Читать книгу Счетовод перевала - Алексей «Рекс» - Страница 2

Счетовод профессия не героическая. А уж в наш век вычислительных машин счетоводу редко выпадает даже заурядное приключение. И это утро было очередным самым обычным утром добропорядочного клерка в век паровых машин.

Я уже проснулся, но открывать глаза не хотелось. В такие моменты мне кажется, что я в старом доме своего детства, и рядом с моей кроватью стоят две тумбочки. Совершенно одинаковые тумбочки, по одной с каждой стороны. И на одной из них будильник, но я всякий раз спросонья не могу сообразить на какой. И я начинаю шарить руками. И понимаю, что я давно вырос. Старый дом и кровать с тумбочками остались где-то в безмятежном детстве.

Между тем, тихо посвистывая, пневматическая машина вращает винтовой механизм кровати. Ах, ещё можно позволить себе понежиться в постели, пока она не накрениться так, что с меня сползёт одеяло. Но хватит, пора вставать, не то я сам упаду на пол вслед за одеялом.

Моя кровать самый совершенный будильник эпохи пара. Она разбудит любого, если только он не мертвецки пьян, но такого позора со мной не случалось даже в годы несознательной студенческой молодости. Я могу просыпаться и под обычный будильник. Но треск дешёвого будильника не пристал королевскому служащему. Конечно, королевский гимн был бы подобающим выбором. Но возможно среди моих соседей есть сторонники парламентской республики. Каждый имеет право на своё мнение, лишь бы оно не нарушало закон. И мне, как вежливому человеку, не пристало выпячивать своё собственное мнение напоказ. Это может быть неразумно. К тому же, признаюсь, мелодия королевского гимна отчего-то вгоняет меня в царство Морфея ещё глубже. Да и что удивительного? Если играет королевский гимн, значит всё спокойно и можно смело предаться благонадёжному сну.

Вот потому я и остановил свой выбор на механической кровати. Она умеет многое. Несколько рычагов могут заставить её превратиться в диван. Или даже в удобное кресло. Любой наклон спинки, какой пожелаете. За высоту подлокотников отвечает другой рычажок. Сперва кажется немного сложным, но на каждом рычаге есть надпись. И ещё есть книга с инструкцией, не помню только, куда я её подевал. А самое ценное для меня это встроенный часовой механизм будильника, пробуждающего без лишнего шума. Интересно, а в армии то же введут такие кровати? Это было бы полезно в целях сохранения тайны. Сейчас побудка в гарнизонной крепости на много вёрст окрест слышна грохотом барабанов и рёвом горнов. Любой шпион проснётся от такого шума и не медля пошлёт голубя, и вот уже враг знает, что мы готовы к бою. Но совсем другое дело, когда армия пробуждается бесшумно. Враг подкрадывается и не догадывается, что все солдаты уже на своих местах. И вот, когда коварный злодей хочет напасть на наших безмятежно дремлющих солдат – сюрприз! Мы и не думали дремать! С такими кроватями врагу никогда не застать нас врасплох.

Однако мне и самому пора пробудиться окончательно. Едва я сунул ноги в мягкие домашние туфли и поднялся с кровати, как скрытый в её чреве пружинный клапан ощутил отсутствие моего тела и передвинул золотник воздухопровода. Тотчас же пневмомашина принялась возвращать постель в прежнее горизонтальное положение. Единственное чего машина не умеет, это застилать простыни и одеяла. Это забота приходящей прислуги. Я даже не знаю, как её зовут, но всегда оставляю мелкую монету. Когда я возвращаюсь со службы, постель всегда застелена свежим бельём, в комнате прибрано, а мелкой монеты нет. Думаю, прислугу такое положение дел то же устраивает. В конце концов, все мы живём в обществе и приносим ему пользу в меру своих способностей, за что и получаем по этим способностям плату.

Витая в этих благостных мыслях я прохожу в уборную. Да, я снимаю такое жильё, где у меня даже есть своя уборная. И это конечно намного лучше моей прежней съёмной квартиры, где уборная была одна на весь этаж и утром туда выстраивалась очередь. И, между прочим, у меня тут смывной туалет. Роскошь, которая в старину была не всякому монарху доступна, теперь же уже любой горожанин имеет доступ к таким благам цивилизации.

У моей уборной есть ещё некоторые приятные свойства. И это не только разные удобные шкафчики в её стенах, для хранения всякой всячины, которая бывает нужна в таком месте. Шкафчиками никого не удивить и век назад. А вот например освещение от газовых рожков. Они вспыхивают, стоит мне открыть дверь. При следующем открытии двери они так же сами погаснут. Конечно, невелика диковинка, шнур от двери протянут через систему блоков и противовесов, они-то и открывают или закрывают газовый кран. Но всё же мне это кажется удобнее, чем архаичное освещение свечами.

Есть здесь и то, что человеку прошлого века показалось бы не иначе как чудом. Едва крышка над отверстием (назначение которого известно всем и я не нахожу нужным уточнять это в приличном обществе) захлопывается, как тут же система противовесов раскрывает дверцы того шкафа, что ближе к выходу, и он превращается в умывальник. Часовой механизм услужливо подогрел воду к моменту моего пробуждения. Как же это приятно умываться поутру горячей водой! Каждое утро я вспоминаю холод ледяной воды, и радуюсь своей нынешней роскоши. Да, эта роскошь обошлась мне в копеечку. И кое-кто сказал бы, что я живу не по средствам. Но право же, этот небольшой комфорт определённо стоил всех моих скромных сбережений за два года безупречной службы.

Умывшись, я по обыкновению взглянул на себя в зеркало. Ещё одно удобство, зеркало прямо над умывальником. Для тех, кто заботится о красоте это особенно кстати. Увы, на своём лице я не замечал никаких признаков даже намёка на самую редкую щетину. Товарищи по студенческому братству подшучивали надо мной, мол потому я избрал стезю делового циркуляра, что безусых не берут в кадеты, а тому у кого не растут бакенбарды нечего делать на флоте. Но вот я давно не студент, а вполне самостоятельный мужчина. И, однако, естественного украшения мужественности на моём лице так и не появилось. Былые товарищи при встрече утешают меня, что зато я экономлю на визитах к брадобрею. Это слабое утешение, когда в компании сверстников я единственный до сих пор выгляжу как мальчишка. Надеюсь, этот недостаток не помешает моему продвижению по службе.

Как обычно, окончив умывание, я откинул раковину умывальника к стене. Те же противовесы потянули скрытые тросы, закрывая дверцы, и теперь то место, где только что был умывальник, снова превратилось в ещё один закрытый шкафчик, на вид точно такой же, как остальные, а уборная разом как будто прибавила в размерах. Очень удобно, скажу я вам, для такого рационального человека как я. Ни к чему отводить под умывальник, которым пользуемся пару раз в день, квадратный аршин драгоценного пространства. Как жаль, что этих аршинов всё равно не хватает, чтобы поставить душ. Хотя бы душ! Увы, в этом доме собственная ванная есть только у домохозяйки. Как говорит она, постояльцы могут помыться и в турецких банях. И, за неимением выбора, я следую этому совету.

Пока я заканчивал своё умывание, в комнате произошли перемены. Ещё один механизм передвинул рычаг, и паровой поршень услужливо распахнул передо мной дверцы стенного шкафа. Вся моя одежда, выстиранная и выглаженная, ожидала меня. Зауженные штаны с множеством пуговок на голени, которые приходится каждый раз застёгивать при одевании и расстёгивать при раздевании, но что поделать, такова мода! Сюртук скромного покроя, как и полагается молодому служащему, но из лучшего сукна, как и подобает королевскому чиновнику. Ослепительно белые манжеты, воротничок и манишка. Это дешевле, чем рубашка, к тому же под сюртуком всё равно не видно. Единственное чего мне не хватает в костюме так это жилетки.

Конечно такой молодой клерк, на самой мелкой должности, какую только можно придумать, вполне может прожить и без жилетки. Опять же экономия на рубашках. С другой стороны начальство обожает спихивать на меня такие поручения, какие не всякому доверят. И, по делам службы, я посещаю приличные дома, навещая важных персон. А порой, сопровождая самого начальника департамента, доводится бывать и в высшем свете. И тут конечно приличествует полный костюм-тройка. Но отчего-то повысить мне оклад никто не спешит. И на чём-то приходится экономить.

Впрочем, мой портной уверяет меня, что экономить на жилетке последнее дело. Я выслушиваю такие речи от него каждую неделю. Ведь раз в неделю я посещаю свой клуб. Нетрудно догадаться, каков этот клуб. Поскольку я не любитель крепких напитков, то выбрал клуб, в котором самый крепкий напиток это кофе. И чтоб без азартных игр, мой математический ум не терпит глупой случайности. И, разумеется, в этом клубе я оказался самым молодым его членом. Ведь в таких заведениях большинство это мужья, чьи жёны строго следят, чтобы благоверный не выпил лишнего, не проигрался в пух и прах, и вообще не проводил время в неподобающей компании. Кто-то скажет: «Ну и скукотища» – но я предпочитаю такую скукотищу сборищу молодых повес, только и обсуждающих певичек да танцовщиц из варьете. Правда, взамен мне приходится выслушивать еженедельные проповеди моего портного о моде и стиле в одежде. И каждый раз я клянусь сам себе, что закажу у него эту жилетку. Как только получу повышение.

Я одет, и теперь самое время для лёгкого завтрака. Я подошёл к большому письменному столу, стоящему в углу комнаты у окна. Едва я уселся, как давление моего тела на стул запустило ещё одни механизм, и дверцы над столом распахнулись, являя моим глазам нишу, в коей уже ждали меня «Утренний вестник», сэндвичи и горячий шоколад. Привычным жестом я взял газету, бегло просмотрел заголовки, закусывая сэндвичем и запивая шоколадом. Чего только не выдумают эти писаки. Некий Жифар берётся построить аэростат, способный летать, куда пожелает сам аэронавт, в том числе даже против ветра! Именитые механики заявляют, что такое невозможно! Зачем же вводить читателя в заблуждение, когда заранее известно, что невозможно? Что касается лично моего мнения, никогда не видел этих аэростатов, разве что на газетных гравюрах, но ведь и там они изображаются привязанными к прочному канату как раз затем, чтобы ветер не унёс их неизвестно куда. И куда же аэростат полетит по своему желанию, коли место его быть на привязи? Отсутствие логики меня всегда раздражает. Покончив с завтраком, я поставил посуду обратно в нишу. Кинул туда же и газету. Все темы для сегодняшних разговоров я уже знаю достаточно, чтобы вставить свои пару вежливых поддакиваний, и газета мне уже не нужна. А вот кто-нибудь из прислуги, вероятно, сможет продать её и выручить себе лишний пенни к жалованию.

Рядом с дверцами притаился вычурный рычаг, скрывающийся среди затейливой резьбы так, что и не заметишь его сразу, если не знаешь о нём. Я с усилием переместил рычаг в верхнее положение. Дверцы при этом закрылись, а где-то внизу в подвале звякнул звоночек. Посуду можно забрать. Я прислушался и точно, через несколько секунд послышалось шуршание канатов и поскрёбывание лифта о стенки. Почему-то эти звуки всегда вызывали у меня непроизвольную улыбку. Хорошо начинать день с улыбки.

С этими мыслями я подошёл к двери и распахнул её. Прямо напротив стояли мои штиблеты. Как всегда безупречно вычищенные до блеска. Я не знаю, кто этим занимается. И тем более не знаю когда. Очевидно, что среди ночи. Как он ухитряется делать это так тихо, чтобы не разбудить жильцов? Право же, не раз мне приходило в голову, что этому таинственному чистильщику то же стоит оставить на чай. Но, увы, тут не было никакой тумбочки или полочки, где могло бы стоять блюдце для чаевых. А класть даже мелкую монету прямо на пол мне казалось невежливым. Я утешал себя тем, что должно быть эта услуга входит в те чаевые, что я оставляю для прислуги в комнате. И уж скорее всего ночному чистильщику обуви неплохо платит домохозяйка. Надеюсь, он на меня не в обиде.

Я не стал дожидаться медленно ползающего пассажирского лифта, а спустился вниз по лестнице, винтом опоясывающей лифтовый колодец. Четыре этажа это не высота. В холле внизу бросил взгляд на дверь в покои домохозяйки, не выглянет ли? Её я приветствую особо учтиво, пожилой фрау это должно нравиться. Ну а мне, глядишь, выйдет небольшая скидка к квартплате. Увы, похоже она вышла в сад через заднюю дверь. А возможно спустилась сейчас в кухню. А может быть, приехал молочник или зеленщик, и с ними надо рассчитаться. Или, хуже того, барахлит главный котёл, и нужно срочно вызвать механика. Наверное, утро домохозяйки полно более важных дел, чем выглядывать для дежурного приветствия своих постояльцев.

Предназначавшаяся хозяйке улыбка, досталась консьержке. Старая дама похоже удивилась этому, ну а я, спеша к дверям, привычным жестом снял с вешалки свой котелок. Что за нелепая шляпа, она мне совсем не к лицу. Ах, когда-нибудь я обзаведусь цилиндром. Конечно не сейчас, позже. Возможно, когда-нибудь я добавлю в свой гардероб и трость. Быть может после повышения. А пока я одеваюсь как все мелкие клерки на казённой службе. Зонт решил не брать, калоши тем более не пригодятся в такой погожий день.

Я вышел на улицу, всё ещё размышляя о том, сколь мало мне известно о жизни других людей. Даже в доме, где я живу. Видел ли я когда-нибудь прислугу? Ну может пару раз или около того, возможно даже меньше чем пару раз. По правде сказать, я даже не знаю, где находится чёрный ход, через который прислуга с заднего двора попадает во все квартиры, чтобы наводить порядок, пока жильцы где-то в городе занимаются своими важными делами.

Мы важные люди, а они лишь те, кто нас обслуживает. Но в сущности ведь и мы делаем что-то для них. То есть не лично для них, но для всего общества, а значит и на жизни маленьких людей наша забота отражается. Так что всё правильно, они заботятся о нас, а мы заботимся о них. С этой мыслью мой внутренний мир вновь обрёл покой и правильность, и я ещё бодрее зашагал по тротуару.

Громыхая скрипучими колёсами, по булыжной мостовой тащится фургон, запряжённый тяжеловозом. Таких давно пора гнать из города. Сильные звери, некогда они несли моих далёких предков в битвах, но теперь их место только в деревне. От них только грязь на улицах, того и гляди вступишь в нечистоты, которые глупые животные роняют где идут. То ли дело паровой трактор! Немного дыма и копоти, зато больше никакой грязи. Чистота и здоровье, вот что несёт нам век машин.

Едва я вышел на проспект, как почти бесшумно меня накрыла тень. Я поднял голову. Надо мной прошелестел подвешенный к стальной эстакаде вагон монорельса. Проклятье, на этот я уже не успел. Ничего, через несколько минут подойдёт следующий. Я поспешил к кассе, у которой уже выстроилась очередь желающих приобрести билет. Но что это за новинка? Рядом с кассой появилась какая-то железная коробка. А вот и надпись на ней. Автомат продажи билетов. Ага, и чуть ниже «Вставь монету, забери билет». Ну что ж, монета нужного достоинства у меня есть, почему бы не попробовать новинку? Уж точно это лучше, чем стоять в очереди к живому кассиру.

Как и обещалось, автомат выдал мне билет. Картонный прямоугольник из коричневого картона с тиснёными буквами «городской монорельс» и ниже шрифтом поменьше «королевский патент». Всё правильно, всё законно, это полноценный проездной документ, хотя продал мне его не человек, а механический автомат. Но это был именно билет. На предъявителя, даёт право входа на платформу и проезда на любое расстояние, вплоть до выхода с платформы по любой причине, включая страховые случаи.

Вставив свой билет в прорезь турникета, и дождавшись пока паровые поршни распахнут передо мной ажурные решетчатые дверцы, я поднялся по лестнице на платформу, оказавшись на высоте третьего этажа зданий. Чтобы скоротать время ожидания, я принялся рассматривать других пассажиров. Большинство из них были мужчины, но встречались и дамы. Среди мужчин, по одежде, я уверенно выделял канцелярских работников или же, напротив, бригадиров грузчиков, строителей или иных рабочих. Одежда мужчины даже в мирное время как униформа солдата. Сразу видно кто осторожный егерь, а кто лихой гусар. Но что касается женщин, они все одеты так разнообразно. Нет, конечно, все они носят юбки и шляпки, но вот что за фасоны у этих юбок и шляпок. Глаза разбегаются и невозможно найти никакой системы. Я всегда теряюсь в догадках, куда могут спешить все эти дамы поутру? Возможно, если бы я однажды решился заговорить хотя бы с одной из них. Да вот только повода не представлялось ни разу. К тому же большинство пассажиров прекрасной половины человечества почему-то всегда оказывалось на противоположной от меня платформе. Им всегда было со мной не по пути. Но тут из размышлений меня вывел звонок прибывшего вагона, и я поспешил занять своё место у окна.

Внизу проносились самобеглые коляски. Извозчики давно смекнули, что содержать упряжку лошадей дорого. Лошадь стоит денег, а хороший рысак очень больших денег. Но будь то захудалая кляча или самый лучший скакун, а только лошадь в силах работать лишь несколько лет. А между тем ей каждый день подай ведро зерна, на сене лошадь и свои-то ноги едва таскать сможет, разбегутся от тебя седоки, коли твоя лошадь недостаточно резва. Да ещё каждый вечер лошади нужен уход почище чем знатной даме. А бывает и так, что лошадь болеет. Механизм не болеет никогда! А доставить пару пассажиров по городу вполне можно и силой своих ног, коли их несёт самобеглая коляска. С тех пор фиакры почти исчезли, а бывшие кэбмены стали таксистами.

Моя остановка, пора выходить. Покинув вагон, я оказался на платформе, и поспешил спуститься по винтовой лестнице, достаточно широкой, чтобы по ней в ряд могли шествовать трое, не задевая друг друга локтями. При выходе мне пришлось самому распахнуть дверцы турникета, чтобы выйти на улицу. Когда уже придумают устройство, раскрывающее эти дверцы перед пассажирами?

Я шёл по тротуару, широкому как улица в квартале, где я живу. Но тут, в деловом центре города, даже столь широкий тротуар был похож на реку из людей. Рядом, по краю булыжной мостовой проносились самокатчики – курьеры, для которых это работа, или спортсмены, которые вызывают зависть и восхищённые взгляды. За ними тарахтели паровые фаэтоны, машины невероятной роскоши. В этот час их ещё мало на улицах, но среди дня они начнут сновать по городу и там и тут, помогая их владельцам оказываться в нужное время в нужном месте. А настоящий парад фаэтонов случится вечером перед Оперой. Но пока ещё утро, и мне надо добраться до моего рабочего места.

А это непросто. Перебегать здесь мостовую решился бы только безумец. И я плетусь в толпе до ближайшего подземного перехода, по которому пройду под мостовой безопасно для моей жизни, такой хрупкой перед колёсами машин.

И вот здание Счётной палаты. Характерные для всех казённых зданий будки стражи у парадного подъезда. В непогоду солдаты имеют право укрыться в этих будках. Но сейчас они стоят на виду, под утренним солнцем. Стражники немолоды, это должность для ветеранов. Оба гвардейца годятся мне в отцы, но при моём приближении, узнав меня, как и полагается, берут на караул. Я коротко киваю им. Вот и весь ритуал, который мы соблюдаем. За дверями меня и вовсе никто не приветствует. Приёмная для посетителей ещё закрыта в этот час, клерки должно быть ещё только путешествуют где-то в утренней толпе. Не задерживаясь, я спешу к своему рабочему месту.

На самом деле в старинном здании два департамента. И если повернуть от входных дверей налево, то попадёшь в департамент мер и весов. Но мой путь направо. Через все двери. До самого конца. И вот в конце большая солидная дверь, и я смело раскрываю её. Никого! Первым делом проверить лежит ли на моём столе папка с бумагами, запрошенными из архива ещё вчера? Нет ничего. Проклятье, ведь раз закрыта приёмная, то и расположенный в подвале архив, конечно же, то же ещё закрыт. Постой-ка, но может быть…

Да, точно. В нише блестит латунный цилиндрик. Внутренняя пневмопочта. Я раскручиваю его и достаю свёрнутые в трубочку листы. Просматриваю их бегло. Это те самые бумаги. Отлично, наконец я завершу свой отчёт. Теперь можно подумать и о комфорте. День обещает быть жарким, и, пожалуй, стоит включить вентилятор. Вон он, под потолком. Хотя сейчас в каменном здании ещё прохладно, однако к полудню солнечные лучи нагреют его до духоты. Вот только при начальстве включить вентилятор не выйдет. Уж очень моё начальство консервативно, не любит всех этих новомодных безделушек. Но если вентилятор будет работать, то наш добрый старый начальник Клюге не решится оторвать меня от работы, чтобы я выключил «эту ветряную мельницу». А сам он почему-то предпочитает не прикасаться к механическим «штуковинам» без лишней надобности.

Обдумав всё это, я решительно подошёл к свисающим вдоль стены шнурам с кистями, и потянул за ту, что была выше. Где-то под потолком, обтянутый толстой дублёной бычьей кожей конус вошёл в соответствующую выемку муфты, и ремни принялись раскручивать лопасти вентилятора. Эти ремни приводились в движения валами, а те другими ремнями, и так до самого главного маховика в подвале, а он вращался водяным колесом в подземной трубе. Изумительная система, спасающая от летней духоты. Лишь бы только механики не забывали своевременно следить за всеми этими валами и ремнями. Но механики наши знают своё дело твёрдо. И потому я могу на своём рабочем месте выглядеть, как подобает клерку на службе. То есть, как солдат в бою, застёгнут на все пуговицы душащего воротника. И как верный солдат я собирался исполнить свой долг. То есть верно посчитать всё, что должно быть подсчитано.