Читать книгу Дневники обреченных - Алексей Шерстобитов - Страница 18

Момент наступления сумерек, как физическое природное явление, наиболее интересно человеку, поскольку связан с закатом и восходом солнца – двумя аналогиями, данными Господом на каждый день человеку, как напоминания конечности всего, что имеет начало, и прежде всего самой жизни на земле Его любимого творения.

Мне кажется, что дар этот ежедневно должен подталкивать нас к жажде экономить каждую минуту нашего существования, используя ее не только с пользой, но во славу Создателя, созидая дорогу в Царствие Его. Как же верно, забыв о наслаждении созидать от рассвета до заката, начиная свой день с созерцания чуда, им же на закате и заканчивая. Но зло настолько овладело нами, что мы убегаем от всего, что может служить напоминаем о Вечности, о наших обязанностях по отношению к Нему, благодарности за все в осознании, что ничего без Бога человек не может.

О, горожанин, давно ли ты, прозябая в своей благоустроенной халупе, окруженный неведомыми соседями, тонущий в суете, ненависти и подозрительности города, наблюдал за чудеснейшими из явлений: рассветом и закатом? Город пожрал радость человеческого бытия, заключенного в общении с природой и населяющими ее живыми существами, скольких из них встречаешь ты за день? Давно ли ты ходил по траве или Матушке земле босыми ногами, которая рано или поздно примет твою плоть? Давно ли ты обонял настоящие ароматы, доносимые к тебе свежестью ветра, вкушал чистейшую воду родников и источников, настоящую пищу, а не ее подделку, суррогат, вымороженную насквозь плоть животных, вскормленных искусственными комбикормами, а не натуральной пищей? Давно ли ты не только видел, но был окружен тысячами метров живой природы, которой бы принадлежал, хотя бы час без присутствия, кого-либо из подобных себе, где твоя психика и биополе не сталкивались бы с другими, принадлежащими человекам?

Если бы ты замечал бесконечность неба над головой, премудрость Божию в каждом окружающем тебя квадратном сантиметре, преклонение пред тобой всего созданного Господом, Его любовь, то не имел бы ничего в сердце своем, кроме благодарности к Отцу Небесному. Но человек слаб, слеп, глух, а потому всегда что-то находит, что бы вставить между собой и подобными мыслями на свою погибель.

До самой кончины Бог стучится в наше сердце, и даже прожив никчемно и грешно всю свою жизнь, открыв Создателю в последнее мгновение его створки, мы должны знать, что можем не успеть сделать это! А ведь Господь ждет и примет любого из нас, лишь услышав: «Помилуй мя Боже!», примет в объятия свои помилованным и спасенным…

Сумерки… – именно в них происходит перестроение нашего организма, готовящегося к существованию в других, противоположных условиях, по сравнению с днем: «Кто ходит днем, тот не спотыкается» * (Евангелие от Иоанна Гл.10, ст. 9;10: «Не двенадцать ли часов во дне? Кто ходит днем, тот не спотыкается, потому что видит свет мира сего, а кто ходит ночью, спотыкается, потому что нет света с ним») – говорит Господь, но мы спорим и всегда поступает по своему, потому не было и дня, что бы любой из нас, хотя бы раз не споткнулся так, или иначе.

Зрение наше становится острее, слух восприимчивее, нервные окончания чувствительнее. Сами сумерки напрягают одинокого путника, дикие же животные готовятся покинуть свои дневные убежища, в надежде, что самый страшный, безрассудный, немилосердный и жадный хищник – человек отошел ко сну. Разумное село со всеми своими обитателями погружается в естественный сон, дарованный нам Богом для отдыха, неразумный и бессердечный город, собравший в себе все плоды греха и неверия, только оживает, зевая, распространяя из своей раскрывшейся пасти вонь разврата, блуда, растления.

Сумерки… Приходит естественное время для отдыха, замедляется сердцебиение, мыслительные процессы, энергии аккумулируются, биополя сосредотачиваются, процессы организма вступают в фазу восстановления, нарушать естественное, значит, отказываться от него.

Человек, поступая так уже привычно, даже не задумывается об этом, как и о том, что ночь – это излюбленное время дьявола, и самое плодотворное для него – именно сумерки!…

***

Прохладный бриз с моря шевелил волосы Нины, легкий запах морских водорослей, смешивающийся с доходящим до них с мужем запахом готовящегося рыбы на гриле, сводил с ума вкусовые и обонятельные рецепторы, постоянно посылающие в мозг сигналы, говорящие о предстоящем наслаждении насыщением разными вкусностями.

Кирилл не отводил взгляда от жены, которую буквально выкрал из обычного семейного оборота в первый же день ее возвращения, посадил на самолет и привез в их дом в Сочи. Оба не ожидали бурного секса и теперь отходили от него, в ближайшем ресторане, принадлежавшем хорошему знакомому Буслаевых.

– Тыыы…, прямо, как зверь сегодня… Мне кажется, ты таким и в первую брачную ночь не был…

– Ниночек, так она ж у нас, первая то, была года за два до свадьбы… Вот тогда яяя…

– Тогда ты напился до поросячьего визга и смог добраться только до моего лифчика, где и заснул благополучно…

– Вот всю жизнь теперь мне будешь это вспоминать!

– Нет только раз в году в годовщину нашего знакомства…

– Вот, может быть, если бы я тогда так не «накушался» то, может быть, и сегодняшнего дня не было бы!

– Ах ты!… Хочешь сказать…

– Нет – нет…, в смысле, что ты мне…, ну ты бы на меня внимание не обратила или не заметила…

– Ох, мягко стелешь! Ой, лесть у тебя, мой хулиганистый «Бусик» всегда к чему-то!

– Ну ведь хорошо же было только что…

– Ой, как хорошо! Ты не «Виагры», случаем натрескался?

– Ну вот, чуть что сразу эта дрянь – мне здоровье дороже…, да я может быть, заново жить начинаю…

– Ну тогда точно…, меня в Италию, а сам к проктологу… смотри не увлекайся!

– Чем же?

– Массажем…

– Каким массажем?

– Прямым простаты…, а то знаешь, как бывает!

– Тьфу ты, девочка моя, сейчас все гораздо проще… Верь мне…, конечно, побывал, а то мне ведь так неудобно перед тобой… Ну я ведь молодец был?

– Может, повторим после ресторанчика?

– Хм…, легко, любимая!…

Он и действительно был сейчас счастлив, как не был никогда. После той страшной ночи на острове, где он совершенно не был самим собой, или точнее осознал, в кого он начал превращаться, спокойствие покинуло его. Или точнее будет сказать, то спокойствие, что ждало его дома, по возвращению в семейный очаг, сторонилось его. Не находя ни понимания, ни отдушины, ни того прежнего вдохновения на хотя бы один добрый поступок, он находясь в постоянно взведенном состоянии, злился непрестанно, даже там, где любой другой был не в силах сдержаться от хохота. Он пытался перестроиться, напивался до потери памяти, попробовал наркотики, прыгнул с парашюта, даже приказал водителю направить машину в стену старого дома, разбив ее в пух и прах, но так и не смог прийти в себя.

Он даже испугался от мысли, что не может вспомнить, каким он был еще несколько лет тому назад, а перепугавшись, нашел и обзвонил всех старых друзей от детских до студенческих, и перепугав их не на шутку, собрал всех вместе, но и от этого не полегчало.

Он играл в пейнтбол, гонял на перегонки на скутере, полетал на истребителе, попробовал дайвинг, перебрал несколько экстремальных видов спорта, закончив тем, что надел на себя тяжелый бронежилет и попросил разрядить в себя обойму из пистолета своему телохранителю, совершенно опешившему, но после длительных уговоров, согласившемуся, что так же ни чему не привело.

Что-то было потеряно, причем безвозвратно, что-то ценное, глубоко индивидуальное, скорее всего духовное, но что? Отгадка пряталась в той ночи, которую он и вспоминать то боялся, хотя ни в чем себя не винил – не мог, хотя и понимал, что именно эта подробность и подсказывала ему, где нужно искать. Но капать, значит, пережить все заново!

Он не интересовался о судьбе той женщины, даже боялся признать понимание ее участи, которого не могло не быть, ведь оно было очевидным. Этого вопроса ни он, ни «Петрович» больше не касались, но изменившийся взгляд советника, всегда был прямым укором, хотя один и думать забыл об этом, а второй уже и не смотрел в глаза при встрече.

В таком вот настроении, распыляя гром и молнии всем и вся, в нетерпении ожидал Буслаев возвращении своей семьи. Он сам, против обыкновения, поехал встречать в аэропорт, отменив все дела на тот день. Весь изведясь в нетерпении, он чуть было не сорвал зло на своих мальчишках вылетевших ему навстречу с визгом радости из толпы прибывших, но успокоился, лишь только увидев свою Нину. Эта женщина обладала невероятным влиянием на него, хотя совершенно ничего для этого не делала.

Мгновенная перемена в обоих была замечена довольно быстро обоюдно, стала очередным толчком укреплении переживаний у жены, и необходимости укреплять свои позиции, как главы семьи у мужа. Сомнений, как таковых, по серьезным стоящим причинам и не было, как у его так и у него, любое улетучивалось со взглядом в глаза друг другу, но что-то постоянно точило изнутри, начиная с самого утра.

Стоило только проснуться, как эти мысли катились градом, не имея под собой и малейшего основания, касались незначительных личных характеристик, которые по настоящему не могли быть подвергнуты никаким претензиям, поскольку с самого первого дня удовлетворяли друг друга.

Им бы просто поговорить, но опасение всегда наступающих за этим подозрений, отбивали любую охоту начать самому, что напоминало хождение на цыпочках мимо кровати любимой, которую жутко хотелось, как женщину, в надежде, что она проснется вот-вот, с редкими, но настойчивыми покашливаниями, шорохами, задеваниями, оканчивающимися ничем.

Оба чувствовали приближение, чего-то большого и серьезного, но старались об этом не думать, убеждая себя, что все обойдется, как всегда, чем-то мизерным и простеньким, в виде очередной ступеньки к нормальному полноценному будущему…

Рыба была прекрасным дополнением к вину. Положительные эмоции от наслаждения деликатесами несколько сподвигло с откровенности, когда уже не молодая, но вполне достоянная пара, в сопровождении одного лениво шествующего в отдалении за ними, охранника, прогуливалась, держась за руки, по набережной.

Было уже прохладно, нахлынувшие воспоминания юности согревали теплотой тогдашних отношений, возвращающихся постепенно с самого утра. Неожиданно Нина остановилась и глядя почти в упор в глаза супругу, спросила:

– Я тебе, как женщина нравлюсь?

– Ниночек, ну никак мужчина же! Разумеется…

– А фигура, там кожа…, ну я не знаю…

– Что это ты вдруг?

– Нууу…, мне кажется…, ты меня любишь, это я вижу, но я хочу, что бы ты меня хотел, как женщину.

– Ну я же и так хочу…, ааа…, ты о том, что…, ну я не знаю…, доктор сказал, что необходимо исключить стрессы…, то есть совсем исключить…

– Но это же не возможно…, с твоими нагрузками, с твоей работой…, да ты и сейчас, сам по себе стресс ходячий…

– Именно так вот он и сказал…

– И что же делать?

– Не знаю, он сказал, что если еще год так будет продолжаться, то…

– Что?

– То импотенции не избежать…

– Уедем! Уедим, бросим все! Ну вот же счастье!

– Яяя…, не знаю…, я в обойме…, я не могу…, не имею права…, яяя…

– А я что…, для тебя ничто! Вот и весь сказ… Семья тебя теряет, я боюсь…, я вижу, как ты удаляешься, может быть уже и поздно…, но я так не могу!…

– Давно ли?! Ты была тише воды, ниже травы, всю жизнь промолчал, голос теперь прорезался, что ли!… – Она опешила, раньше он никогда не кричал на нее. Он же будто и не заметил этого, но продолжал – его несло, как не родного, но постороннего, совсем неизвестного.

Даже успокоясь немного, помолчав минуту – другую, он начинал снова с того же места, на котором только остановился, будто время молчания ему требовалось для восстановления дыхания. Кирилл был уже не тем Кирюшей, которого она так любила, ценила, и ждала каждый вечер – надлом в ней произошел, оперил, придал жесткости в интонациях, отточенности во фразах, оголенности и откровенности в сути произносимого, что называется «нашла коса на камень», и такое сплоченное единство, как было прежде, начало рваться, как монета на две отличные друг от друга части…

Что ответит мой замечательный читатель на предложение выбора: удлинить свою жизнь в десять раз, стать богатым и властным, или остаться прежним, но все оставшееся время делать только доброе и богоугодное, покинув этот мир в предопределенное этому время? Уверен, подавляющее большинство, выбрав первое, будет надсмехаться над теми единицами, кто остановится на втором.

Если это читает действительно верующий человек, то ответит про себя примерно так: «Жизнь моя – ничто иное, как испытание, здесь я страдаю, проходя кратковременные и легкие, с точки зрения заупокойных мытарств, муки. Любое мучение вызывает только одну желанную мысль – быстрее бы конец, но мы не знаем доподлинно, что после этой жизни. Я верю – я Господень, а потому знаю, что именно мои поведение, действия, поступки, мои решения, ведущие к смирению – именно они здесь решают участь моей души там. Всегда проще держаться в терпении малое время, удлинять же его даже в богатстве и благополучие, значит, собственноручно продлять увеличивая испытания!

Сто, двести, тысяча лет – они, все равно конечны и для Вечности дым, рассеивающийся в никчемности ничего. Богатство… – «Богат не тот, кто имеет многое, но тот, кто не нуждается во многом» * (Святитель Иоанн Златоуст). Возможности… – можешь ли ты вернуть, хотя бы прежний день и изменить в нем хоть что-то? Нет, потому что в Провидении Господнем прожита каждая жизнь – Суд свершен, временна любые кончились, иссякло и само время, которого в Вечности вовсе нет!

Пожелать удлинить свою жизнь, в то время, когда тебя ждет вечное блаженство в случае, если ты угодил Господу – что может быть печальнее такой мысли?! Не остаться без покаяния перед смертью – вот что имеет для меня значение! Не сбиться с пути искупления до самого кончины, оставляя все на волю Создателя, ибо своя ошибочна, ибо сам человек ничего без Бога не может! Да будет воля Твоя, Господи, и да будет, как нужно тебе, но не мне. Аминь!»…

Зачем я привел эти рассуждения по поводу выбора? Что бы мой замечательный читатель, осознал насколько сумеречно сознание человека среди двух полярностей этих мнений. Каждая из них имеет и свою философию, и свою правду, соответствует своим принципам, навыкам, правилам. Твердо стоящие на этих полюсах люди, вполне могут посчитать своих оппонентов, находящимися, мягко говоря, не в своем уме, а время идет, каждый родившийся, рано или поздно упокаивается, оставляя после себя, на краткое время, память, следы – последствия земного существования каждого, причем, чаще нанесенными ранами, чем залеченным, на теле Матушки-земли, самой по себе не мстящей за свои увечья, но приютившая до поры, до времени плоть усопшего. Не зависимо от мыслей обезволенной и обесплоченной души, гниющее тело постигнет для всех одинаковая участь, а вот ее – такое же полярное либо возмездие, либо прощение…

Не происходит ничего без причины, любой день несет для нас что-то неспроста, и ничего из принесенного им не оканчивается ничем – всему есть последствия. Любое наше деяние окончится ответственностью за него, здесь на земле, еще в нашей здешней жизни временным, или там всегда более тяжким и мучительным… Лучше здесь, пусть и до конца жизни, но только здесь, каким бы тяжелым не было!…

***

Выходные окончились, самолет приземлившийся, точно по расписанию, доставил чету Буслаевых в столицу, что напомнило о начале нового отрезка событий, похожих на уже прошедшие, но в которых они сами уже не смогут быть прежними. Попытка, предпринятая Кириллом, как ухаживание за своей супругой, понравилась обоим, в ней было многое из счастливых времен, окутанных восторгом, настоящей семейственностью, той любовью, которая последнее время пряталась за попытками Буслаева казаться, а не быть.

Быть самим собой оказалось гораздо сложнее, к тому же тут выявились очень веские изменения его индивидуальности, характера, личности, настолько другие, что натыкаясь на них, он прятал находку, замещая её, чем угодно из имеющегося в его опыте.

Можно обмануть себя, но не интуицию женщины! Случаются, конечно, у них необоснованные страхи, исходящие, прежде всего, из самих себя, которые необходимо анализировать и находя, уничтожать, лишая их основы, да и далеко ни каждая слышит голос своей интуиции, чаще другие: гордыни, тщеславия, эгоизма, звучат громче и наглея, благодаря чему женщина перестает быть женщиной, не редко становясь средством для потребы, с одним желанием – продаться, как можно подороже.

Нина же, пока не увлеклась своими опасениями, вброшенными, как семена сорняка на благодатную почву, не требующую возделывания, в отличии от культур полезных и нужных, вполне слышала свои совесть и интуицию, сегодня же разум, заняв первенство, пытался искать выход, там где он совсем не требовался.

Как странно иногда приходится замечать человеку изменение в окружающей его обстановке и не понимать ни смысла происходящего, ни причины. А между тем именно он сам и является той причиной и тем катализатором происходящего. Не только наемные работники, дети, но и домашние животные, и сама атмосфера дома реагировали на охватившее обоих родителей легкое безумие, не обещавшее ничего серьезного, а только напряжение отношений.

Ох, как не любит человеческое сознание напряжение, гонит куда угодно, лишь бы подальше или туда, где есть отвлекающие факторы, сегодня их масса: компьютер, интернет, телевизор, увеселительные заведения, игрища, аттракционы и так далее, но ни одно не в состоянии заменить собой настоящее чувство, живое откровенное общение, нежную и тонкую связь душ и сердец. Не бежать от проблем нужно, не обходить, но решать, причем совместно, общими усилиями, без боязни, опасения неудобства, терпеливо, не давая усугубиться ситуации… и будь что будет!…

Мы, люди интересные существа, воспринимающие друг друга всегда одними и теми же, считающие, что и сами не изменяемся, как не изменяется и мир, нас окружающий, мы даже не видим, как меняются наши знакомые, родственники, близкие, находящиеся постоянно рядом. А ведь ничего и никого нет статичного, не претерпевающего трансформации, все, как минимум, становится старше, не хочется говорить старее, поскольку «старше», значит: опытнее, прозорливее, возмужалее, а «старее»: хуже, слабее, болезненней, дряхлее – ближе к кончине.

Мы сопереживаем тому и тем, кто стареет быстрее, завидуем, если вдуматься, даже камням: им везде удобно, их «долголетие» возмущает, спокойствие нервирует, молчаливая правота удивляет, а понимание того, что какие-то из них могут стать нашим надгробием, даже пугает. Но раз заметив это, мы забываем довольно быстро навсегда, а между тем и они меняются.

Мы и ждем перемен, особенно тех, которые могут сделать наших жен более удобными, детей более послушными и благоразумными, родителей более сговорчивыми и внимательными к внукам, подчиненных более работоспособными, только сами при этом не желаем меняться ни на йоту, считая, что и так хороши!…

Вечером первого рабочего дня, следовавшего за буквально омолодившими Кирилла, выходными, возвращаясь домой, он ожидал найти свою супругу в таком же приподнятом настроении, в романтических грезах, планах обновления, в хорошем расположении духа, но ни тут-то было. Первое, что он заметил – настороженность детей, поглядывающих на него с ожиданием не распростертых объятий, а новости, способных изменить их положение. С этим он легко справился, разбросав свои руки в стороны, раскрыв тем самым свои объятия, следующей ступенью были раздаваемые авансом улыбки домашним работникам, следом было более тяжелое испытание – жена.

Нина, сидя в удобном кресле, перед огромным компьютерным дисплеем, смотрела свою страничку в Фейсбуке:

– Как же нас все хорошо принимают, даже завидуют! Мы и правда здесь очень счастливая пара. А ведь, знаешь, все без исключения думают, что у нас все хорошо…

– Я тоже так думаю, ты меня таким счастливчиком сделала…

– Правда?… – Какая-то жесткость мелькнула у женщины во взгляде, но мгновенно устранилась, накрывшись теплым и любящим покровом. Ему стало сразу легко и уютно, почувствовав это изменение в супруге, жена растворилась в обрушившемся на нее ощущении счастья: «И чего я, дура, дуюсь… Так все хорошо!»… Обнявшись, Буслаевы со смехом, чередующимся шутками и игривостью, начали переписку вдвоем на своей страничке с друзьями и знакомыми, сожалея, что не могут прямо сейчас организовать маленькую общую «конференцию» для всех участников. Услышав шум, возню, смех, появились и мальчики, весело присоедившись к родителям:

– Господи, как же я давно о таком мечтала, давай так почаще… – это в тысячу раз лучше, чем все эти поездки в Италию, ведь там нет тебя!

– Вот именно! А в это время, пока вы там, нет ни тебя, ни мальчишек… Я так скучаю. А давай объединимся в «конференцию», поболтаем с друзьями с видеоизображением… – Через пять минут четыре пары, перебивая друг друга шутками, воспоминаниями из юности, рассказами о детях, смеялись до истерики и судорог в скулах. Веселье продолжалось не меньше часа, до тех пор, пока деткам не пришло время топать спать.

Прощаясь, пары, все, как одна, констатировали:

– Ребята, вы такие классные, как же здорово, что так все хорошо – столько лет, а вы все те же, счастливы, юны. Так держать!…

Дисплей еще не отключился…, как, забыв о нем и о конференцсвязи, супруги увлеклись мягкими, игривыми ласками, но в самый нужный момент, не дававший, несколько дней подряд сбоев, Кирилл, почувствовал слабость самого нужного органа…

Сказать, что он расстроился, значит, не сказать ничего! Нина же напротив, почувствовав его беззащитность, прониклась таким сильным чувством, что заплакала от умиления, видя страдания любимого. Как же неверно, но близко к сердцу мы порой принимаем сопереживание других людей, которых, как нам кажется, знаем целиком и полностью.

Кирилл Самуилович, видя навернувшиеся слезы на глазах жены, не смог сдержаться сам и отвернувшись, стиснув зубы, пылал от негодования, пологая, что это обида заставила плакать супругу. Не поняв же правильно его состояния, женщина немного раздосадовалась сама, но переборов себя, прижалась разгоряченным телом, обхватив его голову своими руками начала целовать макушку.

– Ну что…, ну что я могу сделать?!

– Я тебя не виню, любимый…

– Конечно…, я же вижу обиду…, и даже слезы!

– Что ты!… Что ты милый – это я от умиления… – это так трогательно…

– Что! Что трогательно? Что у твоего мужа не стоит!!!

– Ну что делать… Да нет…, я просто увидела, как ты меня любишь… – это трогательно… – Он явно не хотел смиряться со своим положением, судорожно искал выход, думая каким образом он мог бы возбудиться прямо сейчас, но все было тщетно. Главное же, муж не верил настоящей причине появления слез у возлюбленной – мужское упрямство, основанное на главенстве, которое сейчас терялось, с его точки зрения: проклятый недуг лишал его самоуверенности, осознания себя, хотя бы в своей семье, вожаком! Физическая сила, превосходство, которые он сейчас чувствовал, была не тем аргументом, нужно было большее, здесь, сейчас, теперь!

– Кирюшенька, дорогой мой, да Бог с ним, я согласна и совсем без этого, лишь бы с тобой! Ну ты же меня так любишь, ты такой внимательный, ну вспомни, ты же даже специально перед работой заезжал, что бы купить мне маленькие тортики…, и каким при этом ты был зверем!… – Внезапно его ударило будто током. «Тортики» очень живо освежили в его памяти качающуюся голову красивой официантки между его ног в тот день, когда он впервые изменил жене. Горячим потоком к гениталиям хлынул приток крови, смешалось и произошедшее в тот день, и в последние минуты жизни этой несчастной – второе возбудило до крайности, пробудив в нем зверя.

– Тортики!!!… – Крикнул ошалевший Буслаев:

– Будут тебе сейчас тортики!… – Он сорвал одеяло, оттолкнул ее от себя, Нина потеряв равновесие, попыталась опереться рукой о матрац, неожиданно закончившийся, тело ее скользнуло вниз оставив на кровати только раскинувшиеся в стороны ноги. Она вскрикнула негромко от неожиданности, совсем не понимая, как на это реагировать, попыталась привстать, но была придавлена всей массой налетевшего на ее супруга с пылающими глазами: «Наверное, играет, пытаясь так возбудиться» – пришла ей в голову совсем не подходящая для момента мысль. Поддавшись, она прикинулась испуганной, будто желающей вывернуться из под нападавшего, и почувствовала уже нешутейное воздействие: сначала, пощечина, затем толчок в грудь, после чего он уперся в груди, обхватив их полностью, будто задумался, мотнул головой и, овладев ей жестко, и неожиданно, начал вталкивать в нее все свое тело, по-другому ей определить происходившее было не возможно.

Сначала, это возбуждало, но через минуту стало больно, тем более муж с такой силой сжал груди, что терпения больше не было и она, вскрикнув, завыла. Почти разу, почувствовав толчки семени внутри себя, женщина осознала окончание насилия, что подтвердило и упавшее на нее сверху в бессилии тело мужа. Боль в каждой груди была нестерпимой, обида выжигала изнутри, но произносимые сквозь частое тяжелое дыхание извинения Кирилла, возымели свое воздействия и она успокоилась.

Кирилл же Самуилович, не совсем понимая, что именно произошло, извинялся вовсе не перед супругой, вместо которой видел официантку, именно в том виде, в котором она предстала перед ним в последние мгновения из встречи в подвале. Лишь вспомнив ее такой, он испытал не просто возбуждение, но жар похоти непреодолимой, он даже не понял, что набросился на жену, и прощение просил не за сжатые до боли и синяков груди, а за слабость, которая позволила уступить там на острове «Петровичу». Сейчас эта уже замученная и убитая шлюха занимала все место, вытеснив жену, детей, даже работу.

Сидя на животе Нины, он непрестанно извинялся. В потихонечку приходящее в себя сознание пробились черты лица жены, испуганно смотревшей на его воспаленный, хаотично бегающий взгляд. Обнаружив истерзанную жену с прокусанной до крови губой, почему-то лежавшей на полу в неудобной позе, а себя самого водруженного сверху, Буслаев совсем остолбинел, но быстро собравшись с мыслями, вскочил, испуганно заметался по спальне, потом, все таки, подбежал, окончательно придя в себя, к лежавшей, боявшейся даже пошелохнуться матери его детей, пал на колени, схватил руку и целуя ее, извинялся вновь, теперь уже адресуя свои извинения ей, проклиная про себя ту, которую считал пропавшей навсегда в глуши «Озерного края»…