя в Прошлом с Кирияки, когда та спросила:

– А ты смогла бы, как Ксения, раздать всё своё земное имущество?

Я посмотрела на себя в Прошлом и вздохнула:

– Всё наше земное имущество – это наша Память…

***

Зал Суда во Вселенной

Туман окутывает моё Сознание. Здесь звучит Лунная Соната, без перерыва. Здесь… или во мне… Она заканчивается и начинается снова, заканчивается и снова начинается, она – бесконечна…

И вот уже левая чаша Весов снова перевешивает правую. Черти поднимают радостный шум.

Сквозь толпу к Весам подходит старушка. Она называет своё имя и говорит, как однажды позвонила мне и поделилась горем, когда я прилетела с Афона, – её дочь, которую тоже звали Алисой, родила мёртвого ребёнка. Я ничего не помню, а старушка продолжает говорить, и на экран проецируются кадры. Как она приезжает ко мне, и я отдаю ей икону Пояс Богородицы, сам поясок, единственный, который у меня был, икону Александры и икону Екатерины для её второй дочери… Она кладёт своё «СпасиБо» – маленький светящийся солнцем комочек энергии в форме сердца на правую чашу, и Весы снова качаются в поисках равновесия…

Туман… Я всё вижу в Тумане… Периодически до меня доносится голос Джойс, читающей мне в Башне про Апостола Петра…

И я вижу у Весов мальчика… Странно, мне почему-то больно его видеть… Кто он?.. И я не слышу, что он говорит… На экране тёмные кадры… И я проваливаюсь в них… В ночь, где звучит Лунная Соната… Мы едем в машине в полном и гнетущем молчании, но я разрушаю тишину криком:

– Поговори со мной!

И Время останавливается, и мы едем долго-долго, петляя по лабиринту улиц Подсознания, и я что-то говорю ему, но не то и не о том… Ему надо проехать всего пару домов. Но мы едем, сворачивая влево и вправо, будто старательно объезжая то – самое больное – место. Он знает его. Он чувствует всё, что внутри. Он не такой, как… кто? Я не помню. Я не хочу больше ничего помнить, а на экране – Афонские чётки. С крестом. Такие же, как я привозила сыну. Только у сына – с Николаем Чудотворцем. Мальчик у Весов продолжает говорить… Я не слышу, что… Всё – в Тумане… Я дарю книжку, которую он не прочитает, потому что ему страшно её читать. Он там есть. Он есть во всех моих книжках. А я не помню: кто он? А Лунная Соната звучит всё громче… Какое-то письмо… Кафе… Он теребит чётки с крестом в руках и что-то говорит про… кого?

Но я молчу… И он произносит:

– Поговори со мной!

А из Тумана до меня доносит голос Джойс в Башне, читающей мне про Апостола Петра…

Мальчик у Весов кладёт своё «СпасиБо» в правую чашу, поворачивается, ищет меня глазами, находит и почему-то произносит: «Прости», исчезая. Но появляется Женщина в чёрном с белыми волосами, она обнимает меня и плачет. Её лицо почему-то раздваивается…

Я помню, что у неё умерла мать. Через день я уезжала на Афон. Она идёт к Весам и молча кладёт своё «СпасиБо». А на экране Прошлого она же говорит мне: «Ты за нас за всех помолишься на Афоне, и всё будет хорошо, всё будет хорошо, у нас у всех всё будет хорошо…»

Лунная Соната звучит всё громче и громче…

Та икона… и поминальные записки о её матери в Афонские монастыри, которые я передавала через паломников рано утром на причале вместе с пожертвованиями… А Женщина на экране читает мою книжку, где есть стихотворение, посвящённое ей… Я не помню, какое и о чём, но в нём звучит слово «Любовь»…

И я слышу её голос:

– Помоги ему, не бросай его!

И одновременно голос Джойс в Башне… что-то про ключи от Рая, которые держит Пётр…

Туман наполняет Зал Суда настолько, что я уже ничего не различаю в нём… Лунная Соната вытесняет все остальные звуки и голоса и резко… обрывается…

Я открываю глаза в Башне и слышу голос Джойс:

– Уже светает. Тебе пора, Алиса…