Читать книгу Дневники обреченных - Алексей Шерстобитов - Страница 16

– Ты знаешь, что именно принимала твоя Нина, что бы избавиться от лишнего веса?

– Да какая разница! Дууура!

– Да нет, не совсем так… Ей посоветовали идеальное средство для быстрого похудания, правда, забыли предупредить, что амфитамин – это наркотическое средство…

– Какое?

– Именно – тебе не послышалось…

– Но доктор же…, ну тот что ведет Нину, сказал, что все прописано назначено верно.

– Вот именно, назначено одно, а принимала она другое. Лет пять назад амфитамин действительно могли, чуть ли не официально назначить. Человек, его употребляющий и впрямь быстро худеет, пропадает и подкожный жир и целлюлит, потому что он живет со скоростью в несколько раз быстрее, потому и калорий нужно в разы больше. Но организм его и изнашивается с той же скоростью, быстрее и стареет. За год употребления наркоман теряет десять лет жизни, которую мог бы прожить, если бы дали… – Кирилл, не веря своим ушам, посмотрел на «Петровича», выражение лица говорившего излучало отталкивающие флюиды, не то, чтобы злорадства, но какого-то наглого превосходства, от чего Буслаев почувствовал прямо таки физическую зависимость от этого человека:

– Ты чего несешь?! Где Ниночка и где этот…

– Амфитамин…

– Вот именно… Нина выпивает то по грамульке, не курит, всегда дома, ни тусовок, ни финтифлюшек с гламуриками или наркоманами…

– Понимаю, Кирилл Самуилович, все понимаю, но так случается и с такими женщинами – не ее это вина. Наверняка она просила избавить ее от лишнего веса «любыми путями», и ей один из таких предоставили, но то ли забыли сказать, то ли она не обратила внимания, на то, что при этом пить необходимо в разы больше. Представляешь пульс постоянно на уровне двухсот ударов в минуту – вот на что она ради тебя пошла…

– Да мне то это не нужно…, даже разговора не было!

– Вот именно, у женщин выводы и аналитика живет своей жизнью, подчас в них и логики, привычной нам мужикам, совершенно нет. И обоснования у них чисто женские: ну я же девочка! И поди с этим поспорь…

– Ну ведь ничего же даже не сказала…

– А скажи она, твоя реакция, какой бы была?

– Господи, бедная моя! Но я же ей все дал, у нее все есть!

– Угу…, кроме тебя самого…, самого себя то ты, как раз и забрал! Это этим дамам, рекламирующим себя, где угодно от «Дома – 3» до инстограмма или мужских журналов, с подписями типа: «фото настоящее», «согласна на золотую клетку», «любые условия для любого состоятельного мужчины» и так далее, почитаешь, и приходишь к выводу, что у этих дам всего три навыка: любоваться собой, есть и сосать!

– Вот именно…, особенно последнее… Как же я с этой официанточкой… Что с ними делать? Ты узнал причину их такой уверенности?

– Да тут и узнавать не чего…

– Что значит…

– Да она беременна от тебя, я же тебе еще тогда сказал…

– Бредишь, что ли… – Сергей Петрович, отхлебнув маленький глоточек виски из дорогого хрустального, очень тяжелого бокала, поставил его на стол, привстал, одновременно вынимая бумажник из грудного кармана пиджака, вынул небольшой клочок специфической бумажки, с отпечатком только на одной стороне и протянул удивленно смотрящему на него шефу:

– Что это?

– Посмотри…

– УЗИ?…

– Сказал бы я тебе… Это еще один твой наследник, которому ты станешь, по расчетам предприимчивой барышни, платить алименты сам или после суда – это уже как получится…

– Да, что ты снова, какой-то день сумасшедший! Да с чего…

– С того, что эта пососуха завладев твоей спермой, вложила ее куда следует и таким образом оплодотворила свою яйцеклетку, а теперь собирается стать матерью – красивая телка, кстати…

– Я женат и люблю свою Нину…

– Бозара нет, минет – не измена! Но и так женщины научились беременеть…

– Ууууф… Хорошо хоть Нинок не знает, а то уж и не знаю, что выкинет…

– Такие твари делают все, что бы жена узнала, она обязательно теперь постарается занять ее место, хотя, сначала пошатажирует и если ты поддашься, то она уже не остановится никогда, придется либо жить на два дома, или сделать ее очень богатой – маневр то она верный сделала, воспользовавшись единственным шансом, разумеется не без помощи своего братишки…

– И какой…, хоть какой-нибудь выход то есть?

– Есть…, на попе шерсть, мелкая, зато своя…

– Я серьезно…

– Есть… – в бочку с цементом и забыть про все это…

– Опять!!! Ты о своем!

– Да не своем – о нашем…

– Да знаю я, знаю…

– Привычки вора удивительно сильны…

– Скорее: лес рубят – щепки летят!

– Если предпринимать нечто подобное, то сейчас – мало времени, эта парочка прекрасно понимает, что играет с огнем. Со дня на день она объявит, что беременна от тебя и ждет ребенка – это станет гарантией ее жизни….

– А почему не сейчас?

– Необходимые анализы только завтра – послезавтра будут готовы…

– А подменить их?

– Можно делать все, что угодно, но уверенность ее не поколебать, думаю после этого она вообще ни с кем не спала… Ну?

– Сможешь сделать так, что бы комар носа не подточил…

– Я, кажется, никогда повода для сомнений не давал…

– Я на тебя надеюсь…, и это…, с исполнителем…, тоже разберись потом…

– Этого не требуется, они всегда убеждены в совершенно других заказчиках…

– Ну или так…

– И отправь Нину отдыхать, хорошо бы и тебе уехать…, лучше за границу.

– Ну ты же знаешь, что я не выездной, а ее… – согласен…

***

Нина только вернулась из больницы, врач сопровождал ее до самого дома, помог выйти из машины и зайти на ступени, муж спешил навстречу. Обнявшись и поцеловавшись, они долго не могли отвести глаз друг от друга. Что это были за взгляды, не мог точно определить ни один из них. Полные чувственности и отзвука, когда-то юного горячего чувства, выдавали они и какую-то подозрительность, будто смотрящий, пытался оценить возможность произошедших за это время изменений, причем причины для этого каждому казались вескими и своеобразными, что было надумано, по крайней мере, сегодня.

– Ты прекрасно выглядишь! Немного усталой кажешься… Я очень волновался! Мне кажется ты похудела и даже помолодела… Пообещай мне…

– Нет, милый, я скорее постарела от этой гадости…

– Ты знаешь, что я в курсе, что ты…

– Что тебе, дорогой, пообещать?

– Не поступай со мной больше так! Умоляю тебя – у меня нет ничего дороже тебя… и прости пожалуйста…

– Тебя?! За что же?!

– Я, кажется, лишил тебя себя… Я изо всех не хотел понимать этого – теперь осознал…

– Ты уйдешь из думы?

– Нет, ни это…, я не могу уйти, у нас или в утиль за ненадобностью, либо, как в РПЦ до конца жизни на посту… Но я обещаю, вернуться…

– А сейчас?…

– Все, что ты хочешь…, любовь моя!

– Я хочу с тобой, как тогда, сразу после свадьбы, в свадебное путешествие…

– Я не могу…, я же не выездной, Ниночек мой, прости меня…, я в такой зависимости…, но все буду делать, что бы ты больше никогда не почувствовала мое отсутствие.

– Обещаешь, обещаешь?

– Конечно, зуб даю…

– У меня уже есть один… Я очень тебя люблю…

Через два дня Буслаев провожал свое семейство на итальянский курорт, расположенный на берегу моря, преданность этому месту была связана только с одной подробностью, которую старались Буслаевы скрывать всеми возможными методами, но о которой знали все, кому это было положено по долгу службы – несколько лет назад Кирилл Самуилович приобрел на первой линии от моря прекрасную виллу с небольшим причальчиком, а за одно и яхту средних размеров в стиле ретро, отделанную деревом дорогих и редких пород, слоновой костью, и даже местами серебром.

Он гордился этими приобретениями, но мучился тем, что не мог никому похвалиться открыто, хотя и тешил себя надеждой на будущее. Сам успел побывать там только раз, покидая этот клочок земли, дом и эксклюзивную посудину в восторге, предполагая, что будет здесь появляться пять – шесть раз в год, но буквально по возвращению в Москву узнал о готовящемся новом законе, запрещающим иметь чиновникам недвижимость за границей, что в сущности не было проблемой – все было зарегистрировано не на него, но вот «злые языки» и запрет лично на него, сначала со стороны Европы, а затем США на посещение своей территории, совсем расстроили его.

Приобретя небольшой и даже скромный домик в Сочи, как было принято по статусу, он наведывался туда и в одиночестве, и со всей семьей, но никогда не испытывал такого ощущения восторга, как в Италии. В Сочи он так и оставался депутатом со всеми прилагающимися регалиями и обязанностями, не в состоянии забыться ни на минуту, на берегу Средиземного моря, он мог быть самим собой, вернуться в то счастье, что составляло, когда-то его семья, почувствовав настоящее присутствие в ней, и при этом отсутствие груза огромной лжи и участия в разного рода непотребствах депутатства и чиновничества…

Дети с надеждой прижимались к отцу, думая, что в самый последний момент папа, улыбнувшись, скажет: «Ну ладно, ладно, конечно, я лечу с вами, по-другому и быть не могло!». Успокоившаяся супруга, уже сейчас строила планы по возвращении, ей нравился и домик в Сочи, особенно, когда там был ее Кирюша.

Рядом с длинной чередой чемоданов и сумок стояли нянечка для самого младшего, воспитательница для двух старшеньких, охранник, уже десять лет работавший на него и водитель, который будет управлять лимузином, купленным специально жене в первый день их посещения виллы. Был еще микроавтобус, но это для редких случаев, когда вся семья выезжала на прогулки и развлечения за пределы небольшого уютного городка.

На душе «жужжал целый рой ос», «жалящих непрестанно» горящую нежеланием разлуки душу, но выхода другого не было. Слезы, накатывающиеся при последних воздушных поцелуях в ВИП-зале аэропорта, и разочарованные взгляды детей, отпечатлелись не несколько минут в его памяти, как окажется несколько позже – на всю жизнь…

Муж, оставаясь в одиночестве, которое переносил с трудом, начинал, сидя на заднем сидении дорогого автомобиля, везшего его в «думу», подумывать о конце карьеры, но глядя на серость улиц, ничтожность, как ему виделось, горожан, поглаживая настоящую кожу, которой была отделана внутренность салона автомобиля, начинал вспоминать об уровне своего положения, статусе, благополучии жизни, почти неограниченных возможностях, сразу отбрасывал эту мысль, заменяя ее на десятки соответствующих только перечисленному.

Мучительный осадок от прощания, разбавился, поступающими звонками на телефоны, перепиской по разным интернет каналам, от которых он смог оторваться совсем недалеко от Манежной площади.

Когда-то Буслаев был просто редактором, пусть и известного и статусного издания, что вполне устраивало его тогдашнюю гордыню при довольно скромных заработках, но потом одно удачное знакомство, раскрыло перед ним ворота на самый верх Олимпа. Тот, кто втащил его наверх, предупредил, что со временем придется почти забыть о семье, заменив ее на другой коллектив, отгородившись государственными заботами, а точнее интересами тех, кто стоит во главе его, причем принимая их, в независимости от того, нравятся они или нет.

Тогда подобное предупреждение казалось абсурдом, но уже через пять лет, Кирилл Самуилович ловил себя на мысли о необходимости выбирать, что делал, разумеется, не в пользу семьи, хотя и убеждал себя в необходимости жертв именно ради нее. Ему очень повезло с женой, которую он любил, и которая отвечала тем же ему: спокойная, не требовательная, не стремящаяся попасть в политическую тусовку, стать дамой «высшего света», не требовала своего бизнеса, не любила выделяться, бывать на виду, пользоваться положением мужа, но верно служила, преданно ждала, порой несколько дней к ряду, всегда оставаясь той, на которой он женился. Именно поэтому произошедшее с попыткой похудания так и удивило его.

Атмосфера, создаваемая таким не только преданным человеком, но и ставшим единомышленником в сфере быта, семьи, уюта, того самого тыла, который ценят настоящие мужчины, всегда ждала его в любое время дня и ночи, когда бы он не возвращался. Ни разу его Нина не отказала ему в чем-то, не сослалась на болезнь, недомогание, отсутствие времени, ни в чем не просила помощи из того, что касалась семьи и дома, все решая сама, служила той опорой, которую пытаются найти современные мужья в женах, однако редко обнаруживают, потому что ни там ищут!…

Дела, курируемого им министерства, задержали до поздней ночи, необходимость всегда находиться, как бы, среди нескольких человек, то и дело придумывающих где и что урезать или что-то закрыть, что отвлекало от дум о семье, настолько заняли его, что он не сразу понял кто к нему обращается по телефону:

– Алло. С кем я говорю?

– Любовь моя! Это же я… Ну вот… – Почему голос жены показался голосом той самой официантки из кафетерия, что сразу вызвало гнев, смешанный с непониманием, каким образом она могла узнать его личный номер телефона, именно в такой тональности и прозвучало:

– Что вам от меня нужно?! Ничего, совершенно ничего не дает вам право… – Именно здесь до его дошло, что именно в это время должна позвонить жена и доложиться о прилете и состоянии виллы и всего, что к ней прилегает:

– Твоюююю… Прости дорогая – совсем закрутился с этим медиками! Постоянно у них какие-то катаклизмы, будто у них ничего нет и половину их сократили…

– Я понимаю…, совсем перенервничал с этой работой…, эх…, первый раз жену не узнал…

– Прости, прости, Ниночек, все хорошо? А то у меня здесь…, в общем…, ад и пламя…

– Ну да, прилетели, уже дома, детки расстроены, что ты не поехал, а я… я так тебя люблю!

– Я тоже, родная…, но мне нужно уже идти, я сразу перезвоню тебе, как только появится возможность – сейчас больницы психиатрические инспектируем – нужно пару интернатов закрыть. Люблю!…

Нина, осталась с каким-то странным ощущением, будто на другом конце провода был не ее муж, а непризнание ее голоса, совершенное им впервые, имеет какую-то подоплеку, опасную для нее, супружеских отношений, семьи и их целостности. Был бы помысл, а мысль всегда за ним придет!

Вот таким вот, казалось бы, ничтожным событием, в голове Нины, снова начали собираться сомнения и подозрения, служащие ступенями лестницы, ведущей к напряженности, которая людьми, давно живущими, совместной жизнью, ощущается мгновенно, не может остаться не замеченной и хуже всего, почти всегда бывая «заразной», противопоставляет мужа жене или жену мужу, без каких либо важных на то причин.

Если что-то кажется или мнится человеку, то он, скорее всего, не обдумав так ли это на самом деле, начинает искать причину, и уверяю вас, рано или поздно, изыщет несколько, пусть даже вырвет их из воздуха, материализует, подтвердит и уверенный в своей правоте, предъявит тому, к кому испытывает эти подозрения или, в ком сомневается.

Хуже всего, что охваченные влиянием этих двух «братьев», не могут противостоять их воздействию и не желают признаваться в их присутствии ни себе, ни окружающему миру, будто имена их суть ругательства в сторону озадаченных ими.

Это странная тенденция, имеет простое объяснение. Как только озвучивается признание в испытываемых подозрениях и сомнениях, вторая сторона обыкновенно интересуется в чем именно, и вот тут происходит странное действо. Если и то и другое надуманно, то объяснения не могут не только обосноваться, но и просто принять точную формулировку, чем выставляют подозревающего и сомневающегося в смешном виде. Если же и то, и другое четко формулируется и обосновывается, то скорее всего, родится масса оправданий, а то и взаимных обвинений, которые никоем образом не улучшат ситуации, а напротив усугубят и заведут в тупик, выход из которого, наверное, не удовлетворит ни одного из участников, мало того, оставит на прежних местах и при своих мнениях.

Не лучшая ситуация ждет обоих супругов, в случае, если сомнения и подозрения не только имеют обоснования, не только нашли воплощение в конкретных примерах и свидетельствах, но и были признанны состоятельными тем, в сторону которого направлены, чем оправдались худшие страхи и опасения, от чего подозревающий и сомневающийся уже не просто испытывает нервозность, которая рано или поздно бы закончилась, после ослабления этих двух болячек, но попадает в стресс, напрямую исходящий от состояния беды, горя, несчастья, трагедии по причине, оказывается, верных подозрений в нежелательном.

Могут быть еще варианты, но все они едва ли лучше. Люди сталкиваются с подобным в течении своей жизни, и благодаря накопленному опыт, заранее могут понять приближения этих двух «братьев», кто-то избегает их, кто-то не в состоянии отказать им в «удовольствии» в истязании собственной души, кто-то считает ниже своего достоинства, даже обратить на них внимание, поступая, тем самым верно с любой точки зрения.

Зачем супруг ищет доказательство измены другого супруга? Не затем ли, что бы воспользоваться ими или чтобы простить. Если хотите воспользоваться, то уже изначально виноваты сами, и теперь ищете просто причины, но не в погибших чувствах она кроется, в чем всегда виноваты оба – просто скажите об этом, не прибегая к гадостям и подлостям, не стараясь выглядеть лучше в поддельной личине, вынув чужое исподнее, чтобы потрясти им в свое оправдание.

Прощение же должно быть актом сугубо личным и желательно скрытым от глаз, ибо только тогда оно имеет цену бесконечную и учитываемую на Небесах. Произведенное же наяву, при свидетелях – есть акт не милосердия, а гордыни – грош ему цена, и в будущем станет не причиной к вам благодарности, но постоянным обвинением, исходящим от вашего эгоизма в сторону, якобы прощенного.

ГОНИТЕ ПОМЫСЛЫ подозрений и сомнений, лишь начинаете их осмыслять. Заметь читатель точность смысла слов здесь приведенных – начало осмысления помысла, есть ни что иное, как его принятие. Если помысл явно принадлежит не человеку, то мысль им рожденная не что иное, как ваша собственность, от которой отказаться, как от собственности почти не возможно, если не получиться ее опровергнуть!…

Итак, Нина вновь обрела беспокойство и постепенно начала запутываться в, расставленные врагом рода человеческого, сети подозрений и сомнений. О чем были они? Лишь о том, что было ранее – о предполагаемом. Она не боялась потерять положение, богатство, возможности – все это ничто, когда главное и чуть ли не единственное сокровище заключается в ваших отношениях и чувствах с единственным человеком, без которого нет ни жизни, ни смысла ее.

Жена давно начала чувствовать отдаление мужа, назвала для себя это потерей, происходящей не быстро, но верно, он становился чужим, незнакомым, более закрытым, не откровенным, ни ее прежним, что проистекало неизбежно, не зависимо от нее и предпринимаемых усилий, что не было ни изменой, ни предательством, ничем, в чем можно было бы обвинить, но чего нельзя ни избежать, ни вылечить, ни упразднить.

Безысходность можно испытывать и в, казалось бы, совершенно благоприятных, комфортных, всем внешне устраивающих обстоятельствах, в тех, что выражают материальное благо при отсутствии духовного и душевного благополучия. Именно тогда творение Божие начинает понимать, что душа не в состоянии питаться, чем-то вещественным, именно тогда, готов человек отказаться от всего, что перестало его интересовать, в обмен на единственное – прежнюю любовь!…

***

А что же муж? Не спокойно стало и ему, но если Нина вновь почувствовала потенциальную потерю, то он лишь опасался появление возможной причины скандала. Если она видела в предполагаемом надвигающемся безвозвратное, то он только неудобства объяснений с супругой, но никак ни ее потерю, скорее всего, временные ухудшения отношений и не больше, чего, скорее всего, удастся избежать. Как же различны те, кто был одним целым, и стал чуждым своей половине – нет стабильности в отношений между двумя самыми родными, что уж говорить об их, оставшемся за гранью доверительного, мире!

Месяц супруги должны были просуществовать в разлуке. Время это Господь предназначил им для размышления над своим предназначением и ролью в нынешних условиях супружества. Но часто ли человек пользуется возможностями, милостями, дарами и талантами Божиими? То – то!…

Каждое утро Кирилл Самуилович, проходя мимо пустых детских спален, обычно в это время заполненных копошением маленьких домочадцев, и кухню, где супруга ожидала обыкновенно с завтраком и улыбкой, вспоминал, как начинался еще недавно его день, с заряда добрыми эмоциями. Воспоминаний и чашечки кофе с французской булочкой хватало, чтобы забыться на несколько минут и переключиться на рабочий лад, совершенно противоположный по заряду положительным эмоциям.

После окончания работы, вернувшись в пустой дом и напоровшись на выпячиваемое в памяти утреннее уютнышко, он впадал в оставшееся чувство беспокойства и неудовлетворенности. Интуитивно Буслаев понимал – что-то произошло, но не на уровне разума, здесь, как раз, все было идеально, а вот душа и сердце были не на месте, начинали испытывать уже не опасения, а ничем не обоснованный страх.

Душа не испытывает никаких положительных эмоций, когда человек творит зло, хоть и называет его благом, рациональностью, единственной верной необходимостью, так и хозяин дома, в своей деятельности постоянно занятый участием в «убийстве» здравоохранения, где-то глубоко, в ставших уже не светом из-за удаленности, а потемками совести, понимал верно свои деяния, но настолько привык их оправдывать, обманывая все и вся, что убеждал быстро и себя в пользе проводимых реформ, сокращений денежных содержаний, «резания по живому», увольнений и так далее.

При разрушении чего угодно, особенно того, что не создавал и не поддерживал сам, плоды усилий видны сразу, они и приносят чувство, схожие с удовлетворением, одно плохо заряд их носит знак «минус», а не «плюс», его всегда мало, что и влияет на общее состояние сопротивляемости злу в самом человеке, и не удивительно, ведь творя зло, тем самым зло и призывается!

Чему человек подчиняется, тому и раб, хотя и может мнить себя господином – истина древняя, но как же точно подходит к современности! Кирилл искренне верил в то, что он хозяин жизни, причем не только собственной, но и членов своей семьи, свои подопечных, а по большому счету и народа государства, которому служил, регулярно обирая и бюджет и налогоплатильщиков, а значит, хозяин рачительный и заботливый – логика странная, но многими на верхах принимаемая.

Когда он пришел на свое место и взялся за дело, то не смог принять сразу диктуемое сверху направление – совесть не позволяла. Теперь все проще, очень быстро он заставил себя верить в показываемое по телевизору, часто фабрикуя некоторые новости самостоятельно, что не только не мешало, но помогало в убеждении и окружения, и даже, как казалось, народа. Со временем, все таки мелькающий вопрос: «Неужели в эту бредятину можно верить?» – уничтожил сам себя в бессмыслии своего существования – какая разница!

Но таким дома он быть не мог! Все тяжелее, как я писал в самом начале, было ему переходить из одного состояния в другое, все сложнее было совмещать себя хорошего с той нечестью, которой он стал и в чем начал быстро утверждаться. Все больше зло вымещало в нем доброе начало, что не могло не отразиться на всем, с чем, или с кем, он сталкивался.

Противоречие в человеческом сознании поддельного и настоящего, истинной его личности и желаемой, порождает страшный диссонанс, ведущий к стрессу и чем больше разница, тем выше уровень стрессовой нагрузки, подталкивающей к необходимости поиска какого-нибудь, пусть даже, любого выхода. Его безуспешный поиск, а выход может быть, только в упразднении одной из диссонирующих сторон, приводит к необходимости выдуманного опровержения своей несостоятельности. Вот тут человек и возвращается, в смысле спускается, к безусловным рефлексам в боязни упасть в самый низ «пищевой цепочки» «естественного отбора», где и осознается имеющаяся пропасть между положением, статусностью, большими возможностями и отсутствием при этом потенций «альфа самца», которым он семя мнит, но которым на само деле не является.

Почему? Да потому что привык пользоваться не тем что может сам, как индивид, а тем, что имеет, благодаря своим положению, деньгам, знакомствам – ничтожность одетая в броню власти, финансовых, административных, силовых возможностей, всегда будет подвержена комплексам, в лучшем случае, обычно к этому прибавляются всевозможные мании, которые ничто иное, как страхи.

Поди-ка поживи в страхах, главный из которых боязнь того, что о твоих слабости и ничтожности узнают другие, что лишит брони, выбросив незащищенным в самую гущу настоящих «альфа-самцов», которыми кишмя кишит то самое общество обычных людей, которых ты привык считать «быдлом».

Вот в таком состоянии внутреннего противоборства прибыл в свой пустой дом депутат, известной нам думы, вот с такими мыслями ответил на звонок своего секретаря, и не совсем разобравшись, о чем шла речь, согласился приехать в указанное место, что бы разобраться самому, как поступить в сложившейся ситуации, с какой-то бабой и ее братом…