Читать книгу Абдул Аль-Хазред. Скиталец пустошей Багдада. Ужасы в стихах - Алексей Сергеевич Гутора - Страница 7

Глава 5. Родное село

Оглавление

Свет из окна родного дома

Напомнит о прошедших днях,

О юности, давно знакомой

Вернется память мне в псалмах,

Веселых песнях детворы

Играющей в дворе соседнем;

И в треске ранней саранчи,

И в шорохе листвы деревьев…

В закате летнем, душном зное…

Души немыслимом покое…

В белесых солнечных лучах,

Играющих в морских волнах.

Прелестных бабочек красивых

Мой взор заметит и порывы

Души задавленной стенами

Нарушит все мирские планы.

Я вновь бегу, как молодой,

Не зная устали большой.

В траве мелькают только ноги

Росой холодною искрясь.

«Я на свободе! Знаете, боги!

Святых я восхваляю вас!»

Кричал слова те вновь и вновь,

Ведь жизнь моя чего то значит,

Кипела в жилах моих кровь.

Я обезумел от удачи!

Вот снова здесь: привет скажу, —

Местам оставленным давно.

Но нет друзей, как не гляжу

В селе забытом, как на зло.

Мой дом… Вот он… Даю поклон…

О, боги, как волнуюсь я!

Быть может все же это сон?

Кружиться сильно голова.

И у двери родного дома

Стою теперь в сердцах робея,

Но страхи в мыслях пересилю

И отопру тугие двери.

Внутри старик впотьмах один

В кровати лежа видит сны.

«Ты ли это, гордый сын?

Заходи и дверь закрой…

Заходи, мое дитя, —

Холод вьется за тобой

Дверь хотя и заперта.

Расскажи, что после стало

За стенами пребольшими,

Верно тело так стенало,

От того, что сильно били?

Кровью может истекало?…»

«Для чего зубами злыми

Рвете в клочья душу мне?

Я страдал и муки были:

Били сильно в той тюрьме».

«Ты никчемный младший сын…

И в кого такое буйство?

На тебе сомкнулся клин —

Принял ты воров искусство…

Ты ничтожество, дитя,

Сколько б не жил ты на свете —

Лучше будет без тебя…» —

«Я неплох, уж мне поверьте.

Ангел мне приснился в ночь

И отвел оковы смерти.

Хоть давили плоть силки

И сжимало горло тяжко,

Знал я наперед – долги

Все простятся мне однажды.

Погляди, – какая ряса

И красива, и чиста,

И как раз по мне пришлася,

В знак подарена была

Обещания Вечной клятвы,

Заключенной мной тогда:

В дни благие, что так святы

С той поры уж для меня.

Я до солнца полетел,

Сбросив цепи, устремился

К далям бесконечных тел

И они открыли лица

Да бы я на них глядел

и от скверны отдалился».

Но отец лежал не глядя

И как будто бы не слыша

«Байки все, одна баллада,

Занята тобою ниша,

Что к подножью уходит

Пропасти бездонной ямы.

На тебе и так видны

Все преступные изъяны:

Раны синяки и шрамы…

Нанесенные удары…

Видел я тебя во сне —

Ты лежал на дне канавы

В мертвом свете при луне.

Рядом колосились травы,

Море золотое ржи —

Уходило в даль к обрыву,

А в тиши лесной глуши

Равный властному призыву

Ветер тоненький стонал,

Будто бы шамана голос;

И в густой листве шуршал

Необычный черной полоз.

Он добычу не искал, —

Устремлялся к мертвечине,

В место то, где ты лежал

По какой – то знать причине…»

И отец на том умолк

Прекратив бредовый толк.

Выл протяжно, где – то волк —

Был на то наверно повод,

А скорее всего голод…


Небо затянули тучи

Едким дымом серой мглы,

Протянувшись словно кручи

Догоревшей в пыль зори.

«Ах, отец, на мне вина…

Даже может не одна.

Грешен… Грешен только я!

Такова моя судьба!…

Но скажи и не томи…

На мольбы прошу ответь:

Мама ждет меня и впредь?

Где, родная? Где же ты?» —

«Не кричи и не зови

Нету боли ее…

Умерла она давно —

Расплатившись по крови

За безумие твое…» —

Замерло буквально все

В теле тощем Абдуллы.

Били строки этих фраз

Круче острия стрелы. —

«И к могиле, ты сейчас,

Если хочешь, то пройди.

Там лежит она, за домом.

Выйдя двери притвори.»

Под глухим ночи покровом

Плохо виделась тропа

И могилу отыскать

Смог Абдул не без труда.

Вор Багдадский сталь роптать…

И над нею он склонился,

Слезы только не пролил,

А протяжно лишь молился

Да страдая в муках выл.

«Больше ты не сможешь плакать,

Не старайся, все за зря»

Ворон начал песню каркать

Перья крыльев теребя —

«И за смерть не кайся ты —

Мать мертва уже твоя» —

«Знаю это! Понял я!

Да к куда же мне идти,

Если должен с этих пор

Жить по правому пути:

Если я уже не вор?

Дураку мне объясни!»


Ждал с надеждою Абдул

Уголечек в сердце грея, —

Ветер лишь слегка задул

Выдавая свисты – трели.

«Ты пойдешь к арабам в степь,

Собирать страницы книги»

Ворон кротко начал петь

«Чтоб мы знания сохранили!

Видел я и знаю все:

Что в селе произошло,

Мать твоя Аллаха чтила,

О тебе всегда молила;

И на мессы каждый день

В скромную мечеть ходила.

Я не знал, чтоб так когда – то

За ребенка мать молила.

Но несносное дитя

Сердцу почему – то мило,

Так бывает не всегда» —

Птица важно говорила —

«А твоя, видать, из тех,

Кто заветы чтет святые,

Принимая тяжкий грех,

Как и все ее родные.

Делит муки, горе, боль

Между ими и собой;

И какой бы ни была

Веры женщина, она

Любит сердцем и душой, —

От тебя того не скрою, —

Равно каждого ребенка

Словно робкая девчонка

Бережет, хранит, лелеет,

Искорку дыханием греет.

Бестолковое дитя

Не отпустит от себя,

Ведь оно душе милее…

Да какая б ни была

Женщина, старуха та!

И каким бы не был сын:

Праведник или бандит-

Мать всегда его хранит,

Мать всегда за ним следит,

Чтобы был одет и сыт;

Нету боли той страшней:

Смерть взирать своих детей!

Это помни. И всегда

Мать люби и чти отца,

Даже если много зла

Ссора ваша принесла.

И смотри в глаза, не бойся,

Прикоснись к родной душе,

Да при том и сам откройся,

Ведь вы вместе по судьбе.

Не глотай все без остатка,

А родителям оставь,

Если ту еду не жалко.

Знаешь сам ты эту явь.

Братья вышли в свет твои-

Даже впредь не вспоминай:

В край ушли другой они,

Чая там небесный рай.

Фу… Не думай ты о них-

Не страдай напрасно зря:

Мать твоя из четверых

Обожала лишь тебя!»


***


«Где она, куда ушла?

Или может быть земля

Поглотила навсегда

Плоть ее… Ответь же! да?

Ангел, протяни мне кисть,

Помоги рабу, прошу…

То не может правдой быть!»

Стало все подобно сну;

Закрутились, завертелись

Миражи усталой ночи,

Ветер загудел сильнее

В зарослях дремучей рощи.

«Должен ты делами дать

Духу матери дышать.

Воскресить ее из мертвых,

Чтоб могла живою стать.

В силах ангела благого

Из земли ее поднять.

Помяни мое слово.

Хватит уж сидеть, рыдать!

Поднимись в дорогу снова,

В тьму ночи и в путь опять!

Собирать страницы станешь,

Где туман кровавый встанет,

Там найдутся души тех,

Кто на верный путь наставит;

Поведу тебя я той, —

Не дорогой, но тропой,

По лесам, пустыням, лугам.

Весь к твоим я, брат, услугам.»


***


В предрассветном уж багрянца

Путник вспомнил об отце,

О забытом всеми старце,

Что лежал один в избе.

Дверь открыл, ступив тихонько,

Он во тьме у столика,

Где стояла только койка,

Нашел Абдул покойника.

И, толкнул его легонько,

Мертвого теперь отца.

Засучивши рукава

Без особого труда

Враз закрыл его глаза.

Но нечистое тут дело

Приключилась сразу вдруг:

Распахнулось деда веко

Не внимая силе рук.

Странник было стал опять

Пальцем веко закрывать,

Но проклятый старый глаз

Распахнулся в тот же раз.

И тогда почтенный сын

Воска от свечи налил

И закапал парафин

Глаз стеклянный ослепил. —

«Не смотри с немым упреком —

Боли мне не причинишь,

Вырос я давно, признаюсь,

И теперь уж не малыш.

Что ты дышишь, что не дышишь-

Разницы особой нет.

Мать лишь взор мой кротко ищет, —

Я ушел… Давай, привет!»


И уйдя Абдул косился.

Оборачиваясь часто,

На забытый отчий дом

И вздыхая лишь напрасно

По ушедшим детства дням

Заключил он: «Значит ясно,

Воскрешу тебя я, мам…»


Абдул Аль-Хазред. Скиталец пустошей Багдада. Ужасы в стихах

Подняться наверх